бежден, что мужик абсолютно не в курсе его полномочий. Момент был острый — пан или пропал, но порой сведения можно добыть только такой кавалерийской атакой.
Наконец, рука с ножом скользнула вниз, клинок нырнул в ножны.
— Повеселился, значит. — Щеточка усов поехала еще выше, но теперь оскал стальных зубов был не такой звериный, с очень большой натяжкой его можно было назвать даже дружеской улыбкой.
Он указал Максимову на табуретку рядом с собой, завел руку за спину, что-то отщелкнул от широкого ремня и выложил на стол радиотелефон.
Максимов, охнув от боли в колене, опустился на шаткий табурет.
«Все, Макс! Ты угадал, — мысленно поздравил себя, беря в руки трубку. На ее боку красовался наляпанный красной краской учетный номер. На семь единиц меньше, чем тот, под которым была зарегистрирована в фирме Гаврилова трубка Журавлева. — Все просто, если думать головой!»
— Номер?
— 969-54-86, — по памяти подсказал хозяин. После первой догадки все должно было пойти по накату, в этом Максимов был уверен. Хозяин дачи не знал, какие полномочия даны Гавриловым тому, за кем он наблюдал. Этого не знал и тот, чей голос раздался в трубке.
— Слушаю.
По этому отрывистому «слушаю» вместо растянутого «ал-ле» Максимов понял, что и этот из бывших вояк. Это было хорошо, не требовалось перестраиваться.
— Слушай внимательно. Говорит сосед по даче. Быстро соображай! Телефон дал тот, кто живет напротив, догадался?
— Понял, — раздалось в рубке после короткой паузы.
— У меня ЧП. Первое, свяжешься с начальником. Ну, на букву «Гэ». Пусть дает отбой тревоге, мы вернулись домой. В полном составе. Второе, мне нужно передать машину. Это не наша «Волга», другая. Понял меня?
— Та-ак. С первым — порядок. С машиной сделаем так. Подгоняй ее в Одинцово на улицу…
— Нет! Забирай сам.
— Не получится. Запомни адрес…
— Слушай, урод! — взревел Максимов. — Через десять минут этой колымаги здесь быть не должно. И еще. Если ты не перебросишь сюда людей, я тебе жопу, на фиг, на фашистский знак порву!! Лично! Ты понял?!
Сидевший рядом усач только крякнул и покачал стриженной под бобрик головой.
— Все, действуй! — бросил Максимов в затихшую трубку и нажал на кнопку отбоя.
— Из каких мы будем? — спросил усач, прищурив свои моржиные глазки.
Максимов скользнул взглядом по его широким плечам, мощной красной шее, груди, распирающей застиранную тельняшку.
— Вторая, глубинной разведки. Прибалтийский округ.
Усач цокнул языком, изобразив на лице максимум уважения.
— Морская пехота Балтийского флота, разведбат, — сказал он, погладив себя по тельняшке.
— Земляки, значит, — кивнул Максимов. Бывший морпех запустил руку под стол, позвенел пустыми склянками и выставил на стол початую бутылку «Пшеничной».
— По сто капель за знакомство?
— Давай, — кивнул Максимов. От тепла притаившаяся боль опять проснулась и теперь грызла каждую мышцу изможденного тела.
Под «ста каплями» морпех понимал большой граненый стакан, налитый до пузыря над срезом.
Максимов помолчал, осторожно поднял стакан, выпил медленными тягучими глотками.
— Вот теперь вижу, наш. — Морпех махом опрокинул в себя стакан.
Максимов не нарушил традиции спецназа — первый пить молча, в помин всех, кому не довелось вернуться с задания. Он пожал протянутую ему ладонь, сильную и цепкую, как клешня.
— Василий, — представился морпех.
— Макс.
— Ты закуси, закуси, парень. — Василий придвинул к нему газету с немудреной снедью. — Сам знаешь жрать, пить и с бабой спать нужно при первой возможности, завтра может не обломиться.
Максимов кивком поблагодарил, сил на разговор уже не было. Присказку эту слышал тысячу раз и тысячу раз убеждался в ее терпко-горькой правде. Завтра случалось не у всех.
Голова от выпитого и запредельной усталости казалась набитой ватой. Сегодня он сделал все, что мог. Только что он вычислил «силовую группу», прикрывавшую их дачу. Морпех был наблюдателем, старший сидел где-то в Одинцове, сами боевики должны были располагаться где-то поблизости. Это можно будет узнать по времени, которое потребуется им, чтобы взять в невидимое кольцо дачу. Главное, что эта группа действовала независимо от основных оперов Гаврилова. Тем более странным казалось то, что непосредственная охрана ничего не знала о ЧП. А Гаврилов, если верить Кротову, демонстрировал бурное беспокойство.
Противно запиликал радиотелефон, и морпех, бросив вилку, прижал трубку к уху.
— Слушаю. Так. И все? Понял. — Он осторожное нажал заскорузлым пальцем на кнопку сброса — все-таки вещь дорогая и казенная — и сунул трубку в чехол на поясе.
— Что там? — поднял голову Максимов.
— Все путем. Ребятки уже в поселке. — Василий встал. — А мне, хоть и остограммленному, твою тачку перегнать ведено.
— Пойдем. — Максимов с трудом, тяжело оперевшись на стол, встал на ноги.
— Посидел бы. Пожевал бы что-нибудь… Вон, водки еще на один заход осталось. На сегодня ты уже свое к работал, тебе и выпить не грех.
— Не, мне в форме быть надо. Там же у нас детсад пополам с домом престарелых.
