– Жалко было Вас будить. Вы так сладко спали. Но уже конечная, – сказала она.
Он поднялся и пошёл к дверям.
– А за проезд?
– Извините, – тут же спохватился Александр, полез в карман за деньгами и заметил, что до сих пор держит в руках букет роз.
– С днём святого Валентина, – он протянул девушке цветы. Кондуктор растерялась, но машинально взяла букет. Саша
вложил деньги за проезд ей в другую руку. Мгновение они стояли, молча глядя друг на друга. В воздухе витал аромат цветов.
– Спасибо! – тихо сказала кондуктор и улыбнулась.
– А во сколько Вы заканчиваете? – неожиданно для самого себя спросил Александр.
– Это был мой последний рейс на сегодня.
Молодой человек дождался, пока девушка отметится в диспетчерской, сдаст деньги и билеты.
– Давно работаете кондуктором? – спросил он, когда она освободилась.
– Полгода с небольшим. В мае увольняюсь, буду поступать в институт. Может, перейдём на ты? – предложила девушка и представилась: – Настя.
– Саша, – он широко улыбнулся.
Александр проводил Настю до общежития и попросил у неё номер телефона. Больше о Дарье он не вспоминал.
Элизиум «Угрешской лиры»
Архимандрит Пимен (Благово)
Архимандрит Пимен (Дмитрий Дмитриевич Благово, 1828–1897), известный русский духовный писатель, автор книг: «Исторический очерк Николаевского Угрешского общежительного мужского монастыря» (1872), «Духовные стихотворения» (1874), «Инок» (поэма, 1873–1874), «Рассказы бабушки. Из воспоминаний пяти поколений, записанные и собранные её внуком Д. Благово» (1878–1880). Пережив семейную драму (измену жены), в 1867–1880 годах Благово подвизался в Николо-Угрешском монастыре, постригся в 1882 году в ярославском Толгском монастыре, в 1885–1897 годах был настоятелем русской посольской церкви в Риме, где и похоронен.
ИнокОтрывок из поэмы <Молитва старца Гавриила>
26
В тот вечер позднею порою —
Девятый час в исходе был —
Молитвы кончив, пеленою
Минею бережно прикрыл
Маститый старец Гавриил,
И, сев на лавку в утомленье,
Перебирать он чётки стал
И с сердцем, полным умиленья,
Свои обычные моленья
Чуть слышно медленно шептал:
«Прими, Царю́, благодаренье
За день сей, мною прежитой,
И отпусти ми согрешенья,
В сей день содеянные мной;
И с сердцем чистым и смиренным
И с сокрушённою душой
Моим языком дерзновенным
Тебя сподоби восхвалить
И да́руй мне по благодати
От днесь начало положить
Стезёю правою ступати,
Тебе неленостно служить…
От дел моих несть мне спасенья:
Я слячен множеством грехов:
Но Ты, всех жизнь и воскресенье,
Покой преставльшихся рабов,
Нас воскреси Ты и восстави,
И от сетей греха избави,
И от злокозненных врагов!
И вера пусть моя довлеет
И оправди́т мя пред Тобой:
Дел добрых раб Твой не имеет,
Он нищ делами, наг душой.
И даждь нам сон в упокоенье
И бренной плоти, и души,
И укроти страстей стремленье,
И чувств волненья утиши;
Успи все наши мудрованья
И ум наш бодрым соблюди,
И отжени от нас мечтанья,
От вражих стрел нас огради;
По сне ночном Ты день нам новый
И день безгрешен воссияй,
Да мы обрящемся готовы
Узреть Божественный Твой рай!
27
Нас ненавидящих, Владыко,
И нас обидящих прости,
И, щедрый милостью великой,
Вся их грехи им отпусти:
И всем-всем, нам благотворящим,
Ты также благо сотвори;
Недужным, немощным, болящим
Ты исцеленье ниспошли;
Всех, иже в море, Ты управи,
Всех, в путь грядущих, сохрани;
Стезёю правой их направи
И спутешествуй с ними Сам,
И всех служащих нам собратий
И милость делающих нам
Помилуй Ты; по благодати
Ты их грехов не помяни;
В селеньях праведных вчини
Всех, кто в надежде воскресенья
От мира в Вечность отошёл;
Всех братий, страждущих в плененье,
От обстояния и зол
Избави Ты; плодоносящих
И благодеющих в церквах,
Велицей милости просящих
Ты не лиши небесных благ.
И нас, и грешных, и смиренных,
И недостойных раб Своих,
Сподоби, сердцем просвещенных,
Идти стезёй путей Твоих;
И за молитвы Преблагия,
Пренепорочной Всесвятой
И Богоматери Марии
Нам да́руй в вечности покой!»
28
Так дряхлый старец со слезами
От всей сердечной глубины
Почти невнятными словами
Среди безмолвной тишины
Душою к Богу возносился,
О мире мира он молился
И помощь Божью призывал.
