Валерий Иванов умер от удара в висок, потом его отнесли в холл, стукнули для верности о стол и положили там, где еще недавно лежал Паша. Далее предприимчивые молодые люди начали создавать инсценировку «случая»: они сообразили расширить пролом в перилах и скопировать позу, в которой день назад пребывал коммерческий директор. Утром Костя Манцев разбудил Ирину Сергеевну и рассказал ей созданную коллективом версию о том, что они попытались уговорить Валерия Иванова чистосердечно признаться, он не захотел, завязалась драка и управляющий умер от удара головой, уж не берусь сказать обо что. Скорее всего, так. Конечно, Ирина Сергеевна сочла, что возмездие справедливо, а сор из избы выносить незачем, и решила с помощью денег все это дело замять. Версия для милиции – о самоубийстве – прошла на ура у всех. Первый удар в висок приехавшая милиция и начинающий, не уверенный в себе эксперт успешно проигнорировали, как и следы снотворного в организме, и управляющего благополучно отправили в морг. Вот так.
А отчего покончила с собой Ольга? Просто ситуация загнала ее в угол. Она вообще была девушка очень впечатлительная и, когда попыталась понять, что дальше будет с ее жизнью, не выдержала – и выпила оставшиеся у нее таблетки.
Так что никакого маньяка здесь нет, опасность никому не грозит, все могут спокойно разъехаться по домам. Если смогут, конечно.
– Интересно вы здесь все рассказали, – выдохнул, наконец, Семеркин. – Сразу видно, что из МУРа. У вас там любят красиво сочинять! А мы люди простые. Доказательства есть у вас? Орудие убийства? Факты? А сказки мы и сами писать умеем.
– Не сомневаюсь. Да мне, собственно, и дела до этого нет. Я тут вообще лишний. Разбирайтесь сами, как кого наказывать. Я просто хотел успокоить тех, кто здесь ни при чем, и ускорить процесс отъезда. Надоело все.
Неожиданно вскочил с кресла налившийся кровью Липатов:
– Нет, на меня валит, а? Сука! Меня будете сажать? Шестерку, как же. Да кто его держал, кто за шею его держал?
Манцев взвился, кинулся к нему. Туда же бросились Иванов и Глебов.
– Ты что, сдурел, он тебя на дурачка берет! Замолчи ты, урод! – Иванов рукой зажал Липатову рот, Глебов неловко суетился рядом, хватаясь то за стакан, то почему-то за полотенце.
– Нет, а почему я?! – никак не унимался Липатов. Семеркин наконец опомнился и заорал:
– Я сейчас буду привлекать за клевету! Нам чересчур умные не нужны!
– Да замолчите вы! – не выдержала Серебрякова. – Все кончено. Хватит уже. Собирайтесь, сейчас же едем.
– Нет, ну почему я?! – опять выкрикнул Липатов. – Почему Липатов? Почему, как туда-сюда, так сразу Липатов? Да сколько можно Липатову?!
– Ты сейчас доорешься, – зашипел на него Иванов. – Сказали тебе: иди чемодан собирай, а ты надрываешься. Костя, да уведи ты его! Опился, разве не ясно?
– Да, пьян, – тут же с готовностью подтвердил Семеркин. – Эксперт, возьмите пробу на алкоголь.
– Да хватит вам уже, – сказал Леонидов. – У меня тут в связи с вами со всеми странные ассоциации возникают, фильм один вспомнил, документальный, из мира животных. Оказывается, наши предки, какие-то там обезьяны, питаются не просто мясом, а мясом своих сородичей. Так вот там, в этом кино, голодная стая наметила в жертвы мартышку, из своих. Они совсем озверели, все зажимали ее на дерево, окружали, рычали, ревели, а потом, когда загнали совсем, просто разорвали на куски.
Саша Иванов сорвался на крик:
– Ты сам мартышка. Такие всегда лезут, куда их не просят. И, между прочим, из-за вас все так по-дурацки заканчивается.
Семеркин влез в разговор, явно торопясь поскорее закруглиться:
– Отношения свои потом можете выяснить, все это милиции не интересно, нам факты нужны.
– Ирина Сергеевна, я вас отвезу? Вы впереди сядете, а Леонидовы сзади. Сережу на руки возьмут, доедем как-нибудь, – засуетилась Марина Лазаревич.
– Хорошо, Мариша. Вызывайте дежурную, через час будем сдавать коттедж.
– А кто за телом приедет? – вмешался Семеркин. – Родители у нее где?
– Да кто их знает, – заметил Манцев.
– У меня есть телефон, – вздохнула Марина. – Ольга давала мне свой адрес, это где-то в Подмосковье. Маленький такой городок. Я позвоню, когда приеду, скажите только, где тело забирать. И когда.
– Вот сегодня вскрытие сделаем, надо же причину смерти… – заикнулся молоденький эксперт.
– Значит, завтра, – еще раз вздохнула Марина.
– Все, уносим, мужики, – велел Семеркин, и они пошли за носилками.
Минут через десять Саша уже лихорадочно запихивала в объемистую сумку тряпки. Она бегала из ванной комнаты то к тумбочке, то к. креслам, заглядывала под кровати, пыталась сдвинуть мебель.
– Да не суетись ты так, – не выдержал Алексей. – Все равно раньше Серебряковой не уедешь, а она отправится последней, потому что все бумаги у нее.
– Как бы чего не забыть.
– У тебя что, золотой запас России с собой, что ли? Ну, забудешь какую-нибудь ерунду, не велика потеря. Что ты так нервничаешь?
