— О том и речь.
— Уолдо, что стряслось? Ты в своей тарелке?
— В своей, в своей, но мне надо повидать на Земле одного человека. Другого способа поговорить с ним нет, а поговорить очень надо. Эта экскурсия мне повредит?
— Не должна бы, если побережешься. Если на то пошло, ты здесь родился. Однако будь поосторожнее. У тебя солидное ожирение сердца.
— И вы считаете, это опасно?
— Нет. Смотришься неплохо. Просто не перенапрягайся. И держись поспокойнее.
— Постараюсь. Как только могу. Дядя Гэс!
— Да.
— Вы не съездили бы со мной, не помогли бы мне справиться?
— Ну, я думаю, в этом нет необходимости.
— Дядя Гэс, пожалуйста. Я больше никому не доверяю.
— Уолдо, ты же взрослый человек. Ладно, на этот раз так и быть.
— А теперь запомните, — обратился Уолдо к пилоту, — Модуль ускорения ни в коем случае не должен превысить одно и одну десятую g. Даже во время посадки. Я все время буду следить по акселерометру.
— Я двадцать лет вожу машины медпомощи, — ответил пилот. — И пациента не побеспокоил ни разу.
— Это не ответ. Вы поняли? — одно и одна десятая. И к этой цифре даже не приближайтесь, пока не пройдем стратосферу. Тихо, Бальдур! Прекрати сопеть.
— Усек.
— Для верности повторяйте про себя. От этого зависит ваша премия.
— Если так привыкли, водите сами.
— Как бы вам не пришлось отвыкать, милейший. Если я в этом контейнере сдохну, останетесь без работы на всю жизнь.
Пилот что-то буркнул.
— Что вы сказали? — вскинулся Уолдо.
— Сказал, что, может, овчинка и стоит выделки.
Уолдо побагровел, открыл рот, но тут вмешался Граймс.
— Уолдо, спокойней. Помни о своем сердечке.
— Да, дядя Гэс.
Граймс скользнул вперед и знаком дал знать пилоту, что хочет сесть поближе.
— Что бы он ни говорил, не обращайте внимания, — вполголоса сказал Граймс пилоту. — Но насчет ускорения уж постарайтесь. Он вправду не выдержит больших ускорений. Того и гляди, отдаст концы в контейнере.
— Думаете, будет велика потеря? Далеко не уверен. Но пойдем аккуратненько.
— Вот и славно.
— Я готов занять место в контейнере, — отозвался Уолдо. — Дядя Гэс, не поможете ли с ремнями справиться?
Разумеется, контейнер был не обычного типа, а специально построенный на этот случай. На взгляд он больше напоминал огромного размера гроб на карданном подвесе, позволяющем постоянно удерживаться в плоскости, перпендикулярной результирующему вектору ускорения. Уолдо плавал в воде — удельный вес его жировых тканей был достаточно низок, — отделенный от нее обычной нежесткой водонепроницаемой парусиной. Голову и плечи поддерживала пригнанная по телу подкладка. В контейнер был встроен механический автомат для искусственного дыхания, подкладки под спину находились под водой, а убирающиеся грудные накладки — над водой.
На специальном сиденье слева от контейнера сидел наготове Граймс с неоадреналином. Справа от контейнера, пристегнутый к специальной полке, находился Бальдур. Пес как бы уравновешивал Граймса.
Граймс удостоверился, что все готово, и объявил пилоту:
— Стартуйте по своей готовности.
— О’кей.
Пилот захлопнул люк. Входная труба сжалась в гармошку на плоском причале «Фригольда», дав возможность кораблю отвалить. И корабль плавно отправился в путь.
Уолдо закрыл глаза. На лице у него явилось выражение неземного страдания.
— Дядя Гэс, а вдруг корабельные декальбы откажут!
— Не имеет значения. В машинах медпомощи шестикратный запас.
— Вы уверены?
Едва ощутив появление веса, Бальдур начал скулить. Граймс заговорил с ним — пес притих. Но по мере того как машина углублялась в гравитационное поле Земли, суммарное ускорение поневоле нарастало, хотя скорость машины существенно не менялась. Уолдо казалось, что это тянется нестерпимо долго и никогда не кончится. А пес ощущал, как все тело наливается изнурительной тяжестью. Причины он не понимал, но происходящее ему не нравилось: более того — устрашало. Он начал выть.
Уолдо открыл глаза.
— О Господи! — простонал он. — Сделайте же хоть что-нибудь! Он, должно быть, умирает.
— Сейчас гляну, — ответил Граймс, отстегнул ремень безопасности и потянулся через контейнер. Перераспределение масс заставило кардан качнуться; Уолдо колыхнуло к стенке контейнера.
— Ой! — с трудом выговорил он. — Осторожней!
— Не обращай внимания.
Граймс погладил пса по голове и ласково заговорил с ним. Когда тот успокоился, Граймс собрал в горсть шкуру на его загривке, прицелился и всадил дозу успокаивающего. И потер место укола.
— Вот так, старичок. Теперь тебе полегчает.
Врач отвалился на свое место, от этого Уолдо опять качнуло, однако он молча вынес эту пытку.
После входа в атмосферу машина резко дернулась всего один раз. Взвыли оба: и пес, и Уолдо.
— Частник, — вполоборота крикнул пилот. — У меня преимущество, а он нарушил.
И пробурчал что-то про баб за рулем.
— Я видел. Наш не виноват, — сказал Граймс Уолдо.
