Дивизионный генерал Карлос Сантьяго Рамирес, которого заговорщики планировали на пост будущего министра обороны, чётко сформулировал причины вооружённого выступления военных: «Злоупотребления так называемых демократов — обман, демагогия, применение силы, ограничение прав человека, административные извращения, пренебрежительное отношение к экономическому и территориальному суверенитету Венесуэлы».
При подготовке восстания Чавесу пришлось столкнуться с проблемой сотрудничества «MBR-200» с левомарксистскими партиями и организациями. Он знал, что идея совместного участия в перевороте не одобряется большинством военных участников, антикоммунистические убеждения которых преодолеть было невозможно. Поэтому Чавес законспирировал свои контакты с руководителями левых организаций. Рвать с ними он не собирался, поскольку в будущем их поддержка могла стать жизненно необходимой.
На фоне слухов о приближающемся восстании активизировалась партия «Bandera Roja». Она вовлекала в свои ряды военнослужащих низшего и среднего звена. Чавес не без основания считал, что лидер BR Габриэль Пуэрта Апонте укрепляет свои позиции в армии для того, чтобы перехватить инициативу и захватить контроль над «MBR-200» изнутри. Его опасения подтвердились, когда BR и «сержантско-капитанский сектор» в «MBR-200» подписали так называемый «Пакт Сан-Антонио».
Получив текст документа, Чавес незамедлительно принял меры для объявления его «не имеющим силы». Военные, подписавшие пакт, надолго лишились доверия Чавеса. Он сделал для себя вывод: руководство BR намеренно вбивает клинья между подполковниками, создателями «MBR-200», и младшими офицерами, заявляя, что подлинно революционной силой в армейских рядах являются именно они.
Информация о том, что в BR проникли агенты тайной полиции DISIP, поступила от Мари Барахо, которая работала аналитиком в военной контрразведке DIM. Она поддерживала отношения с капитаном Антонио Рохасом Суаресом, членом «MBR-200», и была «ушами и глазами» «Движения» в стане противника. По данным Барахо, агентура DISIP в рядах «Bandera Roja» пыталась выяснить долгосрочные планы военных заговорщиков, имена руководителей «MBR-200».
Как провокацию воспринял Чавес требование BR на выделение им квоты «ответственных постов» в будущем правительстве. Разве для делёжки министерских кресел было создано «Движение Боливарианской революции»? Все эти годы цели революционеров-боливарианцев не менялись: взорвать смердящий «порядок» в стране, укрепить своё присутствие в рядах армии, чтобы очистить её от коррумпированного генералитета, и с оружием в руках гарантировать стране процесс мирных реформ. Очень приблизительный список лиц, которые могли бы войти во временное правительство, у боливарианцев был, но себя они в него не включали. Трудно было предугадать, кто выйдет живым из вооружённой схватки с режимом Переса.
Обозначившиеся разногласия между «MBR-200» и BR вызвали недовольство Пуэрты Апонте. Он всё еще скрывал свои настроения от членов «MBR-200», но Чавеса стал считать личным врагом. Объяснение этому было найдено сугубо политическое: Чавес — не революционер, только имитирует свою близость к левым силам, на самом деле он является пешкой правоконсервативных сил и прикрывается левонационалистическими лозунгами.
Дело дошло до того, что в BR заговорили о необходимости «избавиться» от Чавеса. Была запущена фальшивка о его «предательских отношениях» с министром обороны Очоа, о заключённом ими пакте о разделе власти после переворота. Для проведения теракта против Чавеса были подобраны исполнители.
Однажды поздно вечером в дверь «Майсантеры» — дома, в котором жил Чавес, — на 11-й улице в Сан-Хоакине (штат Карабобо) постучал офицер, член BR, один из участников предстоящего выступления. «Надо срочно встретиться, — сказал он. — Приходи в пивную в Кагуа». Когда Чавес вошел в полупустой зал, то, к своему удивлению, увидел, что за дальним столом в облаке табачного дыма его дожидаются четверо молодых офицеров — напряжённых, настороженных. Они обвинили Чавеса в том, что он в очередной раз дал отбой вооружённому выступлению. В этот день на базе Либертадор традиционно проводился праздник, посвященный годовщине национальных ВВС. Замысел заговорщиков заключался в том, чтобы разом, «атакой с воздуха» и при поддержке наземных частей, захватить президента Переса, его министров и высшее военное командование. Осуществление плана пришлось в самый последний момент остановить: не все командиры частей «MBR-200» находились на месте, в том числе Франсиско Ариас, командированный в Израиль для закупки вооружения для своей части.
Чавес пытался объяснить сложившуюся ситуацию, но офицеры ему не поверили. Прозвучали откровенные угрозы. Только тут Чавес заметил, что собеседники настроены крайне агрессивно. Они не принимали никаких объяснений, говорили всё громче, привлекая внимание присутствующих. Чавес резко прервал разговор, бросил на стол деньги и ушёл, не желая продолжать бесполезную перебранку. Позже, уже в тюрьме, Чавес узнал от одного из участников встречи в пивной, что его той ночью собирались убить. Спасло его только то, что никто из «четвёрки» не осмелился взять на себя инициативу.