Саша села на кровать и заплакала.
– Ну, вот опять. Слушай, ты дома столько не ревешь, а здесь сплошное озеро Байкал. Ну что теперь?
– Леш, ты меня простишь?
– За что?
– Я не знала, что это они Валеру убили. Мне Аня сказала, что была драка.
– Значит, я был прав?
– Да.
– Бедная Анечка! Значит, для всех добреньких была разработана именно эта версия, и ты, дуреха, вместе со своей Анькой на нее попалась. А ей кто доложился?
– Муж.
– Серега? Значит, он все знал?
– Хочешь, я пойду в милицию и во всем признаюсь?
– Куда?! Сиди, идеалистка. Знаешь, что после драки не делают?
– Я думала, что Валера здесь самый плохой. Его так все ругали.
– Глупая моя девочка. Ну когда ты перестанешь так по-дурацки, без оглядки верить людям? Так и не научила тебя ничему жизнь. Саш, ну сколько можно быть ребенком?
– Он Аню уволил.
– Ане твоей еще достанется. Что еще показалось тебе таким мерзким в управляющем, кроме огромного живота? Когда ты поймешь, что не все физически симпатичные люди добрые и милые? Это только в твоей литературе лицо – зеркало души.
– Да не лицо, ты путаешь.
– Какая разница? Да что там говорить, Барышев – и то попался…
Тут раздался стук в дверь, и голос Сереги Барышева прогудел:
– Леха, ты еще здесь? – Барышев просунул в дверной проем голову. – Можно?
– Чего тебе?
– Мы сейчас уезжаем.
– На чем?
– Да у меня старый папашин «жигуль», милая сердцу «копеечка». Хотел тебя захватить, только подумал, что ты больше к серебряковскому «пассату» привычный. Мы остальных дожидаться не будем, наши комнаты все равно на первом этаже, а там уже тетка с ключами шурует. Что, не увидимся больше?
– Как не увидимся? – вмешалась Саша. – Разве вы к нам в гости не придете? Аня обещала.
– Леха, ты как? – попытался заглянуть в глаза Леонидову Сергей.
– Чем же они тебя купили?
– Кто?
– Иванов и компания. Ты же знал, что Валеру убили?
– Да ради Аньки все. Сашка Иванов пообещал, что Татьяна уволится, ей теперь все равно, а про Пашу я и правда толком ничего не знал. До того, как Костя не раскололся.
– То-то ты сначала с таким рвением за это дело взялся.
– Лех, ты прости. Ну рвется она на работу. Молодая, красивая, найдется какой-нибудь дурак, будет потом реветь, я же не могу ее весь день караулить. А там все знакомые, все меня знают, и я знаю, что никто не посмеет тронуть.
– Что ж ты по такому случаю сам Валеру не придушил? Тебе бы и по башке бить не понадобилось, знаешь небось, куда давить. Я когда синяк увидел на шее, грешным делом на тебя подумал.
– Я не могу. Одно дело, когда приказ, когда чужие, а здесь – свои.
– Ладно, чего теперь.
– Ну, так ты меня простишь?
– Погоди, дай улежаться. Не сразу же?
– Что, значит, не придете на старый Новый год?
– Не знаю. Но на Восьмое марта приедем точно. Барышев рассмеялся:
– Спасибо, не до лета будешь дуться, благодетель.
Не хочу по-плохому расставаться: хороший ты мужик, Леха. Руку-то пожмешь на прощанье?
– Если ты меня инвалидом не оставишь.
– Как можно? При жене?
Они протянули друг другу руки, рассмеялись напряженно, но уже по-доброму, Барышев подмигнул Александре и пошел выносить из своего номера вещи.
Леонидов взял у жены сумку и начал складывать кое-как в нее вещи.
– Что ты делаешь? – закричала Александра. – Они же так все не влезут!
– Это у тебя не влезут. – Алексей прыгнул на баул и стал топтаться на нем, уминая вещи. Жена с отчаянием смотрела на это безобразие, с трудом сдерживая слезы. Сережка же, наоборот, довольно заулюлюкал и тоже изо всей силы пнул ногой сумку.
– Можно, я тоже? Можно?
– Ну, вот и все, – сказал Леонидов, с трудом затягивая «молнию».
По коридору пробегал народ, кто-то искал стаканы, кто-то полотенца.
– Вы свою мебель не выносили? – спросил тащивший к выходу две большие сумки Коля. – А посуду?
– Елки! Александра, что там у нас было?
– Сейчас тетка со списком придет, все с вас спросит! – крикнул Коля уже с лестницы.
– Утешил, – вздохнул Леонидов. – Пойду возьму хоть стаканы, пока все не растащили.
– Какие стаканы, ты же их вчера побил.
– Да? Тогда сядем подождем.
Саша расположилась на диване, Алексей стал помогать мужикам растаскивать по комнатам казенную мебель. Наконец объявилась толстая тетка с не менее толстой тетрадкой и стала визжать дурным голосом:
– Да что ж это здеся такое творится? Ладно, они тут все друг друга поубивали, милиция кажный день подъезжает, а тут еще мои мебеля! Где стаканы граненые – три штуки в каждой комнате? Где тумбы прикроватные три штуки? Полотенца – на лицо по одному? Где? Сдавайте мне номера, я вас никуда не выпущу!
Леонидов поморщился при виде этого приступа должностного рвения и попытался было влезть, но из своей комнаты появилась измученная Серебрякова.
– Алексей Алексеевич, не поможете мне вынести сумки?