– Что ты несешь? Там отец, мать, сестра. Как они здесь будут?
– Ага, значит, моя мать может здесь жить с полоумной бабкой, а твои нет?
– Твоя же мать все равно одна…
– И поэтому должна отдать нам свою квартиру?
– Значит, ты ничего не хочешь для нас сделать?
– Не хочу.
– Значит, ты просто меня не любишь?
«Не люблю», – чуть было не ляпнул Алексей, но удержался, хотя вдруг с внезапной ясностью понял, что не представляет свою жизнь рядом с этой женщиной. Он сказал только:
– Не болтай чепухи и ложись спать. Я устал, как собака.
Он отвернулся к стене и, несмотря на гнусное настроение, все же быстро уснул. Ляля немного подождала, что он обернется и начнет мириться, но, заглянув пять минут спустя через его плечо, увидела, что Алексей уже спит. Тогда она натянула на голову одеяло и тихонько заплакала.
…Плакала она оттого, что личная жизнь не устроена, что годы шли, а принц на белом «мерседесе» не появлялся. Объявился скромный работник уголовного розыска, помешанный на своей малооплачиваемой работе и непонятных ей высоких идеалах, да и он ее, Лялю, похоже, не любит. Плакала она оттого, что, видимо, все придется начинать сначала, снова с кем-то знакомиться, переживать период нерешительного ухаживания, проявлять настойчивость, чтобы склонить поклонника к мысли о браке. Но все это еще ничего не значит, потому что в самый последний момент так легко передумать и уйти от женщины, которая поверила в то, что главная задача ее жизни решена. И еще громче хотелось зареветь оттого, что врачи настоятельно советовали ей родить ребенка, чтобы избавиться от жутких болей во время месячных, а рожать так, без мужа, не имея иных средств существования, кроме пособия и скромной родительской пенсии, она не могла себе позволить. Вот и приходилось горько реветь от собственной глупости и неумения удержать мужчину.
Наплакавшись вдоволь, она вспомнила, что завтра на работу, что через несколько дней дадут зарплату и можно будет зайти в любимый магазин за понравившейся блузкой, что ей еще пока двадцать пять и у нее есть еще шанс. С этой мыслью она отвернулась от Леонидова и заснула тяжелым сном без всяких сновидений.
Глава 4О ЧЕМ ПРЕДПОЧИТАЮТ УМАЛЧИВАТЬ ЛЮБОВНИЦЫ И ЖЕНЫ
Это утро было для Леонидова еще гаже предыдущих. Проснувшись, он не сразу сообразил, где находится, а слегка придя в себя, тут же метнулся в ванную, чтобы не разбудить Лялю. События вчерашнего вечера вовсе не располагали к общению с ней. В квартире было тихо, бабулька еще не вылезала, наслаждаясь покоем утреннего сна и отсутствием родни. Алексей умылся, тихонечко оделся, решив перекусить где-нибудь по дороге. Ляле на работу к десяти, по утрам она не очень спешила, и предусмотрительно поставленный на восемь будильник еще не зазвенел, он обрадовался и на цыпочках прокрался в комнату. Нагнувшись над кроватью, Алексей поцеловал женщину в плечо, пробормотал «спи-спи» и поспешил выйти.
Счастливой походкой освободившегося от кошмара человека, чуть ли не вприпрыжку, он скользил по тротуару, наслаждаясь утренней Москвой. Леонидов любил эти недолгие часы, когда на улицах было немного людей, немногочисленные прохожие спешили по делу, не заглядывая праздно в витрины магазинов. Вид занятых людей действовал на него успокаивающе.
План на сегодняшний день он составил, себе боевой. Для начала необходимо было посетить красивую девушку Лану, которая почему-то умолчала о том, что в день убийства ждала от Серебрякова крупную сумму денег, если, конечно, она действительно ее ждала. Но Леонидов решил действовать напористо и с полной уверенностью в том, что так оно и было. Интуиция его подводила редко, но иногда, как говорится, метко.
«Опять этот чертов подъезд, – подумал он, подходя к знакомому дому. – Хожу каждый. день, как на работу, и каждый раз меня обводит вокруг пальца какая-то шлюха. Уже омерзение чувствую к этим облезлым цветочкам», – накручивал он себя, поднимаясь на седьмой этаж. С Ланой на этот раз хотел обойтись жестко.
Каждый раз, поднимаясь в этом лифте, Алексей невольно втягивал голову и живот, представляя, как на седьмом этаже притаился убийца. И каждый раз он готов был тут же упасть на пол, пытаясь спрятаться от безжалостных пуль. Но сегодня лифт открылся как обычно, никакого убийцы на этаже не было, в лифте стояла приятная девушка, с каштановыми вьющимися волосами. День был по-летнему солнечный и ясный. Свет пробивался сквозь пыльное окно широкой полосой, от этого глаза девушки казались почти синими.
«Остановись, мгновенье. А ведь я ее знаю, – подумал Алексей, задерживая лифт.
– На похоронах пенсионеров Завьяловых она стояла рядом с Леной. Значит, старшая сестра, Александра Викторовна Завьялова».
– Здравствуйте, Александра Викторовна. День-то какой сегодня? – Тема погоды была достаточно банальной, чтобы познакомиться с девушкой, зато беспроигрышной.
– Мы знакомы?