Несмотря на обвинения в «трусости» и даже «предательстве», Чавес следовал своей линии: для выступления необходимо дождаться самого благоприятного момента. Надо застать врасплох лояльные правительству силы. Эффект неожиданности — первостепенный фактор успеха. Ну а пока приходилось маневрировать, гасить конфликты среди заговорщиков, даже договариваться о «квотах» в будущем переходном правительстве. Так, в полдень 1 января 1992 года Чавес и Ариас конспиративно встретились с руководителями партии «Causa R» Пабло Мединой и Клебером Рамиресом. Обсудили ситуацию в стране и пришли к выводу, что с выступлением больше нельзя затягивать. Определили содержание первых декретов «новой власти», соотношение представителей от военных и партии «Causa R» в будущей Гражданско-военной хунте. Если верить воспоминаниям Медины, Чавес и Ариас не претендовали на высшие посты в хунте. Им на выбор были предложены Служба президентской охраны (Casa Militar) и командование столичным гарнизоном, и они не высказали каких-либо возражений.
Ещё через неделю на другой встрече с руководством «Causa R», на которую пришли Медина и Али Родригес (будущий министр боливарианского правительства), Чавес сообщил, что восстание намечено на начало февраля, когда президент Перес будет возвращаться с экономического форума в Давосе. Тут же возник вопрос об оружии для волонтёров из «Causa R». Если оно будет, партия примет участие в выступлении и поддержит военных при штурме дворца Мирафлорес. Речь шла о трёхстах бойцах. Чавес заверил, что оружие есть. Договорились, что оно будет передано Али Родригесу вечером накануне восстания.
Звонок из Мирафлореса раздался около полуночи 2 февраля. Один из агентов «MBR-200», используя ранее обусловленный код, сообщил Чавесу точную дату и время возвращения президента. С этого момента начала стремительно разворачиваться пружина заговора.
Чавес вспоминал, что перед броском в неизвестность провёл несколько часов в кругу семьи: «Я отправился домой, чтобы проститься с детьми, с Нанси, оставить ей банковский чек и все наличные деньги. В ту ночь я не спал, просматривая документы, переживая сложные чувства из-за того, что наконец подходит к финалу один этап жизни и, кто знает, начнётся ли другой этап, или всё этим и завершится».
…Вновь переступить порог «Майсантеры» Чавес сможет только через 17 лет. В сопровождении дочерей Росы и Марии он пройдёт по тесным комнатам, покажет им, где стояли их кроватки и где он, на всякий случай, уничтожал «лишние» бумаги. На вопрос журналистки, может ли Чавес что-то рассказать о жизни в «Майсантере» после стольких лет отсутствия, он ответил, что сделать это ему очень трудно, потому что он боится расплакаться. Он не сказал ни слова, но все увидели: глаза президента увлажнились, и он почти минуту молчал, пытаясь справиться с нахлынувшими чувствами…
В понедельник 3 февраля Чавес надел спортивную форму и, имитируя обычную утреннюю пробежку, сделал с маршрута «разминки» несколько звонков с телефонов-автоматов. Первому сигнал о «часе D» он подал в Маракайбо Франсиско Ариасу. Под его началом находилась ракетно-артиллерийская часть «Хосе Тадео Монагас». Потом Уго оповестил командиров частей в Маракае и в штате Арагуа — на границе с Колумбией. Сложнее всего было связаться с Хесусом Урданетой, который находился в служебной командировке. Уго каждые полчаса звонил ему, но тот появился в своём батальоне в Маракае только к полудню. Урданета взялся за дело, даже не успев повидаться с семьей. Все командиры подразделений, привлечённые к выступлению, были своевременно оповещены о наступлении «часа D».
Некоторые руководящие члены «MBR-200» отказались от участия в выступлении, среди них — Рауль Бадуэль. Он объяснил это отсутствием у него в подчинении боевого подразделения. Другая версия его пассивности 3–4 февраля — стремление сохранить ячейки конспиративного аппарата в армии на случай поражения мятежников. Поговаривают также, что Бадуэль не был уверен в успехе предприятия. Свои сомнения он якобы откровенно высказал Чавесу, но отговаривать его от выступления не стал.
Заговорщики не могли знать, что в их рядах оказался предатель «последнего часа»: капитан Рене Химон Альварес. Чавес многое сделал для успешной карьеры этого офицера, которого знал с 1982 года, когда тот был ещё кадетом. Химон производил впечатление убеждённого боливарианца. После выпуска из академии его направили служить в Ла-Маркесенью, туда, где начинал сам Чавес. Бывая в Баринасе, Уго непременно заглядывал к подопечному, давал ему советы, познакомил его со своими друзьями в городе.
По мнению Чавеса, «перерождение» Химона началось после его перевода в академию на преподавательскую работу. Он начал пропускать конспиративные встречи, потерял интерес к привлечению в «Движение» новых членов. Объясняли это тем, что Химон влюбился в дочь начальника академии генерала Дельгадо Гайнса и амурные дела отодвинули на второй план всё остальное. Женится, всё войдёт в норму, надеялся Чавес. Оказалось иначе. Когда капитан встал перед выбором: участие в выступлении или семейна