Угрюмое гостеприимство Петербурга — страница 18 из 49

Наконец в Петербург прибыл новый посол, и герцог сложил свои полномочия.

В последнюю ночь перед отъездом он не мог заснуть, расхаживал по кабинету в своей резиденции, писал стихи (чего с ним раньше не случалось), много курил и страдал.

Неожиданно в резиденцию герцога Глостера явилась Елена Семеновна. Она была в смятении и отчаянном трепете перед разлукой с человеком, которого она любит. О, как прекрасна женщина в отчаянии! И как безудержно она говорит о своей любви перед разлукой! Никто, ни один мужчина, если он любит, не в силах выдержать страдания любимой женщины. И твердость духа, выдержка, понятия о чести и надменность — все уступило перед любовью. Лорд Уолтер принял Елену Семеновну в свои объятия и запечатлел на ее устах свой поцелуй…

Вскоре по отъезде герцога Глостера графиня Воронцова обнаружила себя беременной. Она пожаловалась мужу на дурное здоровье и уехала в деревню. Где вскоре погибла во время пожара, который дотла спалил весь дом.

Ее отпели, а пепел из сгоревшей спальни предали земле.

А через месяц с небольшим герцог Глостер женился на Хелен Смит — девушке из народа. И только Александр Дмитриевич Балашов и Андрей Петрович Суздальский, близкие друзья лорда Уолтера, знали правду. Князь Суздальский был свидетелем на этой свадьбе. И когда священник произнес слова «Если есть здесь кто-то, кто знает, почему эти двое не могут соединить свои жизни, пусть говорит сейчас или молчит всегда», Андрей Петрович промолчал. Он выбрал сохранить эту тайну.

Лорд Уолтер, который превыше всего ценил свою честь и доброе имя, вскоре осознал, что эти понятия сильно расходятся. Его брак с «девушкой из народа» вызвал в обществе громкий скандал, герцога обвинили в пристрастии к плебеям и осудили на всеобщее осмеяние. Восемь или девять дуэлей последовали немедленно, а затем герцог уехал в свое поместье в Глостершире, где в глуши наслаждался семейной жизнью, был счастлив и растил сына.

Андрей Петрович тем временем вернулся в Санкт-Петербург. Город уже успела облететь весть о женитьбе герцога Глостера. Общество негодовало. Елена Семеновна Воронцова приходилась кузиной князю Ланевскому, и тот, убитый горем утраты, был обречен на позорное существование в мире, полном сплетен об измене его горячо любимой Елены. В своем отчаянии он не смог более выносить вида столицы и уехал в монастырь, где провел в молитвах несколько месяцев.

Князь Демидов, лучший друг Владимира Дмитриевича, наотрез отказывался верить в гибель графини, а после известия о свадьбе герцога Глостера окончательно уверился в измене и позорном бегстве Елены Семеновны. Однако, щадя чувства своего друга, он хранил молчание, и тем не менее написал герцогу Глостеру несколько гневных обличительных писем, которые тот оставил без ответа, что только усилило подозрения Александра Юрьевича.

Сам Воронцов, обреченный потерять супругу, которую любил больше всего на свете, внезапно обрел призрачную надежду. Слух об измене и неверности своей жены он воспринял с радостью, чем несказанно удивил окружающих.

— Пусть, пусть она изменила мне, пусть вышла за него замуж — не важно! — говорил он Андрею Петровичу по его возвращении. — Умоляю вас, скажите мне, что это так, скажите, что она жива и здорова, и вы сделаете меня самым счастливым человеком на свете!

Это был самый тяжелый момент в жизни князя Суздальского.

Как солгать человеку, которого ты любишь и уважаешь, когда он умоляет тебя сказать ему правду? Как лишить его единственной в жизни надежды, единственного счастья, единственного утешения? Ведь это означает обречь его на вечное страдание, на мучения, на отчаяние. Как сделать это с человеком, тем более что он не заслуживает страданий? Но князь уже поклялся хранить молчание, он обещал сохранить эту тайну, и он ответил:

— Нет, Володя. Герцогиня Глостер — это другая женщина.

— Прошу вас, Андрей Петрович, скажите, что это не так! — взмолился граф Воронцов. — Я умоляю вас: солгите, скажите, что это она!

Князь покачал головой.

— Но может быть, она похожа на Елену?

— Я очень хорошо знал Елену, Володя, — мрачно сказал Андрей Петрович. — Герцогиня Глостер на нее отнюдь не похожа.

Воронцов впал в депрессию. Жизнь ему опостылела. Он порывался покончить с собой, и, если бы не чуткое внимание брата, он непременно бы сделал это. Но любящий брат, Демидов, княгиня Марья Алексеевна, Давыдов, Жуковский, Балашов и Суздальский, а с ними и весь свет своею ласковой заботой, своей преданной и нежной любовью отвратили его от этого шага.

Суздальский и Балашов, единственные, кто видел супругу герцога Глостера, уверенно опровергали все слухи. И общество, проникнутое уважением и состраданием к Владимиру Дмитриевичу, отступило и предало забвению эту историю.

Андрей Петрович и Александр Дмитриевич ревностно хранили тайну Редсвордов, которые тихо жили в своем поместье, растили сына и не давали о себе знать, не напоминали о себе.