– Пока нет. Леонидов Алексей Алексеевич. Веду следствие по делу об убийстве ваших родителей. Простите, ради бога, – пробормотал он, видя, что в чудесных синих глазах появились слезы. – Не; надо плакать, Александра Викторовна. Преступника я найду, его будут судить, хотя вам от этого, наверное, не легче.
Леонидов наконец посторонился, пропуская девушку в лифт.
Саша оглянулась:
– Вы к сестре?
– Нет, к ее соседке. А почему вы так подумали?
– Может быть, Лена что-то слышала. Неужели она ничем не может помочь?
– Я обязательно с ней побеседую. Мне очень жаль; что у вас такое горе.
– Лена должна была почувствовать. Она не могла сидеть спокойно в комнате, когда мама и папа… там, в этом лифте… Я бы обязательно вышла.
– И это вряд ли бы помогло; Убийце все равно, сколько свидетелей убрать: двух или трех, поверьте: И не вините сестру.
– Да-да, я понимаю. До свидания.
– Александра Викторовна, вы не будете возражать, если мне с вами придется побеседовать?
– Все, что знаю, я готова рассказать, если это поможет. – Она нажала на кнопку, и двери лифта закрылись.
– До свидания! – запоздало крикнул ей вслед Алексей.
Несколько минут он стоял перед железной дверью, надежно отделяющей квартирную секцию от площадки, на которой были расположены лифты.
«Какие у нее глаза! С ума можно сойти, какие глаза. И никакой косметики. Постаралась матушка-природа. И кто-то женится на таких девушках, делит с ними постель, завтраки и ужины и воспитывает совместных детей… А действительно, почему Елена Завьялова не подняла панику, когда в положенное время ее родители не вернулись из театра к началу любимого сериала?» – подумал Леонидов, нажимая кнопку звонка.
Сегодня Лана открывать дверь не спешила. А когда открыла, Алексей увидел, что шикарного пеньюара на ней нет. Она была одета в старенькие джинсы и свитер, лицо без косметики, слегка помятое, а его цвет нуждался в коррекции тональным кремом.
– Здравствуйте, Светлана Анатольевна.
– Пришел?! Ты пришел? – Она схватилась за волосы, не уложенные в прическу, и явно пожалела, что на лице нет макияжа.
– Як вам сегодня как лицо официальное. Все наши амуры оставим в прошлом, тем более что я обиделся и глубоко разочарован. Поэтому буду признателен, если ко мне будете обращаться на «вы» и «Алексей Алексеевич». Пройти разрешите?
– Ну-ну, Алексеевич. Что, начальство отчитало? А жаль, могли бы продолжить. Ты на всякий случай еще подумай.
– На «вы», если не затруднит, – напомнил он в прихожей. – Иначе я пришлю вам повестку, а потом, если не явитесь, потребую доставки в принудительном порядке. Не хотите разговаривать здесь – не надо. Что выбираем?
– Ладно, мент, пусть будет Алексеевич.
– Очень хорошо, особенно если проигнорировать «мента». Если вы согласны дать интересующие меня показания, Светлана Анатольевна Антонова, тогда будем составлять протокол. Со стола приберите, пожалуйста, а то тут с позавчерашнего дня мало что изменилось.
– Храню память о нашем милом ужине. Ты в тот вечер, когда на работу пришел, тоже все запротоколировал? Записал в подробностях, как со свидетельницей выяснял на практике интимные привычки Серебрякова?
– Не получается у нас с вами. А повод у меня серьезный. Долго же вы меня за нос водили, Светлана Анатольевна. Этакая беспомощная овечка, оставшаяся без средств к существованию. Несчастная девушка, пострадавшая больше всех от безвременной кончины благодетеля.
– Что ты несешь? Ох, простите, уважаемый Алексей Алексеевич. Какой это навар я получила с Шуриной смерти?
– Да приличный, если верить полученным мной из верного источника сведениям.
– Эта крашеная завистливая дрянь, что ли, верный источник? Ну, чего она там про меня наплела?
– Позавчера, когда вы вызвали меня, чтобы поведать о звонке Серебрякова в день смерти, вы были со мной вполне откровенны?
– Куда уж откровеннее.
– Я имею в виду ваши слова, а не действия.
– Все, что хотела сказать, я сказала.
– Да. Но было то, о чем вы почему-то предпочли умолчать.
– Не понимаю я, чего тебе надо. Что ты все в душу ко мне залезть норовишь? Есть вещи, в которых женщине не хочется признаваться, тем более мужчине, которому она хочет понравиться.
– Прекрасная философия. Я тронут. Что мне необходимо сделать, чтобы ты начала меня ненавидеть и ничто не мешало бы тебе открыть свою не очень-то чистую душу?
Лана достала свои дорогие дамские сигареты, закинула ногу на ногу. Леонидов, внимательно разглядывая ее в дневном свете, начинал замечать все больше недостатков в идеальной, как ему недавно казалось, внешности. Алексей пригляделся к волосам Ланы и увидел, что растут они как-то странно, образуя на лбу треугольник. Возле выщипанных бровей появились отдельные волоски, ломающие тщательно продуманную линию.
«И не такая она красавица, как мне показалось. Почему позавчера я всего этого не замечал, оглох, ослеп и покорно делал то, чего она от меня хотела? Бред какой-то.
– Ну так я жду, Светлана Анатольевна, терпеливо жду, когда вы мне начнете рассказывать, что Серебряков вез вам крупную сумму денег и куда они подевались, когда он упал в том проклятом лифте с двумя пулями в голове.