Подслушивать я начал в середине разговора, поэтому не сразу стало понятно, о чём вообще идёт речь.
– Вы мне льстите, Олег Игоревич… – Смущалась женщина.
– Нет-нет-нет…! – Игикал Игожин. – Это совершенно не так. Сквозь окно я увидел его мерзкую улыбочку.
– Ну что может быть… сексуального… – Женщина вжала и без того короткую шею в туловище. – … в том, как я жую бутерброды с маслом…
"У меня обратный вопрос – что может быть ужаснее такого зрелища?"
– Ну как, чего сексуального! – Остановил свои хождения Игожин. – То, как вы обхватываете своими мандариновыми губами ломтик хлеба…
"Господи, что может быть ужаснее сравнения губ с мандаринами…"
– … то, – продолжал Игожин, – как сливочное масло с восемьюдесятью процентами жирности мажется о ваш рот… то, как вы заглатываете пережёванный мякиш…
Рвотный позыв подступил к горлу, и я отвёл телефон в сторону. Попытался забыть об услышанном. Резко стало жалко Артёма, ведь он слышит это всё воочию, и, возможно, до него даже доносится аромат сливочного масла, которое осталось на мандариновых губах престарелой тётки…
Через силу вернулся к их разговорам, надеясь, что эти извращения, наконец, закончились.
– … то, как складки на вашей шее собираются в одну точку при глотании…
На этом моменте стоит просто поглубже вдохнуть, вглядеться в небо, и попытаться увидеть на нём Бога. Прекрасного и величественного. Бога, складки на шарпейской шее которого свисают до земли и касаются наших лбов.
Твою мать! До чего же мерзкая хрень!
В общем, больших усилий мне стоило, чтобы хоть как-то пережить услышанное в трубке. Наконец, перечисления "сексуальных" сторон неизвестной мне престарелой тётки закончились. И слава Бо… слава счастливому случаю!
Дыхание Артёма, до того довольно учащённое, сейчас почти совсем сошло на нет. Бедолага, видимо, тоже чуть не окочурился из-за такой ситуации.
Игожин присел на кровать рядом с женщиной и положил длинную, как у Слендермена, руку, ей на плечо. Она не сопротивлялась. Напротив, казалось, была только рада такому жесту.
С этого момента уже не было слышно того, о чём они говорят. Игоижин что-то шептал женщине на ухо, а та мерзко хихикала. Вскоре она как бы случайно примостила руку ему на худое колено. Игожин заметил это, и краем глаза начал коситься в эту сторону.
Вдруг он схватил женщину за дряблую руку и переместил её повыше.
– …
После этого Игожин как чёртов вампир впился в мандариновые губы и повалил незнакомку на кровать.
– О. Боже. Мой. – Прошептал я и закрыл глаза. Уже даже не пытался скрыться сам, а старался как можно сильнее скрыть от себя блевотное зрелище.
В этот момент в голову полезли неприятные мысли. Я не понимал, что здесь делаю. Корил Артёма, который на кой то хрен полез в эту квартиру. Почему, вообще, судьба сложилась таким образом, что я вынужден сидеть на дереве перед чужим окном и созерцать… ЭТО?
Чем я заслужил такое?
Может, стоило быть добрее, поменьше ругаться с отцом, переводить бабушек через дорогу. Чёрт… почему я никогда не переводил бабушек через дорогу… почему они никогда не попадались мне на пути…! Долбаные бабушки! Вот из-за вас я теперь испытываю на себе самое жестокое из наказаний.
Артём тем временем сбросил трубку. Впрочем, и правильно сделал. Больше было незачем подслушивать. Незачем вообще было это всё!
Я облокотился о ствол дерева и с грустью стал смотреть вниз. Там, далеко-далеко внизу зеленели кусты и жизнь была совершенно иной. Не такой, как здесь. Кусты эти не знали тех невзгод, что пришлись на мою с Артёмом долю.
Эх, как же я завидую вам, кусты…
– Александр, я не знаю, что там происходит, снова всё затихло!
Начали приходить обеспокоенные смс-ки. Я с неохотой вернул взгляд в комнату и увидел, как над лежащей без сознания женщиной стоит Игожин, и с воздетыми к потолку руками смотрит на неё.
– Что за нахер…
В этот момент я почувствовал это.
Почувствовал, как энергия выходит из тела женщины и растворяется в Игожине. Игожин поглощал женщину. Он ел её жизненные силы. Делал это так же, как могу это и я. Но…
Но я никогда не брал столько. Я не позволял себе больше, чем эмоции человека не отдавали мне сами. А Игожин…
Игожин каким-то непостижимым образом брал столько, сколько брать непозволительно. Он забирал всё, не оставляя чужой селезёнке и капли энергии.
Эта женщина была слаба. В её престарелом тельце содержалось ужасно мало энергии. Она из разряда людей, которых называют Ординарами. Это люди, у которых по телу не циркулирует жива, а вся сила запрятана в селезёнке, и неиспользованная, чахнет внутри неё.
Игожин опустошил бедную женщину всего за несколько секунд. Даже если бы я захотел, то не успел бы остановить этот процесс.
Игожин, ублюдок. Теперь я знаю, что ты не обычный маньяк. Ты невообразимое нечто, которое как-то связано и со мной.
Эта тварь, достойная смерти, является единственным шансом найти ответ на вопрос, что произошло с Антоном Боголюбским, и в чём тайна моего переселения в тело Александра Новикова.