И старца взор был так бесстрастен,
Так безмятежен, чист и ясен,
И столько мира совмещал,
Что в нём, как в зеркале, казалось,
Всё благо мира отражалось.
Весь старца вид, его чело —
Всё миром, кротостью цвело,
Всё благодушием дышало,
И силы горней благодать
На нём оставила печать
И, как святое покрывало,
Сияньем света осеняла
Сего простого чернеца,
Смиренномудрого борца.
И был он инок не названьем,
Не по одежде схимонах,
Но чистотой и воздержаньем
И в помышленьях, и в делах.
Он был безмолвник в самом деле
И небожитель в бренном теле,
И как то Лествичник сказал:
«Он тело в келье заключал;
Уста его сомкнуты были
И о мирском не говорили,
И чрез порог души своей,
Давно от мира отрешённой,
Любовью горней окрылённой,
Он путь пресёк для злобных змей —
Нас уязвляющих страстей».
29
Он рано с миром разлучился,
И ровно восемьдесят лет
Прошло с тех пор, как он решился
Вступить сюда, оставя свет;
И с той поры уже ни разу
Он не помыслил никогда
За ворота́ сходить куда,
Чрез что избёг сует заразу.
И непонятна, и чужда
Была душе его вражда.
Смиренный, кроткий, благодушный,
И всем и каждому послушный,
Он скорби тем не миновал
И от завистников страдал;
Но этим он не возмущался
И, духом мирный, мирен был
И с тем, кто мира отвращался,
Как Псалмопевец научил.
И в телеси, как бестелесный,
Как житель горний без страстей,
Как некий инок древних дней,
И путь себе избрал он тесный,
И постепенно восходил
Он тою лествицею райской,
Путь по которой нам открыл
Святой чернец горы Синайской.
Читать он знал, писать он мог,
И только в том и заключался
Его познаний весь итог;
Но день и ночь он поучался
В Законе Божием с тех пор,
Как с миром он навек расстался
И устремил горе́ свой взор.
Он много лет был не пострижен
И, хоть монашества желал,
Он не считал, что он обижен,
И воли Божьей ожидал.
Когда ж он принял постриженье,
Его желаний всех предел,
Идти он дальше не хотел:
Его страшило повышенье;
Священства он не принимал;
И лишь, маститый, престарелый,
Склонившись долу, колос зрелый,
Он только схиму восприял.
30
«Помилуй, Боже, тех, кто в поле,
Из братий наших иль чужой,
Кто по нужде и по неволе
Застигнут бурей в час ночной;
И многомилостив им буди,
От них вся беды отжени.
Все бо Твои мы, все мы люди —
Помилуй всех и сохрани!»
Игумен Антоний (Бочков)
Игумен Антоний (Алексей Поликарпович Бочков, 1803–1872) – духовный поэт XIX века, знакомый А.С. Пушкина и Н.В. Гоголя. Его произведения печатались под различными псевдонимами в журнале «Благонамеренный» и альманахах 1820-х годов. С 1837 года подвизался в различных монастырях, принял постриг в 1844 году, был настоятелем Череменецкого Иоанно-Богословского монастыря. Последний год жизни провёл в Николо-Угрешском монастыре. В 1875 году издана его книга «Русские поклонники в Иерусалиме». В 2010 году издательство «Пушкинский дом» выпустило книгу о нём «Дон Кихот русского монашества. Жизнь и творчество игумена Антония (Бочкова)»
К иконе Богоматери
Чистая Матерь Святого Младенца!
Как Ты прекрасно склонила главу!
Благоговейно и трепетно держишь
Мира Спасителя в чистых руках.
К нам устремляешь кроткие очи,
Сердцем же молишься Сыну о нас,
Благословенная Дева Мария!
Чем заслужили мы милость Твою?
Мы непрестанно Тебя прогневляем;
Наши безумия так тяжелы,
От колыбели и до могилы
Богу противимся, грешные, мы.
Скорби, напасти, болезни, страданья
Мы привлекаем за наши грехи.
Премилосердая Матерь Господня!
Чем привлекаем мы милость Твою?
Тем ли, что руки людей пригвоздили
Сына Божественного ко кресту —
И в этот день Ты познала болезни,
Горесть страданий и тяжесть креста?
Сердце, пронзённое седмью мечами,
Страждет о бедствиях Сына земли.
Слышишь ли жалостный голос младенца —
Воспоминаешь о Сыне Твоём:
Новорождённый во всем Вифлееме
Места не знал, где главу подклонить.
Путника видишь и – бегство в Египет
Припоминая – жезл подаёшь.
И на заблудших Ты призираешь:
Сын Твой однажды отстал [от] Тебя —
Ты поискала с болезнию многой
В Иерусалиме, во храме Отца.
Деву безродную, сирую видишь,
Богоневесто! И, к ней преклоняясь,
Светлым покровом её осеняешь
И от соблазнов её бережёшь.
Юность Твоя самим Богом хранилась:
Ты воспиталась в Святая Святых.
