И еще: возвратился из командировки некий человек, который выгуливал в тот вечер собаку, несмотря на дождь. Осталось только провести опознание. Думаю, он укажет время, когда вы вышли из подъезда. И наконец, приятный сюрприз.
Жестом неудавшегося фокусника Леонидов вытащил из кармана видеокассету.
– Вчера вечером искал в вашей видеотеке интересный фильм, Елена Викторовна. Хотелось зрелища на сон грядущий. Ни за что не угадаете, как мне повезло. У вас ведь на этой полке порядочек, все пронумеровано, все в тетрадочку отдельную записано. Вот под номером шестнадцатым есть такая вещь: «Лена и Володя» называется. Как меня эта надпись заинтересовала! Конечно, при живых родителях на полке вы ее не держали, нет, но в последнее время захотелось, наверное, посмотреть. Может, стремились понять, ради чего все дело затеяли и стоит ли игра свеч? Я тут глянул и смело могу сказать: не стоит. Неприглядное зрелище, но достаточное, чтобы быть продемонстрированным на суде в качестве доказательства вашей связи с Владимиром Заневским. Показ, разумеется, при закрытых дверях и детям до шестнадцати, а то и до двадцати. Лена позеленела:
– Вы не имеете права. Вы не будете это показывать.
Заневский вскочил со стула:
– Ты, дура, я велел тебе все сжечь! Какая же ты…! Умной себя считаешь? Ты со своим умом в тюрьме теперь сгниешь. Господа следователи, я готов дать показания. Эта женщина сама меня на все натолкнула! Сама!
– Я никого не убивала. Надеюсь, что суд учтет мое раскаяние. Я только жертва этого психопата. У меня во всех случаях стопроцентное алиби.
– Что? Да ты сама психопатка! «Идеальное убийство, никто не догадается!» Да я до тебя был человеком, пусть плохим, но не скотиной. Зачем ты меня все время накручивала? Дайте мне бумагу, я напишу.
– Пишите, Владимир Владимирович, пишите. Лена вдруг осознала, что все происходит именно с ней и именно против нее сейчас даст показания этот совсем еще недавно самый близкий человек, ради счастья с которым она убила собственных родителей, и истерично завизжала:
– Уроды! Все уроды! Ненавижу мужиков!
– Леша, Александру уводи! Зови конвой и кого-нибудь с валерьянкой – у нее истерика! – крикнул Матвеев.
В кабинет влетели два милиционера, Леонидов поспешно вывел Сашу в коридор. Ее трясло, как от соприкосновения с электрическими контактами, он сжал ее челюсть, чтобы прекратить стук дрожащих зубов.
– Все кончено, уезжай отсюда.
– К-к-куда?
– К маме.
– Н-н-не могу. Мне нехорошо. Леонидов задвинул Александру на стул:
– Посиди, я сейчас.
Он бросился в кабинет за водой. Там Лена Завьялова билась на грязном полу, рыдая и царапая ногтями затоптанный линолеум. Владимира Заневского уводил конвой. Матвеев подозвал Алексея:
– Давай домой, Леша, нельзя Александру сейчас оставлять, кто знает, что ей в голову взбредет после сегодняшнего. А здесь уже и так все ясно.
– Сказал он, где труп Ланы?
– Сказал. Наши сейчас поедут. В лесу спрятал. Обвинение мы теперь им предъявим, факт, выпускать по истечении трех положенных суток не придется. А ты сегодня свободен. Вези Александру домой, сыщик.
Леонидов вышел в коридор, напоил водой затихшую Сашу.
– Я с тобой. Поехали. – Он тихонько, как тяжелобольную, повел ее на улицу.
Леонидов не повез Александру домой. Лишние люди и лишние расспросы в таком состоянии еще больше выбивают из колеи. Когда ему самому было плохо, Алексей сторонился многолюдья. Он выбирался на прогулку, но не на Красную площадь и не в шаркающую многочисленными людскими шагами напряженную тишину музеев и галерей. Он просто ехал за город, подальше от Москвы, туда, где каменные ступени небоскребов постепенно сходили на нет и исчезали среди ветвистых деревьев.
Они ехали в полупустой затоптанной электричке, и Саша, прислонившись к его плечу, молча смотрела в грязное окно. Говорить им не хотелось. Мимо проносились, сменяя друг друга, куски чужой непонятной жизни, люди куда-то перемещались, решали свои мелкие и глобальные проблемы, покупали еду и вливали в себя напитки. На одной из станций Алексей потянул Сашу за рукав:
– Давай выйдем.
Она пошла, как ручное животное, слепо доверяющее свою хрупкую жизнь другому, более разумному существу.
Они спустились с платформы и по тропинке вступили в плотные ряды замерших под блеклым солнцем деревьев. В лесу было тихо. Грибники, сошедшие вместе с ними с электрички, потянулись дальше, в самую глушь, где пахло сыростью и слежавшейся хвоей. Алексей и Саша молча пошли по самому краю леса, где солнце вплотную соприкасалось с желтеющей листвой и было празднично и светло: Они трогали шершавые стволы берез, разглядывали сквозь листву полинявшее небо. Саша, нагнувшись, подобрала несколько ярких листьев.
Ничто так не успокаивает, как тишина леса, изредка прерываемая шорохом опадающей листвы. В осеннем лесу приходит вера в то, что всякая смерть – это всего лишь сон и после долгого холодного затишья неизменно наступит новое тепло и новая жизнь.
