Уха из петуха — страница 29 из 42

"Господи, да ты прямо мастер флирта и гуру комплиментов, — закатил глаза дебил. — Вроде раньше ты как-то получше был".

— Спасибо, — сказала Лилия, сбивая его с мысли.

— За что?

— За то, что назвал меня красивой, — с улыбкой ответила она. — Безумно приятно.

— Ну, это мне следует благодарить судьбу и матушку природу, — возразил Сергей. — Так куда идем?

— Есть одно местечко, популярное у местной молодежи. Считается очень романтичным.

— Ну, мы вроде тоже не сильно старые, так что веди, — Сергей уже уверенно взял Лилию за руку, надежно переплетая их пальцы, и вывел со двора.

Естественно, пока они шли по улице к окраине Апольни, им кто только на пути не попался, и их сцепленные, словно у влюбленных подростков, руки не ускользнули от любопытных взглядов охотно здоровавшихся местных жителей. В первый момент Лилия даже пыталась вырвать у Сергея свою ладонь, но он упрямо сжал ее, не выпуская и открыто транслируя всем встречным "мое, имею право" послание. Его почему-то прямо распирало от гордости из-за такого почти нарочитого демонстрирования наличия между ним и идущей рядом женщиной отношений, и наплевать, насколько это выглядело примитивно или не по-взрослому.

Едва они вышли за околицу и последний забор скрылся из виду, Сергей, не в силах больше ждать, резко остановился и развернул Лилию к себе, прижимаясь порывисто и немного неуклюже, утыкаясь лицом в пахнущие солнцем, свежестью, сладкой уютностью волосы. Ощущение от этого контакта оказалось таким шокирующе-приятным, что он нисколько не элегантно фыркнул и рвано засопел, бесцеремонно сжимая и оглаживая сводящие с ума изгибы, вдыхая, жадно глотая исключительный и неповторимый аромат, от которого в голове становилось так легко, пусто, жарко.

— Нетерпеливый, — смеясь, не всерьез упрекнула Лиля, охватывая его шею, ероша волосы на затылке и прижимаясь губами к его подбородку.

— Да сколько же терпеть-то можно, — возразил Сергей, запутываясь пальцами в густых тяжелых прядях и суматошно тыкаясь губами во все, что попадалось по пути: гладкий лоб, прикрытые веки, покрытый золотистыми крупинками веснушек нос и щеки, и хрипло потребовал: — Дай. Сейчас же дай.

И Лилия охотно поддалась его нахальному притязанию, поднимая навстречу лицо, сталкивая их рты в торопливом, немного грубом поцелуе, вдавливая пальцы в его затылок, откровенно показывая этим жестом и своим тихим облегченным стоном, насколько и сама нуждалась в этой ласке. Они целовались сначала почти лихорадочно, взахлеб хватая воздух в кратких перерывах, будто кто-то вот-вот должен был их оторвать друг от друга, не дать упиться, насытиться, опьянеть совершенно, потеряться в их совместном невыносимо желанном безумии. Суматошно трогающие горящие тела руки сталкивались, мешая и усиливая все ощущения многократно, переплетались и запутывались, вызывая смех и стоны, прерываемые и заглушаемые все новыми касаниями губ и языков. Чуть позже поцелуй стал из бесконтрольно-голодного тягуче-чувственным, а прикосновения замедлились, превращаясь в осознанно-ласкающие, уже на грани сексуального поддразнивания, и Сергею пришлось собрать все силы, чтобы отстраниться.

— Если мы не пойдем дальше прямо сейчас, то придется срочно искать более укромное место, Лиль, — честно признался он голосом прокуренного пропойцы.

"Был бы умный, взял бы, что само в руки плывет, и сейчас, и потом, — горестно вздохнул сквозь тяжкое дыхание дебил. — Но ты на всю голову влюбленный дурак. И я такой же сбоку-припеку".

Сделав несколько хоть немного отрезвляющих вдохов, Сергей снова стиснул ладонь женщины и собрался идти дальше, мужественно игнорируя болезненное неудобство, созданное его неугомонным природным устройством ввода-вывода, но тут уже Лиля его притормозила.

— Сереж, что между нами? — спросила она тихо и, кажется, совсем нетребовательно, но Сергей просто всей кожей и нутром ощутил, насколько важен и необходим его ответ.

Он, сглотнув, уставился в ее полные ожидания и робкого предвкушения чего-то настоящего глаза. На мгновение в голову плеснуло паникой, осознанием того, что, как только он ответит, этого уже будет не отменить. Происходящее станет окончательно и безоговорочно реальным, не головокружительным сном, не ночным видением, не чересчур живой фантазией, а полноценным движением в определенном направлении. Причем движением вместе, кожа к коже, душа к душе, а не так, безразлично-параллельно, как было всегда в его жизни. Но разве его это и правда пугало? Что из всего, что случилось с ним с достопамятным появлением Лилии и ее близких, вызывало в нем отторжение? Ни-че-го. Ну так какого же черта.

— Между нами все, Лиль, — Сергей охватил ее лицо ладонями, прижался ко лбу губами, будто желая вложить собственное видение творящегося между ними прямиком ей в разум. — Все.

ГЛАВА 29 мифосказительная, в которой главный герой знакомится с местными легендами, но отказывается верить во всю эту мистическую хрень. А зря

— На меньшее я бы и не согласилась, — облегченно рассмеялась Лилия и, внезапно озорно подмигнув, потащила его за собой почти бегом. — Идем, я тебе расскажу страшно печальную романтическую историю об одном красивом месте.

