Юрий Иванович Воротнин – заслуженный строитель России, член Союза писателей России, лауреат московских областных литературных премий имени Р. Рождественского (2010), имени Я. Смелякова (2010), автор поэтических книг: «Стихотворения 1973–2005» (2006), «На вечной дороге» (2010). Награждён Золотой Есенинской медалью.
Русь
Говорил, говорил – как слова доставал из колодца.
И заплакал потом, и давай причитать-голосить,
Будто горло пронзил наконечник стрелы инородца,
И рванула из горла тоска и печаль по Руси.
Не по родине плач, что гремела державным железом,—
По Руси, гой еси, что лишь в гусельных сказах жива,
Где семь вёрст до небес, только семь, но всё
лесом и лесом,
А за каждым кустом колдуны, ведуны, татарва.
Он плетёт языком, но какие узлы расплетает!
Отмывает слезами, что жизнь накоптила во мне.
Красно Солнце встаёт, Ясный Сокол с запястья взлетает,
И в воде не тону, и опять не сгораю в огне.
Я семь вёрст пролечу, отобьюсь, отмолюсь по дороге,
Меч заветный в руках, сапоги-скороходы не жмут.
И увижу свой дом, и узнаю родных на пороге,
И услышу, как птицы и ангелы вместе поют.
«Этот камень веками растёт через тёртое поле….»
Этот камень веками растёт через тёртое поле.
Он морозит подошвы в студёной подземной реке.
Чтоб избавить себя от сердечной тоски и неволи,
Я к нему прикасаюсь и чувствую холод в руке.
А за холодом вслед чую дрожь, чую: движутся токи, —
И вбираю в себя эту тяжесть как вечный покой.
Всё он помнит про нас, знает замыслы наши и сроки,
Провожает в дорогу, встречает, берёт на постой.
Рядом тракт дождевой, по нему всё шаги да колёса,
Кто-то плачет навзрыд, кто-то снова поёт невпопад.
Будет время и мне собирать землянику с откосов
По дороге в былинный, в лесах затерявшийся град.
А пока я пред камнем стою, усмиряя желанья,
Я поцарствовал всласть, а теперь только мёд в бороде.
Но откликнется он на моё чуть живое дыханье,
И круги от него побегут по подземной воде.
Лебеди-гуси
В каждом прожитом дне понимания больше и грусти,
С каждой спичкой зажжённой и сам, словно хворост, горю,
А забудусь на миг – и несут меня лебеди-гуси
Через дол, через лес, через долгую память мою.
Озаряются дали, и вижу я мать молодою,
И отец – молодец, с ним любая беда – не беда,
Ранним утром меня умывают живою водою,
Чтоб с меня худоба уходила как с гуся вода.
Над тоскою моей, над заснувшей с усталости Русью,
Над вороньим гуляньем, затеявшим суд-пересуд,
Сколько крыльев хватает, летят мои лебеди-гуси,
Сколько крика хватает, зовут мою память, зовут.
То дорога легка, то вокруг облака без просвета,
То дымком от печи, то пожаром потянет с земли,
Золотыми шарами и мёдом нас балует лето,
Серебром осыпают усердные слуги зимы.
Но недолог полёт, возвращенье всегда неизбежно.
Оборвётся забвенье, проститься и то не успеть.
И смотрю я назад, и такая мне видится бездна,
Что оставшейся жизни не хватит её разглядеть.
Август
И прижаться к земле, и почти что сравняться с землёй,
Слава Богу, что август не минул ещё середину.
И трава по утрам от тумана тепла, как бельё,
И ещё холода не томят на рассвете рябину.
А прижавшись к земле, лишь глубинному гулу внимать,
Что в подземной реке оседает и медленно тонет,
И почуять покой, и судьбу научиться читать
По сплетенью корней, как по линиям тёмных ладоней.
И загад разгадав, никого ни о чём не просить,
Никуда не спешить, ни судимым не быть, ни судьёю.
Лишь холодные пальцы с корнями потуже сцепить
И прижаться к земле, и почти что сравняться с землёю.
Золотые шары
Паутина на ветках качается,
Отдыхает трава от жары.