Теперь это становится очевидно. Мы с ним – одной природы. Возможно, он тоже переселился в новое тело из другого. Выходит, он никакой и не Игожин вовсе. Вот и становится понятной причина, почему он без зазрений совести замочил свою мать. Всё потому, что эта мать для него чужая. Он и не испытывал к ней никаких родственных чувств, а потому спокойно убил.
Вот только… для меня становится непонятной одна вещь. Почему я способен сдерживать себя, утолять голод лишь небольшими порциями и при этом не срываться на убийства. А он…
Зачем Игожину так часто убивать невинных женщин? Получается, что меньше чем за неделю он высосал до смерти энергию сразу из троих человек. Троих! Куда ему столько? Неужели голод настолько силён?
Что-то я очень сомневаюсь в этом. Что в школе, что сейчас, он не выглядел так, будто его до жути мучает нестерпимое чувство. Напротив, он, кажется, даже смаковал момент перед пожираем бедной женщины с губами мандаринами.
Значит ли это, что он убивает для удовольствия?
Ну, может, это чувство сродни оргазму? Может, он настолько подсел на эти ощущения, тот кайф, который испытывает во время того, как опустошает чужого человека, что теперь не может остановиться?
Возможно, эта точка зрения имеет место быть. Как минимум потому, что я тоже испытываю довольно приятные ощущения после и во время подпитки.
Вдруг из шкафа, не дождавшийся от меня ответа, выскочил Артём. Деревянная дверь распахнулась и с грохотом впечаталась в стену. От неожиданности Игожин подпрыгнул на месте и свалился прямо на бездыханное тело побледневшей женщины.
Артём бросился в атаку.
Глава 18
Как и всегда – действие приняло стремительный оборот.
Артём, нежданно появившийся из шкафа, ужасно напугал Игожина. Ослиный бедолага поскользнулся и завалился на ещё тёплый труп.
Рот Артёма открывался и закрывался. Видимо, он что-то кричал, но отсюда до меня долетали лишь отголоски. Если бы окно стояло пластиковое – не услышал бы вообще ничего.
Впрочем, все эти слова, которые проговаривал Артём – были боевым кличем. Он, увидев бездыханное тело взрослой женщины, тут же понял, что к чему. Становилось очевидно теперь и ему, что Игожин – убийца.
Артём, надо отдать ему должное, в этот момент хоть и растерялся, что было видно по его лицу, но в состоянии аффекта, всё же, не испугался, и не убежал прочь. А бросился в атаку на осло-киллера. Хотя и… мне Игожин, пока что, нужен был живым. Но, зная боевые способности Артёма, я не сомневался, что до летального исхода тут не дойдёт.
И тут произошло странное.
Артём, тот самый белобрысый хлюпик, которого я из-за немощности пощадил в тот день на заброшке, сейчас вытворял такое, чего я никак от него не ожидал.
Он, оттолкнувшись от пола и как опору используя кровать, ногами вперёд полетел прямо на Игожина. Тот, только успевший подняться на ноги, тут же отлетел к стене и ударился об неё головой. Но Артём на этом не остановился.
Тут же подобравшись к противнику, уже и без того стоящему на полусогнутых, вдавил кулак ему в живот. Когда от боли Игожин согнулся, опустив голову вниз, Артём добил его коленом в подбородок.
Игожин слёг.
Артём, видимо, сам от себя такого не ожидая, начал растерянно крутиться по сторонам, будто готовился к подходу следующих противников.
Я начал размашисто двигать руками, чтобы он меня заметил. Увидев периферийным зрением гигантскую птицу, что занималась рукоблудием за окном, Артём обернулся. Первой его реакцией был испуг. Он резко отшагнул назад и присел на кровать. Когда пятая точка коснулась мандариновых губ, он, будто дотронувшись до горячей плиты, вспрыгнул на ноги. Наконец, признал во мне знакомого человека.
С немым недоумением сверлил меня глазами на протяжении полуминуты, пока я не набрал его по телефону.
– Ал-ло, Артём Ван Дамм, загляни в коридор и скажи мне, есть ли в этой квартире домофонная трубка.
Парень ещё некоторое время потупил, а потом отправился в коридор.
– Да, есть. – Ответил он.
– Хорошо. Значит, сейчас аккуратно открой входную дверь и узнай номер квартиры. Сообщи его мне.
Парнишка послушно выполнил моё поручение и сказал необходимые две цифры – "Тридцать три".
Я аккуратно, дабы не расшибиться, слез с дерева, обогнул дом и, подойдя к подъезду, набрал на домофонном табло необходимый номер. Дверь пропиликала мне своё приветствие, я вошёл внутрь, взобрался на третий этаж и тихонько захлопнул за собой дверь тридцать третьей квартиры. Благо, в подъезде ни с кем не пересёкся.
Артём с потерянным видом дожидался меня на пороге. Прямо позади него виднелась та самая спальня с двумя людьми, валяющимися без сознания.
– Что… что будем делать? – Спрашивал он, озираясь.
– Не паникуй только. – Попытался успокоить я Артёмку. – Щас разберёмся.
Я прошёл в комнату и оглядел её. Изнутри она казалась слегка шире, потолки выше. Пахло… нет, воняло – несвежей одеждой, потом и чем-то горелым. С этого ракурса шкаф представлялся не таким уж и маленьким, а вот Артём, прильнувший к нему спиною – совсем ребёнком. Коим он, впрочем, и являлся.