– Скоро весна, – неожиданно для себя сказал Алексей.
Саша вздохнула:
– Долго еще. Вот Новый год – скоро.
– Пойдем, гриб поищем. Сережка обрадуется.
– Ты что, я же в туфлях!
– А мы с краю, по елочкам.
У густых пушистых елок Леонидов, оглянувшись на всякий случай, прижался к Сашиным губам. Это была сейчас даже не любовь, а острая нежность к обманутому, доверчивому существу, которое не знает, как дальше жить, кому верить и на кого опереться. Он успокаивал Сашу, гладя теплые кудрявые волосы, и машинально уговаривал и себя и ее:
– Все будет хорошо. Все будет хорошо. Не может не быть. Мы такие хорошие, что не заслужили ничего плохого, просто надо всегда быть вместе. И все будет хорошо…
– Все будет хорошо… – эхом откликнулась Саша.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Пролог
Зиму, как обычно, предсказывали суровую, но она не оправдала ожиданий. Морозы продержались только до середины декабря, потом уже стало непонятно: то ли это преждевременно начавшаяся весна, то ли некстати вернувшаяся осень. Не поддающееся конкретному определению время года поставило в тупик морально готовых к борьбе со стихией москвичей, и люди отчаянно ругали зависший как раз в центре материка антициклон, гадая, в чем придется встречать Новый год – в купленных на премию дубленках или некстати убранных поглубже в шкаф осенних пальто. Самый любимый для каждого русского человека праздник туманно расплывался в ноздреватом снежном киселе.
Как раз в эту неприятную погоду поздно вечером в квартире Леонидовых зазвонил телефон. Они давно уже уложили сына и залезли под теплое пуховое одеяло, отгородившись от непогоды. Саша, переживающая в этот момент события какой-то очередной мелодрамы, показываемой по телевизору, вздрогнула и толкнула в плечо сладко сопевшего носом Алексея:
– Леш, тебя, наверное.
– Да ну их! – пробормотал Алексей, но сонно потянулся к трубке.
– Да, слушаю. – Больше всего оперуполномоченному Леонидову не хотелось, чтобы это был звонок с работы. Перспектива окунуться в размазанные дождем сугробы подействовала как холодный душ, он проснулся, но услышал смутно знакомый женский голос, который предельно вежливо уточнил:
– Алексей Алексеевич?..
– Да, именно.
– Вас беспокоит Ирина Сергеевна. Серебрякова. Фирма «Алексер». В сентябре вы расследовали дело об убийстве моего мужа. Помните?
Да, да, конечно! Это дело соединило судьбы Леонидова и Александры, и забыть его он теперь не сможет никогда.
– У вас что-то случилось?
– Понимаете, ситуация в коллективе осложнилась… Я очень беспокоюсь. Видите ли, Алексей Алексеевич, фирма решила организовать отдых сотрудников в рождественские каникулы: неделя в одном подмосковном санатории. И представьте, тридцать человек, которые находятся между собой в состоянии «холодной войны»…
– Так не организовывайте.
– Мне хотелось бы сгладить возникшее напряжение. Гораздо лучше, если люди в открытую выясняют отношения, а не сплетничают в кулуарах и не строят тайно друг другу козни. В связи с этим у меня к вам просьба.
– Хотите навязать мне роль рефери в предстоящем боксерском поединке?
– Ну, в некотором роде. Я перед вами в долгу. Вы так блестяще разоблачили убийцу мужа, и при этом невиновные люди не пострадали. Хочу предложить вам, Алексей Алексеевич, поехать с нами. Там великолепная спортивная база: отдохнете, поплаваете в бассейне, поиграете в теннис…
– Теннис – игра богатых. У меня даже мячика нет, не говоря уже об остальном, одна экипировка обойдется мне грандиозным провалом месячного семейного бюджета. К тому же я недавно женился.
– Да? Поздравляю! Так это же прекрасно: проведете время с женой, без всяких хозяйственных хлопот, насладитесь отдыхом.
– У нас еще сын семи лет.
– Что вы говорите? Как быстро дети нынче растут! – попыталась пошутить Ирина Сергеевна. – Что ж, это тоже не проблема. У многих наших сотрудников есть дети приблизительно такого же возраста. Двухместный номер вас устроит?
– Мне не нравится общество ваших сотрудников. Знаете, Ирина Сергеевна, у меня до сих пор неприятный осадок на душе, к тому же неловко себя чувствую, принимая акты благотворительности.
– Что вы, Алексей Алексеевич, это я вам буду очень обязана. А насчет сотрудников, может быть, вы не совсем правы? Кстати, Глебов теперь снова у нас. Аню Барышеву я тоже пригласила вместе с мужем, хочу, чтобы с Нового года она опять начала работать в магазине.
– Я за них рад.
– Прошу вас, не отказывайтесь. Вы почти всех знаете, со многими беседовали, при вас люди будут себя сдерживать и ничего плохого не произойдет.
– Вы чего-то боитесь?
– Боюсь. У меня такое предчувствие, как будто случится что-то плохое. Как надвигающийся грозовой фронт, который и мимо может пройти, и молнией запросто ударить. Поймите, мне больше не к кому обратиться.
– Мне надо обсудить ваше предложение с женой.
– Конечно, конечно. Посоветуйтесь, все обдумайте. Там прекрасные условия, трехразовое питание, своя лыжная база.