— Не убьют меня? — все переспрашивал тот.
— Некому убивать будет...
Был вечер, почти ночь, когда окружили сарай, где скрывался Тодорович. Из щелей сарая слабо сочился свет. Баженов знал, что бандита брать надо неожиданно, что защищаться тот будет до последнего патрона. Значит, нельзя было позволить ему открыть стрельбу. Баженов подобрался к дверям. Это был один из тех случаев, когда он, «разбежавшись, плечом вышиб дверь». Тодорович уже держал в руках обрез, но нажать на курок не успел...
Когда с бандой было покончено, жизнь Баженова не стала менее напряженной. Листаю его рабочие записные книжки и не могу не процитировать здесь короткие записи.
«Елахов, завхоз детского сада. Обкрадывал детей».
«Инструкция — брать в вытрезвитель только «лежачих», а «стоячих» не брать — неверная инструкция. «Стоячие»-то как раз и опаснее».
«К чему приводит поверхностное расследование. Мельник Ш. создал «излишки» зерна. Украл это зерно. Арестовали и выпустили. А через два года он сколотил группу расхитителей и успел сбыть на сторону тонны зерна».
И вдруг такая запись, сделанная во время командировки в Азербайджан: «Город Геокчай. Райотдел. Милый, зеленый город. Лучше нашего Тирасполя». ,
Эти, сделанные только для себя записи позволяют увидеть в подполковнике милиции Баженове нашего современника, человека, влюбленного в жизнь и ненавидевшего все, что мешает счастью людей.
У таких, как Баженов, за внешней, профессиональной стороной милицейской жизни скрыта высокая цель. Всеми их поступками управляет чувство обостренной справедливости, желание сделать жизнь чище и счастливей.
Солдат незримого фронта
Война. Четырнадцатилетний Володя Свиридов удивлялся, почему так посуровели лица взрослых. Он был уверен, что пройдет совсем немного времени, и фашисты потерпят сокрушительное поражение. Ведь в школе в кругу одноклассников, если заходил разговор о войне, все сходились на том, что враг, коли нападет, сразу будет разгромлен. А тут говорят, что гитлеровцы уже приближаются к Минску...
Вскоре действительно в городе появились колонны вражеских солдат, шли танки и автомашины, нещадно чадя дымом и рыча моторами. На стенах домов вывешивались приказы коменданта города, где почти в каждой строчке пестрели слова «запрещается» и «расстрел». Среди населения распространялись тревожные слухи о казнях коммунистов и комсомольцев.
Казалось, город вымер. Но Володя видел, что он затаился. Отец теперь часто пропадал где-то ночами. Порой к нему приходили незнакомые люди и, закрывшись в комнате, о чем-то подолгу говорили.
Как-то мать попросила сына посмотреть в кармане пальто отца спички. Володя нашел на вешалке кожаное пальто отца, сунул руку в карман — там была какая-то бумага. Достал ее вместе с коробком спичек, развернул. Это оказалась листовка «Вестник Родины». В ней сообщалось о поражении вражеских войск под Москвой. Листовка была набрана типографским способом. А ведь отец работал наборщиком... Володе многое стало ясно. Он едва дождался его прихода и выпалил:
— Папа, я хочу тебе помогать!
— В чем? — сделал удивленное лицо отец.
Но сын, глядя отцу прямо в глаза, попросил:
— Не надо, папа! Я ведь уже не маленький и все прекрасно понимаю. Ты сражаешься с фашистами, и ты должен взять меня!
Мать заплакала. Отец погладил Володю по голове и серьезно сказал:
— Потерпи, сынок, найдется и для тебя дело. А пока язык за зубами держи. Даже друзьям не болтай!
Долго в ту ночь на равных, как и положено взрослым людям, говорили между собой отец и сын, а потом Володя все ворочался и никак не мог уснуть.
...Шла война 1943 года.
Минчане знали, что враг отступает. И ни днем, ни ночью не давали захватчикам покоя: все чаще раздавались взрывы на военных объектах, все больше солдат и офицеров недосчитывались в те дни в своих рядах гитлеровцы; жители города группами уходили в партизаны.
Фашисты неистовствовали. По городу шли повальные обыски, облавы, аресты. К самому худшему были готовы в семье Свиридовых, но все-таки беда пришла неожиданно.
В пятницу фашисты арестовали отца. А на следующий день взяли мать. Последнюю новость Володе сообщила его одноклассница Лена Корда.
О том, чтобы идти домой, не могло быть и речи. Володю и его сестру Женю приютили на ночь их дальние родственники. Следующую ночь они провели у знакомых. Сведений о родителях не было. Да и каких сведений можно было ожидать из гестаповских подвалов?
Володя хотя был и младше своей сестры, но чувствовал, что решение придется принимать ему. И он принял его. Темной ночью проскользнули брат и сестра мимо вражеских засад и покинули город. Случай помог им быстро найти партизан.
Прошло несколько дней, и Володя получил свое первое боевое задание. Позднее, когда паренек набрался опыта, его стали посылать в разведку. Свидетелем многих злодеяний стал юноша во время боевых вылазок. Но то, что он увидел в деревне Скирмонтово, потрясло его до глубины души.