История была забыта, последние разговоры умолкли, все согласились, что Елена Семеновна трагически погибла во время странного пожара в запертом пустом доме, и Суздальский с Балашовым надеялись, что их тайна никогда не потревожит свет.

«Счастливец Александр Дмитриевич! — думал старый князь, вспоминая былое. — Он умер в мае, не дожив четырех месяцев до этого скандала. А я… мне суждено увидеть завершение этой истории. Демидов называл Уолтера предателем, лжецом. Но ведь это я — настоящий лжец и предатель. Это я помог Елене уехать незамеченной на Альбион. Это я был свидетелем на их с Уолтером свадьбе. Это я промолчал, когда священник спрашивал о причинах, препятствующих этому браку. Это я, вернувшись, убедил Володю, что Елена мертва. Это я лишил его последней надежды и довел до отчаяния. Это я обманул весь свет и развеял их слухи.

Я настоящий лжец, предатель и негодяй.

Но как же слепо это общество!

Они почитают меня как самого выдающегося политика из ныне живущих, хотя я уже три года как оставил свой пост. Они называют меня Министром Европы, Князем в веках, почитают за оракула и мудреца, зовут меня ревностным стражем своего дома, никогда не покидающим его чертогов. Но кто я такой? Удачливый интриган знатного происхождения, умудренный летами и награжденный серебряными волосами. Я не выезжаю в свет, ссылаясь на мучащие меня боли, хотя здоровье у меня словно у двадцатилетнего повесы. Я просто заперся в своем доме и сижу здесь, словно барсук в своей норе, боясь показаться миру при солнечном свете.

Теперь, когда Ричард приехал в Россию, они снова заговорят о прошлом его родителей. По Петербургу вновь расползутся старые сплетни. Мой сын дерзок и остёр на язык, но он не сможет противостоять натиску этих болванов, головы которых наполнены ветром, слухами и предрассудками. А я… я буду сидеть здесь, в своей крепости, спасаясь от их пытливых взглядов и двусмысленных намеков. Среди этих недоумков найдется один, который, по крайней мере, умеет считать, и он быстро вычтет, что Ричард родился через девять месяцев после того, как его отец покинул Санкт-Петербург. И тогда меня обзовут лжецом — и они будут правы.

Но Ричард — как быть ему, молодому одинокому юноше, который решительно ничего не знает о собственном происхождении? Он будет замечать косые взгляды старого дворянства, будет слышать обрывки похабных разговоров; он будет понимать, что дело в нем, но что он сделал — понять не сможет.

А я стремлюсь укрыться в этом теплом доме, где нет ни сплетен, ни врагов. Пытаюсь спрятаться от жизни. А исполнение своего долга возложил на сына.

Нет! Так не будет!

Я князь Суздальский! Я не буду прятаться от слухов.

Я выйду в свет, как прежде, и рассмеюсь в лицо любому, кто посмеет высказать свой нелепый анекдот».

Глава 13Граф Воронцов, его любовь и мысли

Я вас люблю так, как любить вас должно,

Наперекор судьбы и сплетней городских,

Наперекор, быть может, вас самих,

Томящих жизнь мою жестоко и безбожно.

Денис Давыдов

Владимир Дмитриевич курил трубку в своем кабинете.

Сидя в кресле за рабочим столом, он утопал в табачном дыму и, словно через густой туман времени, смотрел на портрет Елены Семеновны, висевший на противоположной стене.

Так, значит, она жива, думал Владимир Дмитриевич.

Ричард как-то обмолвился о том, что своим знанием русского он обязан не столько отцу, сколько матери, которая в совершенстве владеет русским. Ричард родился в июле 1816 года, через девять месяцев после того, как его отец покинул Россию. Вернувшись, герцог, имевший самые консервативные взгляды на вопросы брака и сословных различий, внезапно женился на «девушке из народа».

Сомнений быть не могло: это была она, его Елена, которая так внезапно погибла, тело которой так и не было найдено.

Странное, неведанное доселе чувство охватило графа.

Двадцать два года он безутешно оплакивал Елену Семеновну, которую не переставал любить, которой оставался верен. За это долгое время не было ни дня, чтобы он не вспомнил о ней, чтобы не горевал о ее утрате. И теперь — о счастье! — он узнал, что она жива. Но к этой радости подмешивалось горькое, гнетущее гордость чувство обманутого и преданного человека. И все же Владимир Дмитриевич, осознав, что жена изменила ему, не осуждал ее, не держал зла на нее и продолжал по-прежнему любить ее. Любить так, как любил ее прежде, чувства его к ней нисколько не изменились.

Многие нашли бы таковое отношение к делу предосудительным и стали бы порицать Воронцова, но они никогда не знали настоящей любви, любви самоотверженной и всепрощающей.

Ревность — чувство скверное, эгоистическое. Ревнивец стремится ограничить того, кого он якобы любит, и делает его несчастным, сковывая ему руки и лишая возможности выбора. Он требует верности, но ему неведомо, что верность есть проявление воли. И только свободная воля и собственное желание отдавать себя любимому человеку есть настоящая верность. И человек, который любит искренней, чистой любовью, выс