Пилот с изяществом посадил машину на площадке, подготовленной между шоссе и домом Шнайдера. Их прибытия дожидалась целая команда; под присмотром Граймса контейнер с Уолдо сняли с кардана и вынесли из машины. Как ни старались действовать осторожно и не спеша, все-таки не обошлось без встрясок и толчков. Уолдо перенес их с молчаливой стойкостью, но из-под закрытых век градом катились слезы.
Едва его вынесли из машины, он открыл глаза и спросил:
— Где Бальдур?
— Я его отвязал, — пояснил Граймс, — но он не может следовать за нами.
— Бальдур, сюда! Ко мне, малыш! — хрипло окликнул Уолдо.
Пес, остававшийся внутри корабля, услышал голос хозяина, приподнял голову и придушенно гавкнул. Он все еще чувствовал устрашающую немочь, но пополз на брюхе, силясь исполнить приказ. Граймс вовремя оказался у дверцы и увидел, что происходит.
Пес дополз до края своей полки и сделал потешную попытку ринуться туда, откуда слышал хозяйский голос. Он попытался применить единственный известный ему способ передвижения: оттолкнулся задними лапами и полагал, что вылетит через открытую дверь и прекратит полет, упершись передними лапами в контейнер. Но вместо этого рухнул с полуметровой высоты на пол кабины, неловко принял удар на непружинящие передние лапы и при том болезненно взвизгнул.
Теперь он лежал пластом там, где упал, голоса не подавал, но и не пытался двигаться, а дрожал всем телом.
Граймс наклонился над ним, осмотрел, убедился, что животное не покалечилось, и вышел из кабины.
— С Бальдуром небольшая авария, — объяснил он Уолдо. — Ничего серьезного, но бедный чертяка не умеет ходить. Лучше оставь его в кабине.
Уолдо с усилием покачал головой.
— Хочу, чтобы он был со мной. Пусть раздобудут носилки.
Граймс позвал двух человек на подмогу, договорился с водителем машины медпомощи насчет носилок и приказал помощникам нести собаку. Один из них заворчал:
— Вряд ли эта работенка по мне. Псина-то вот-вот набросится. Гляньте, какие у нее глазища.
— Не набросится, — заверил его Граймс. — Просто перепугана до потери сознания. Давайте, я подержу ее за голову.
— А что с ней? То же самое, что и с этой жирной тушей?
— Не-ет, с ней все в порядке, здорова, как бык. Просто ей в жизни не приходилось ходить. Она на Земле в первый раз.
— Окосеть, будь я трижды проклят!
— Знаю один такой случай, — охотно отозвался второй носильщик. — Про одну псину, что выросла в Лунополисе. Так она первую неделю на Земле вообще ходить не могла — только ползала, выла и делала под себя.
— В точности как эта, — мрачно отозвался первый.
Носилки с Бальдуром поставили рядом с контейнером Уолдо. А тот с неимоверным усилием приподнялся на локте, вытянул руку и положил на голову собаке. Пес лизнул хозяйскую руку и разом перестал дрожать.
— Так-то вот, дружок, — прошептал Уолдо. — Здорово худо, а? Ну, ничего, держись.
Бальдур вильнул хвостом.
Четверых отрядили нести Уолдо и еще двоих — нести собаку. Грэмпс Шнайдер ожидал на пороге своего дома. Ни слова не сказал, когда процессия приблизилась, просто дал знак, чтобы Уолдо внесли в дом. Носильщики с собакой замялись.
— Его тоже, — сказал Шнайдер.
Когда прочие удалились — даже Граймс вернулся к машине, — Шнайдер заговорил.
— Добро пожаловать, мистер Уолдо Джонс.
— Спасибо за привет, дедушка Шнайдер.
Старик любезно кивнул, не говоря ни слова, и подошел к носилкам с Бальдуром. Уолдо хотел было предупредить его, что для незнакомых зверюга опасна, но какое-то странное стеснение — наверное, поле тяготения на нервы подействовало — помешало отозваться вовремя. А потом он увидел, что зря беспокоился.
Бальдур перестал тихо поскуливать, поднял голову и лизнул Грэмпса Шнайдера в подбородок. И радостно завилял хвостом. Уолдо почувствовал внезапный приступ ревности; ведь до этого за псом никогда не водилось, чтобы он проявил дружелюбие к незнакомым людям без особого приказа хозяина. Это была нелояльность, даже более того — измена! Но Уолдо подавил в себе неприятное чувство и хладнокровно расценил это происшествие как свой тактический успех.
Шнайдер отвел в сторону собачью морду и тщательно осмотрел собаку, поталкивая, поглаживая, вытягивая ей лапы. Приподнял Бальдуру губы, глянул на десна. Оттянул веки, заглянул и за них. Покончив с осмотром, подошел к Уолдо.
— Пес-то и не хвор, — сказал Шнайдер. — Просто у него ум за разум зашел. С чего бы это?
Уолдо рассказал о необычном прошлом Бальдура. Шнайдер выслушал, покивал — причем Уолдо не поклялся бы, что старик что-то понял — и внимательным взглядом окинул Уолдо.
— Нехорошо, когда ребенок лежит в постели. Давно это с тобой?
— С рождения, дедушка.
— Это нехорошо.
Шнайдер обошелся у Уолдо точно так же, как и с Бальдуром. Уолдо с гораздо большим трудом сносил чужое прикосновение, чем обычный, здоровый, но легко возбудимый человек, однако выдержал это по причинам вполне прагматическим. Чувствовал, что как-то надо втереться, умаслить этого диковинного старикашку. Ни к чему настраивать его против себя.