Я не верю, что лето кончается,
Но цветут золотые шары.
По утрам леденцы-колокольчики
Поднимают меня на хоры.
Щеголял бы в нарядной ковбоечке,
Да цветут золотые шары.
Выйду в сад и поёжусь от холода,
Разбросает мне ветер вихры.
Мы не ста́ры с тобой и не молоды,
Нам цветут золотые шары.
Наша осень покоем отмечена,
Пирогами и чаем красна.
И подсолнечным светом просвечена,
И последней любовью честна.
«В безбожном детстве, как в загоне…»
В безбожном детстве, как в загоне,
Я жил по правилам иным,
И Бог на бабкиной иконе
Мне дедом виделся родным.
Его земля не удержала,
И не спасла моя слеза,
Но в Божьем облике державном
Сияли дедовы глаза.
Римские каникулы. Гоголь
В Вечном городе вечный покой,
Ни движенья, ни ветра, ни смуты.
И забытый в веках часовой
Измеряет веками минуты.
Сыты голуби, голоден Тибр,
Обескровлено древнее русло.
Семь холмов и кофейня-трактир —
Вот что в Риме находка для русских.
И святые, и грешные – в строй!
Каждый камень поёт о геройстве.
В Вечном городе вечный покой.
Но откуда ж тогда беспокойство?
Со щита пробиваясь на щит,
Убежать в дорогие потёмки,
В край, где дым деревянный висит
Да следы заметает позёмка?
День Покрова
Нынче холоден день Покрова,
Снег летит вперемежку с листвою,
Но ещё не остыла трава,
И зима не готова к постою.
Пусть вороны на старой ветле
Затаились в обиде и гневе,
Время будет пожить при тепле
И понежить себя на пригреве.
Я, застигнутый снегом врасплох,
Воротник подниму поневоле,
Каждый выдох глубокий и вдох
Ощутив как предчувствие боли.
И, втянув бесконечность полей
Горше дыма лихой сигареты,
Буду рад я, что есть сорок дней
До зимы, если верить в приметы.
Моя свеча
Какие-то страхи летают,
Какой-то мерещится гул.
Ладонью свечу закрываю,
Чтоб ветер огонь не задул.
Давно мне известно, что будет.
Что было, узнать предстоит.
А ветер всё дует и дует,
Свеча всё горит и горит.
Мне воля – как будто неволя,
И жизнь – не черешневый мёд.
Но всё же обидно до боли,
Что скоро и это пройдёт.
Как будто на многие лета,
Простить и проститься спешу.
Свечу закрываю от ветра
И сам на неё не дышу.
Инна Гильченко
Инна Феликсовна Гильченко – член Союза писателей России, лауреат конкурсов авторской песни, лауреат литературной премии имени Я.В. Смелякова (2006), автор аудиодиска (2006) и поэтической книги «Снежный соловей» (2008). Её стихотворения публиковались в альманахе «Угрешская лира», журналах «Поэзия», «Российский колокол», «Подмосковье», в газете «Угрешские вести», других периодических изданиях и коллективных сборниках.
Колыбельная для ночи
Я не знаю, что будет потом,
и тихонько к груди прижимаю
ночь, которая чёрным котом
на руках у меня засыпает.
Я качаю в руках эту ночь,
как над дочкой склонившись больною.
И звезда над луною – точь-в-точь
её родинка над губою.
Эта ночь – она только моя,
и из рук её вырвать не сможет
даже холод снегов января.
И никто ей, как я, не поможет.
Буду нянькой ночной, а потом
будет ночь со мной нянчиться долго…
Не знакома я с чёрным котом,
да и родинки нет у ребёнка.
Пробуждение
Небо с каждым днём всё выше, выше.
Мне казалось, что весны не будет.
Канителью день сегодня вышит,
И с капелью пробудились люди.
Положу я кошку на подушку,
В чёрный кофе сок лимонный выжму
И собаку почешу за ушком.
Сядем с ней мы у окна неслышно.
А сегодня день такой хороший,
И тепло от батареи греет.
Мы печаль оставим в жизни прошлой.