Она то и дело оглядывалась на него, дразнила дерзкой открыто-радостной улыбкой, будто выманивая ею наружу его естественную человеческую способность испытывать почти беспричинное счастье, которую Сергей давным-давно запихнул под слой извечной сдержанности, как прячут нечто непристойное или слишком хрупкое и уязвимое, да так и забыл как-то за долгой ненадобностью. А теперь каждый взгляд сверкающих весельем глаз Лилии и не сходящая с ее лица улыбка, делающие ее неожиданно гораздо более юной и беззаботной, чем он привык уже воспринимать, вызывали в мужчине желание действительно помчаться по этой рыжей суглинистой дороге вскачь. Или схватить Лилию и повалиться с ней в траву. Совсем не для секса, нет. Ну ладно, не только для этого. Лежать просто так, близко-близко, вдыхать дурманящий запах смятой ими травы и луговых цветов, сплетенный с опьяняющим ароматом ее беспорядочно разметавшихся волос и припекаемой солнцем кожи. А потом брести все равно куда, все время останавливаясь, чтобы обниматься и целоваться до пульсации в распухших и обветренных губах и выбирать из густых прядей застрявшие там травинки. И улыбаться, снова и снова, без всякой уважительной причины, как одурманенные идиоты, забывшие о связной речи.

"Ну так сделай хоть что-то из того, что хочется. Ей богу, что за кайф быть серьезным адекватным дядькой, когда стать ненадолго счастливым ни о чем не заморачивающимся придурком на-а-амного приятнее, Серега" — подначил его дебил и, раскинув руки, повалился спиной в копну воображаемого сена с громким воплем.

И Сергей, сорвавшись, понесся в поле, собирая на ходу каждый попавшийся на глаза местный полевой цветок, и не остановился, пока в его загребущих руках не оказался огромный, совсем не аккуратный, но все равно просто великолепный, на его взгляд, букет, который он и вручил Лилии. Сколько он передарил букетов, роскошных, безупречных, эффектно и креативно оформленных, купленных лично или заказанных по интернету у дорогих флористов. Да черт его знает. Ведь прежде это была дань некому общепринятому ритуалу, никак и ничего в нем самом не затрагивающая. А сейчас… эти неказистые лохматые васильки, собранные своими руками… они были важны. Именно для него самого они обозначали внезапную потребность дарить, отдавать. Не что-то измеряемое деньгами или вещественное. Другое, совсем другое, чего, казалось, никогда и не было прежде у Сергея для других. А тут нашлось. Откуда? Да кто же это знает? И в ответ он получал нечто такое же. Нежное, теплое, настолько щедрое, что ему и не отплатить и за годы, но не требующее этой самой отплаты, просто возьми, пей допьяна, купайся, ныряй с головой и не разрушь, береги. Это вот такое оно — счастье? Если так, как же он, дурак, жил-то без него столько?

С дороги они свернули на тропинку и вскоре шли между березами небольшой рощи. Долго шли, потому что Сергей, кажется, ни одну не пропустил, чтобы не прижать к ней Лилию и не поцеловать хоть кратко, одним касанием. И каждый раз его тело наливалось жаждой, звеня от напряжения, томясь безжалостно растравливаемой неудовлетворенностью, и это тоже ему нравилось. Словно волны, что беспрепятственно прокатываются по телу, разжигая предвкушением и делая сам процесс ожидания несказанным удовольствием.

На берег озерца они вышли, когда солнце уже скрылось за верхушками деревьев, отчего на и без того густо-черную воду легли росчерки еще более темных теней. Легкий ветерок шевелил кроны, но на поверхности воды не было даже самой крошечной ряби.

— Ну, вот оно и есть, Марьино оконце, — с особой интонацией сообщила Лилия.

— Все же местные водоемы… странные, — сказал Сергей, изучая неподвижную, как зеркало, темную гладь. — С одной стороны, красиво, конечно, хоть и непривычно, но с другой — жутковато немного. Так и кажется, что в глубине таится что-то и цапнет тебя, когда купаться полезешь.

— Ну, здесь купаться не принято у наших, — ответила Лилия, пристраиваясь на бережке и укладывая его букет себе на колени. — Зато есть другая традиция.

— Расскажешь? — Сергей нарочно подсел близко-близко и, чуть наклонившись, с блаженным вздохом потерся носом о висок женщины.

— Расскажу и покажу, — повернувшись, Лилия мазнула губами по его щеке и так же быстро отвернулась, ускользнув от его ловящих губ, и взялась деловито перебирать стебли собранных им цветов. — Так вот, сначала история. Было это, как принято говорить, в стародавние времена, но мне так думается, что лет сто с хвостиком назад. Жила в Апольне девочка-сирота Марьюшка. В деревнях сирот раньше брали на воспитание в чужие дома, чаще всего соседи позажиточнее. Вроде и дело благое делали, но и опять же еще одни руки в хозяйстве никогда не лишние, даже детские.

— История про Золушку из Апольни, — прокомментировал Сергей, при этом вспомнив, как работал сегодня на покосе Антошка. Наравне, а то и эффективней его, взрослого мужика. Конечно, можно свалить все на сноровку, которую за пару часов не приобретешь, но все равно.