Матери бедной, лишённой младенца,
Ты соболезнуешь сердцем Твоим:
Горькие слёзы и Ты проливала
Над бездыханным Сыном Твоим.
Кто оклёветан здесь миром бесславно —
Тот сострадание сыщет в Тебе.
Ты испытания чашу вкусила,
Сын твой неправедно был осуждён.
Всякий, кто терпит невинно, – Твой ближний:
Сын Твой всех братьями нас называл,
И со Креста Твоему Заступленью
С другом Тебе и весь мир поручил.
Сын Твой, о Мати! всякий, кто плачет
Вместе с Тобой у Владычня Креста.
1860-e гг.
«Хотя я прожил долгий век…»
Хотя я прожил долгий век,
И мне пора бы на ночлег,
Но всё не знаю я покою.
И есть ли в мире человек,
Который бы страстей избег,
Прошёл немокренно водою?
Многострадальный ваш святой,
До чресл засыпанный землёй,
Себя живым похоронивший,
Со ангельскою чистотой, —
И он был в пасти страшной той,
Весь мир зубами охватившей.
И в преподобных в оны дни
Блуждали адские огни
И змеи тёмных похотений.
Хотя сто раз их прогони,
Но всё являются они
С полком нечистых приведений.
О! как возрадуешься ты,
Когда из этой темноты,
Из этой тяжкия неволи,
Душа! ты вырвешься на свет,
Туда, где ни печалей нет
И где страстей не знают боле!
Прощание с Афоном
Блажен тот муж, кто в сих лесах,
Как твёрдый дуб, укоренился;
Благословен, кто в сих горах,
Как этот мрамор, укрепился,
Как эта ближняя скала
От берегов не отступает,
Как эта облачная мгла
Верхи Афона обнимает,
Кто лобызает, как волна,
Свои пределы постоянно
И воздыхает, как она,
В молитве Богу непрестанно, —
Благословен сей верный брат!
А я, как чайка – птица бури,
Как чёрный вран, густо-крылат,
Пятном чернеясь на лазури,
На белых крыльях корабля
Перелетал залива волны.
Прости, священная земля,
Простите, берега безмолвны!
1850-е гг.
Афон
Гор пирамида в небесной лазури
Скинией видится сверх облаков,
Фаросом Божиим, пристанью в море,
Тихим пристанищем мирных пловцов.
Чей там кораблик стрелою несётся
Прямо на грозные эти скалы?
Горе пловцам! Колыбель разобьётся —
Так её страшно кидают валы.
Нет, то играет водна́я стихия1 —
Лёгкое облако2 слышит она.
Благословенная Дева Мария!
Бисерный путь Тебе стелет волна.
То поднимается жёлтым топазом,
То изумрудом, сапфиром блеснет,
То рассыпается перлом, алмазом,
То черно-аспидный гнёт свой хребет.
Лёгкое судно у самой границы
В тень исполинского входит шатра.
Видно, навстречу Небесной Царице
Кинулась в воду Святая Гора.
Грудь исполина крестом3 погрузилась,
И до небес возвышается он.
Слава всех гор на востоке затмилась —
Божией Матери жребий Афон.
Здесь ублажат Её имя святое,
Здесь неустанно Её воспоют,
Здесь Её царство, семейство земное,
Вольных страдальцев последний приют.
Судно крылатое в пристань вбежало —
В страхе главу свою прячет Афон.
«Здесь жребий Мой», – Богоматерь сказала.
Словом Её освящается он.
Примечания автора
1. Водная стихия – выражение церковно-славянское.
2. В пророчествах и песнях церковных Божия Матерь называется Лёгким облаком.
3. Афонская гора по географическому плану имеет вид креста, и это сходство замечено самим преподобным Афанасием. Она от перешейка своего как будто двинулась от материка и кинулась в море, привлекая за собой длинный гребень или горный шатёр. Когда въезжаешь в тень его, лежащую далеко по водам, то вершина Афона прячется за ближайшими высотами.
Бред засыпающего над костылём кладбищенского старца
Стихи мои – поблёкшие венки
Болотного, приземистого моха —
Не украшение для гробовой доски,
Но видно, мне их петь до мертвенного вздоха.
Зачем мне налагать на старые кресты
Мои бумажные поддельные цветы?
Затем, что я во сне гуляю на кладбище
Воспоминаний, чувств, дум и скорбей моих.
Здесь всё в смешении на гробовом жилище:
Стихи Давидовы и Ламартинов стих.
Во сне жезлом коснув обломков пирамиды,
Встречаюся с разрушенным столбом.
Когда б я бодрствовал, то пел бы панихиды
И о друзьях моих, и о себе самом,
Читал бы я слова божественной Псалтири
В надгробном храмике и в тишине ночной.
Но забываюсь я… и хладный ветр Сибири
Поёт мне песнию тоскливою, степной.
Неситесь вместе с ним своею лёгкой ношей,
Мои иссохшие, поблёкшие венки!
Вас время погребёт под снеговой порошей,
И дружба сохранит немногие листки.
1864