— Ну не только! — хитро подмигнул морпех.
— И для этого дела форма нужна, — подыграл ему Максимов, с трудом встав с табурета.
На улице успело стемнеть. Холодный ветер гонял вокруг блеклых фонарей мелкую морось, сыпавшую с неба. Максимов распахнул куртку, рванул пуговицу на воротнике, запрокинул голову и до головокружения вдохнул студеный воздух.
— Слышь, Макс, — морпех осторожно прикоснулся к его локтю. — Спросить хочу. — Он уже распахнул дверцу «жигуля», готовясь нырнуть в салон. — Ты это… Погорячился здорово?
— Пятеро, — коротко бросил Максимов, не открывая глаз.
— М-да, — уважительно покачал головой морпех. — Иди в дом, братишка, ворота я сам закрою.
Гаврилов примчался на дачу через сорок минут. С Журавлевым говорить было бестолку, после уколов Инги он уснул тяжелым больным сном. Попробовал было потребовать Максимова в кабинет для отчета, но посланный за ним Костик вернулся красный, как рак. Максимов семиэтажным матом выгнал его из сауны. Пришлось Гаврилову унять свой гонор и сидеть в предбаннике, через приоткрытую дверь выспрашивая подробности налета у Максимова, неподвижно лежащего на полке. Сообразил, что у Максимова сейчас хватит ума, вернее, его полного отсутствия, чтобы молча повыкидывать из окон всех, кто попробует ему помешать приходить в себя.
По его вопросам Максимов понял, что в общих чертах Гаврилов в курсе происшествия, значит, круги по воде уже пошли. Очевидно, краснознаменная московская милиция уже который час дружно стоит на ушах.
— Замять удастся? — спросил он.
— Ха! — Гаврилов выключил диктофон. — Ты бы по дороге еще что-нибудь взорвал, для полного комплекта! — Это был прозрачный намек на предшествовавший налету взрыв, но Максимов на подвох не попался. — Ладно, не дергайся. Прямых наводок на вас нет. Ложись отдыхать. Пока не разберусь с наездом, будете сидеть на даче.
— Слава богу, — простонал Максимов, отворачиваясь к стене.
О том, как четко Максимов вычислил и засветил «группу обеспечения», Гаврилов предпочел не упоминать.
Глава двадцать четвертая. Ночью надо спать
Когти Орла
Рука сама собой скользнула к пистолету раньше, чем, скрипнув, открылась дверь. Максимов не шевелился, выжидая, что будет дальше. Инга проскользнула в комнату, осторожно присела на край тахты.
— Не притворяйся. Вижу — не спишь.
— В темноте видишь? — Максимов забросил руки за голову и чуть не вскрикнул от боли, как спица, вонзившейся в плечо.
— Ложись на живот, я массаж сделаю.
— А укол в попу?
— Перебьешься. Давай переворачивайся! — Она стянула с него тонкое одеяло. — Уколы я Журавлеву делала.
— Как он? — Максимов осторожно перевернулся на живот, стараясь не разбудить боль, притаившуюся в правом плече.
— Жить будет. Где это вы с ним так погуляли?
— Места знать надо.
Ее ладони стали плавно скользить по его телу, от них в мышцы, свитые от перенапряжения в тугие комки, пошла волна тепла и покоя. Тепла и покоя. Максимов блаженно зажмурился.
Инга одним движением сбросила с себя халат, легла Максимова, обхватила напрягшиеся было плечи я прошептала, щекоча ухо горячим дыханием:
— Глупый, расслабься и лежи. Старайся дышать со мной в такт. Ни о чем не думай. Грейся и дыши.
Максимов вздрогнул — такой жар пошел внутрь от ее тела, — и с трудом сделал первый вдох. Через несколько мгновений голова пошла кругом, показалось, что они стали одним целым…
Она сжала мочку его уха губами, что-то прошептала и скользнула вбок. Максимов с трудом открыл глаза.
— Что? — Тело стало невесомым, оно помнило жаркую тяжесть тела Инги.
— Не умер? — По голосу он догадался, что она улыбается.
— Больной скорее жив, чем мертв. — Максимов приподнялся на локте, попытался разглядеть ее лицо, но в комнате было совершенно темно.
— Магия любви, как изволил выразиться Кротов. Сейчас продолжим курс лечения. — Ее мягкие пальцы скользнули по его бедру.
— Инга.
— Что? — Пальцы замерли на полдороги. — Что-то не так?
— У меня и так проблем — выше крыши.
— Не бойся, нашу пасторальную идиллию с Кротовым ты не разрушишь. Он сам все решил. И не делай вид, что это для тебя новость.
— Допустим. А почему?
— Не знаю. Сегодня проснулась, он сидит у окна. Глаза, как у умирающей собаки. Сказал, что больше так не может, попросил… Короче, стандартный вариант: «Останемся друзьями».
— Ясно. — Максимов откинулся на подушку. «Гаврилов — сука! Психолог хренов… Я же видел у Кротова на столе фотографию жены. Инга на нее похожа. Нет, абсолютного сходства, естественно, нет. Гаврила мнит себя тонким психологом, на откровенную замену не пошел бы. Но они похожи сутью. Есть в них та самая спокойная женственность, которая должна быть У нормальной бабы и о которой мечтает любой нормальный мужик. Была… У Маргариты — была. У слова „люблю“ нет прошедшего времени. Гавриле до этого никогда не допереть. Эх, бил сегодня рожу Стасику, а надо бы Гавриле!