А иначе жить и не умеем.
«Уйди! Ещё не время расставаться…»
Уйди! Ещё не время расставаться,
Ещё слова по смыслу глубоки,
Ещё желанье губ твоих касаться
Желанием не отнято другим.
Уйди! На этой грани задыхаясь,
Уйди сейчас, не помни обо мне.
Уйди. Я от тебя не отрекаюсь.
Меня сожгут, как ведьму, на огне.
Я – ведьма. Я – хохочущее пламя.
Уйди! Ты слаб, ты не пойдёшь на крест.
Уйди – я провожу тебя стихами
И всё же не прощу тебе отъезд.
Треугольная душа
Треугольник, круг, квадрат…
Геометрии движенье.
Жизни плавное скольженье
По зазубринам утрат.
Покорение вершины.
А с вершины – камнем вниз!
Одинокие мужчины
не боятся женщин-лис.
Перемены, перемены,
перемены по звонку.
Телефонные измены
лягут в новую строку.
Докажите теорему!
И доказываем вновь
всё одну и ту же тему
под названием «Любовь».
Доказали, ставим точку
и, отрезком дорожа,
до звонка берёт отсрочку
треугольная душа.
«Одно холодное окно…»
Одно холодное окно,
И комната полна безумий.
Днём пьют здесь светлое вино,
А вечером – ликёр раздумий.
Века считает бой часов.
Какая мудрость в нём сокрыта!
И падают осколки слов
В бокалы Истины убитой.
«Ни слова лишнего, ни взгляда, ни упрёка!..»
Ни слова лишнего, ни взгляда, ни упрёка!
Всегда желанный гость, любимый друг.
Как бьётся сердце жалко, одиноко
от этих глаз и рук.
Люблю тебя. Мне больно вслух об этом,
и я шучу: мне весело до слёз.
Мне так легко сиять под светом
любимых грёз…
Тебе так много зим, и лет, и вёсен.
А эта осень, Боже, что творит!
Луна сбивает шишки с пьяных сосен,
и всё здесь о разлуке говорит.
Хранило сердце свято в день прощанья
тепло огня.
Моя любовь не знает расстоянья,
тебя храня.
Ни пошлости, ни ревности, ни яда
в моей любви.
Я за тебя всю жизнь молиться рада.
Сто лет живи!
Люблю тебя, как любят лес, и звёзды,
и летний зной.
Мне всё равно, что лет тебе так поздно,
любимый мой!
«Улетела осень…»
Улетела осень
шёлковой косынкой.
Ветер снежной кляксой
брызнул по окну.
Было ровно восемь
песен на пластинке.
Оставалось слушать мне ещё одну…
Налетели тучи —
серые вагоны.
Сумасшедший поезд
мчался в никуда.
И дымок тягучий
затуманил склоны.
Или это слёзы
подошли тогда?..
А потом был вечер.
Лес читал молитвы,
скрюченные пальцы
к небу вознося.
Догорали свечи,
и острее бритвы
полоснула память,
сердце не спрося…
Улетела осень
шёлковой косынкой.
Ветер снежной кляксой
брызнул по окну.
Было ровно восемь
песен на пластинке.
Оставалось слушать мне ещё одну…
«Ох и тяжела мне твоя музыка….»
Ох и тяжела мне твоя музыка.
Невозможно жизнь легко понять:
годы от смешного карапузика —
до метро, где будут место уступать…
Промежуток этот, как в огне, горит,
золотым сечением сечён.
Только он всего мне не договорит
и тебя не спросит ни о чём.
Милый мой! Успокой. Уходить не спеши.
Постучись на постой
Розой красной – такой,
как мгновенье живой души.
За плечами годы – два больших крыла —
и туманов белый хоровод.
Только в твоё сердце камнем грусть легла,
невозможным делая полёт.
К звёздным приведёт огням дорога дня —
я твои печали отведу.
Только ты, пожалуйста, поверь в меня
не на горе и не на беду.
Погляди в глаза мне и поверь скорей,
что возможно по небу кружить.
Камень грусти бросим мы на дно морей,
и ты снова не устанешь жить…