Каратели сровняли деревню с землей, а сто тридцать девять жителей ее — стариков, женщин и детей — заживо сожгли в большом сарае. Партизаны вошли в Скирмонтово, когда еще курились дымом остовы домов. В прямоугольнике, образованном сгоревшими стенами сарая, лежали обуглившиеся трупы.
Долго стояли все возле безвинно погибших людей. Широко раскрытыми, полными слез глазами смотрел на них Владимир. Из груди рвался крик: «За что?!» Но он только глухо сказал:
— Сколько жить буду, столько буду мстить!
— Пойдем, Володя, — тронул его за рукав командир, взял за руку и как маленького повел в сторону леса.
Володя брел как во сне. Сколько дней и ночей потом стояла перед ним эта жуткая картина... И всегда, когда он шел на врага, вспоминал ее. И крепче сжимали руки оружие, и росла в душе решимость мстить беспощадно. И Владимир мстил за тех, чью смерть он увидел в небольшой деревушке Скирмонтово, за друзей-партизан, которые гибли рядом с ним, пока тяжелое ранение не приковало его к госпитальной койке. Молодой могучий организм выстоял, довольно скоро Свиридов снова встал в строй.
За год до окончания войны Володя нашел свою мать. Ей удалось обмануть фашистов. Те поверили, что она не знала, чем занимался ее муж. Но об отце так ничего и не было слышно. Лишь позднее он узнал, что Михаил Иванович Свиридов, как и многие другие участники Минского подполья, погиб от рук палачей.
Войну Владимир закончил, находясь уже в рядах Советской Армии, в войсках Министерства внутренних дел. А демобилизовавшись, заявил матери:
— Пойду, мама, в милицию работать.
— В милицию? Да ведь там убить могут!
— Ну насчет «убить» это ты, мама, перехватила через край. Не убьют!
Потом были годы учебы в Минской, а затем в Ашхабадской офицерских школах милиции, работа в Сибири, в Средней Азии. В 1960 году вернулся Владимир Михайлович в родной Минск, стал оперуполномоченным отдела уголовного розыска. Свиридов быстро зарекомендовал себя способным, отличным работником. Ему доверялись самые сложные, запутанные дела.
Как-то в управление милиции поступил сигнал о краже денег из одного учреждения.
Свиридов в составе оперативной группы выехал на место происшествия. Бригадир сторожей, Ломов, рассказал, что в его обязанности входило не только охранять привезенные накануне деньги, предназначенные для зарплаты, но и держать связь по телефону с другими объектами. До двух часов было все спокойно, а около двух он услышал, как у дома остановилась машина. Думал, приехали свои, открыл дверь, чтобы посмотреть, а в помещение ворвались трое в масках. Угрожая пистолетами, приказали повернуться лицом к стене, оборвали телефонный кабель, связали Ломову бинтом руки, всунули в рот кляп из листов журнала, в котором он регистрировал сообщения, поступающие от сторожей, подчиненных ему. Затем привязали его к батарее и стали взламывать в соседней комнате сейф.
Пришедшие утром на работу сотрудники обнаружили его связанным, а сейф опустошенным.
После осмотра места происшествия Свиридов пошел к начальнику уголовного розыска полковнику Волкову:
— Леонид Федорович, смущает меня этот бригадир.
— Чем?
— На страницах журнала, из которых сделан кляп, последняя запись о телефонных звонках сделана Ломовым в 23 часа 45 минут. Между тем семь сторожей показали, что они разговаривали с бригадиром после двадцати трех часов сорока пяти минут. Один уверяет, что звонил Ломову в два пятнадцать, и тот ему ответил. Ломов же говорит, что провод был оборван около двух часов ночи. Да и все эти звонки он почему-то не зарегистрировал... Второе. Обратите внимание на кляп. Видите, как четко на нем просматривается укус зубов. Значит, вместо того чтобы вытолкнуть кляп языком изо рта, Ломов держал его зубами. Третье. Непонятно, почему преступники, принеся с собой бинт и связав им руки бригадира, сунули упаковку в карман потерпевшего. Ведь на ней могли остаться отпечатки пальцев.
— Отдал упаковку на экспертизу?
— Так точно. И дальше. Если, как показывает Ломов, преступники подъехали на машине, то не логичнее ли было сейф забрать с собой, он небольшой, сравнительно легкий, и его вдвоем совсем нетрудно вынести, погрузить в машину, выехать за город и там уже спокойно вскрыть. А они делали это в помещении, рискуя, что шум могут услышать жители второго этажа. Была и еще одна опасность. Их мог застигнуть кто-либо из сотрудников учреждения: бригадир говорит, что его нередко приезжает проверять начальство. А ведь грабители возились с сейфом довольно долго — не меньше часа.
Бригадира сторожей пригласили в управление для подробного допроса. Двадцати семи лет от роду, хорошо сложенный, с ясными голубыми глазами, Ломов производил довольно благоприятное впечатление и держался спокойно.
Едва Свиридов пригласил его сесть, как принесли записку от эксперта НТО. Владимир Михайлович развернул ее и прочитал; «На упаковке бинта имеются свежие следы пальцев Ломова». Отложил записку и спросил: