Инна Феликсовна Гильченко – член Союза писателей России, лауреат московской областной литературной премии имени Я.В. Смелякова, лауреат престижных конкурсов и фестивалей авторской песни. С юных лет пишет стихи и песни, которые публиковались в журналах «Поэзия», «Российский колокол», в альманахе «Угрешская лира», в газетах и коллективных сборниках. В 2006 году выпустила авторский аудиодиск, в 2008 году – книгу «Снежный соловей».
«Когда весну разбудит дождь…»
Когда весну разбудит дождь
стихами старого сонета,
ты обязательно поймёшь,
что эта утренняя дрожь —
вина поэта.
И светлой нежности слеза
скользнёт и губ твоих коснётся.
Небесной тайны бирюза
посмотрит ласково в глаза
и улыбнётся.
Когда весну разбудит дождь
молниеносного решенья,
ты обязательно поймёшь
всю неприкаянность и ложь
невозвращенья.
Когда весна пронзает грудь
стихами старого сонета,
никак любовь не обмануть —
твоей души источник света,
источник света…
Белый снег за окном
Белый снег за окном, тихой музыки свет
заметает дороги на тысячу лет.
И дороги белы, будто нету дорог,
но за снегом нам выпал прощания срок.
Значит, будем прощаться, прощаться до слёз.
Это ветер разлуку на крыльях принёс.
Этот ветер уносит тебя и меня,
в перевёрнутом вихре подковой звеня.
Продувает насквозь наших тел миражи.
Кто – то под ноги нам карусель закружил.
Закрываю глаза, твоё имя шепчу.
Просыпаюсь и молча в подушку кричу.
Только снег за окном, как больничный покой.
Он и был, он и есть, он и будет такой…
«Над чёрным лесом птица чёрная кружит…»
Над чёрным лесом птица чёрная кружит.
И тучи катятся, как волны, в поднебесье.
Накатывает холод. И дрожит
листом осенним голос в грустной песне.
Всё как всегда. И нет пути назад.
Но это к вечеру. А утром, на рассвете,
в пушистом инее цветущий белый сад
и над дорогой белой солнце светит.
Когда идёшь не с тем и не туда,
а в багаже – рука его и сердце,
острее чувствуешь усталость в холода.
И никуда от этого не деться.
«Много напитков на свете…»
Много напитков на свете,
но нету вкуснее, когда
пену сдувает ветер
с бокала весеннего льда.
Ливень двойной заказан,
брызги шампанского злей.
Осенние листья – в рассказах
ещё не зелёных аллей.
Небо в колечках волнистого чуда.
Снова Весна зазвенела посудой —
это напиток любви и надежды
вновь пробуждает
уснувшую нежность.
Выпью звенящую влагу,
туманного дыма вдохну.
Тебе на колени прилягу,
в любимых глазах отдохну.
Пусть падают вишни от грома
в той жизни, что надо прожить…
Нам это ещё не знакомо…
Но есть уже, чем дорожить!
Небо в колечках волнистого чуда.
Снова Весна зазвенела посудой —
это напиток любви и надежды
вновь пробуждает
уснувшую нежность.
«Мы, наверно, разные, как и все…»
Мы, наверно, разные, как и все.
Не победу праздновать ты присел.
И не здесь слияние быстрых рек.
Может, ты – отчаянный человек.
Или я отчаялась долго ждать.
Уложу тебя с собой на кровать.
Будет пьяно, весело и легко.
Ты потом отправишься далеко.
Будет всё приветливо, без вражды…
Кроме счастья светлого и нужды.
«Отцвела было весна, да призадумалась…»
Отцвела было весна, да призадумалась:
«Как недолго я жила, как будто миг один».
Веткой яблони в окно ночное стукнулась:
Было нужно, чтобы кто – то её проводил.
Но никто не вышел на крыльцо скрипучее,
Даже птицы в эту ночь как будто вымерли.
И упала на траву слеза горючая.
Белоснежными весна взмахнула крыльями
И над сонным садом в небо будто канула,
Только пёрышко, кружась, упало в озеро,
И по – прежнему гроза ночная грянула.
У любви короткий век, да сроки поздние.
Ты проснёшься. Будет всё как будто прежнее,
К ветке яблони рука твоя потянется,
Но осыплются её цветочки вешние.
Это всё, что от любви моей останется…
Элегия
Вот и холода,
Стылая вода…
В небо – птицы крик.
В реку – солнца блик
Рябью по воде,
Словно по судьбе…
То – не грусть в глазах,
То – листва в слезах
Там, где замкнут круг.
Это память рук.
Это светлость глаз.
Это счастье в нас.
Мы – Элегия…
Нам не жечь мосты.
Только ты и я…
Только я и ты…
«По осенней щетине полей…»
По осенней щетине полей —
От реки – серой дымкой туман.
Стая чёрная птиц с тополей
Осыпается в этот дурман.
Только грусть и прохлада кругом,
И вода тяжелее в реке.
И не хочется больше бегом…
Сигарета застыла в руке.
Закурю. Постою на краю,
Где обрыв. На ветру. Налегке…
Мне напомнила осень твою
Седину на любимой щеке.
«Когда уходит друг…»
Когда уходит друг,
печально всё вокруг,
и думы только об одном.
Их хлебом не корми —
слетаются они
в ваш опустевший дом.
И, слюни распустив,
привычно загрустив,
рыдает на столе свеча,
вливая суету
в ночную пустоту
и сладкий огорчая чай.
Гостей весёлых роль
приятна, только боль
вдруг разольётся паузой в ночи…
Вы злитесь. Злость – вино.
И, пьяная давно,
вы плавитесь от пламени свечи.
Не думать, не гадать.
Не помнить и не ждать…
Не верить и не жить надеждой…
Всё сможете забыть.
Как прежде, разлюбить…
Но вдруг при встрече оказаться прежней.
Георгий Ермоленко
Георгий Иванович Ермоленко – член Союза писателей России, заслуженный работник культуры России, лауреат Московского городского конкурса чтецов и международного конкурса Союза славянских журналистов «России верные сыны». Его произведения печатались в альманахе «Угрешская лира», в коллективных сборниках и периодической печати. Автор книг «Исповедальные беседы» (2005), «Благодарение Виктору» (2009).
Инне Гильченко
Как величать Вас? Певчею птицей?
Как называть Вас? Музой желанной?
Слово «поэт» для мужчин лишь годится,
А «поэтесса» звучит как – то странно.
И, напевая все Ваши творенья,
Будто росою с утра умываюсь.
Незабываемы эти мгновенья,
Словно я в юность свою возвращаюсь.
Что ни строка, то изящество вкуса,
Рифмы ложатся в стихи без труда,
Образы, словно жемчужные бусы,
Их не порвать никому никогда.
Плачет гитара, звенит ли, ликует,
Душу ласкает ли песней своей,
То ли кукушечка где – то кукует,
То ли мне снежный поёт соловей.
Снегом февральским, июньским ли пухом,
Осень ли яркой листвою метёт,
До бесконечности буду Вас слушать,
Пусть «никуда не летит самолёт»…
Возвращение Пушкина
В Парке Пушкина в Темрюке[8]
Фриц лютует военным летом —
Шмайсер[9] в правой его руке,
Вальтер в левой: Feuer![10] в поэта.
Кудри каменные в песок —
То осколки бьют рикошетом.
Аппарата потом щелчок —
Фото Эльзе: «Твой Фриц. С приветом!»…
В сорок третьем из Темрюка
Фрицев[11] выбили. В час рассвета
Чья – то трепетная рука
Исцеляла чело поэта.
Лик его кропила роса,
Ветры двух морей целовали.
Да небес кубанских слеза
Раны рваные врачевала.
В парке Пушкина в Темрюке
Снова песни, стихи, свиданья
И в таинственном шепотке —
Клятвы верности и признанья…
Фриц – колбасник давно в безвестности,
А поэта боготворим!
Славный гений нашей словесности
В русском сердце неистребим.
К Светлане
Ты – свет, восторг мой и надежда,
Смысл бытия и верный друг!
Пронзён любовью. Как и прежде,
Стремлюсь в объятья нежных рук.
Порой бываю озабочен:
Чем мне воздать за счастье быть
С тобой одной? Как днём и ночью
Мою судьбу благодарить?
Плач о Викторе Доркине
Жанне Владимировне Доркиной
Засверкали купола
Сквозь берёзовую цветь.
Так Угреша мне мила,
Горше и милее нет.
Ой, колокола литые,
Звон летит ваш ввысь и вдаль,
Дорогие и святые,
Утолите мне печаль.
Я не знаю, как сказать —
Думы – думушки теснятся.
То ль по прошлому стенать,
То ль молчать, то ль разрыдаться…
Виктор в буйстве славных дел
Снова снится, снова снится…
В небесах его удел.
Нам пора пришла смириться.
Засверкали купола
Сквозь берёзовую цветь.
А о нём колоколам
Вечно медным звоном петь.