— Сереженька, милый, ну и ладно, ну и хорошо. Девочка-то какая славная у тебя, — вытирая уголок глаза кончиком белого платка, ласково проговорила бабуля. — Это ты правильно задумал, неча уж шарахаться от всех. Пора сердце свое открыть любви-то.
— Ба, как я соскучился, — прошептал Сергей.
— Конечно, милый. Конечно, соскучился. Думаешь, родители твои по тебе не соскучились?
— Не надо про них. Они… предали меня. Они меня бросили.
— У-у-у, я думала, ты у меня вырос, повзрослел, а ты все как ребенок малый. Ты, Сереженька, не суди их строго. Никто не ведает, где и в чем ошибемся. Да и понимаешь, какая штука… Если думать, что они ошиблись, когда решились пожениться, то тогда, получается, ты — тоже ошибка? А если думать, что ошиблись, когда развелись, то тогда все, что ты после этого сделал, желая им что-то доказать и стать лучше, сильнее, успешнее, выходит, тоже не надо было делать? Ты, мой хороший, подумай об этом, когда в следующий раз мамка или папка позвонят, прислушайся к их голосу. Вы ж уже сколько, почитай, не виделись? Лет десять? Или больше?
— Как с вами — с тобой и дедом, — шмыгнул носом семнадцатилетний Сергей. И не удержался, подбежал к бабуле, обнял ее крепко-крепко длинными, худыми, но уже сильными мальчишескими руками.
Бабуля обняла его в ответ, нацеловывая вихрастую макушку, поглаживая мягкими добрыми руками уши, лоб, скулы…
— Ты их прости, Сереженька. Прости. Сам не научишься прощать — и тебя простить не смогут. Помни об этом, милый. А мы с дедушкой тебя любим. Очень-очень любим.
— И я. Я тоже люблю…
ГЛАВА 31 пипецнаступательная, в которой главному герою… главным героем… главный герой… Да дебил он. И придурок. А не герой. Вот
Бум-бум-бум.
Звук, прорвавшийся в блаженное пространство сна, показался Сергею боем каких-то тамтамов, тревожно предвещающих нечто совсем нехорошее.
— Сережа, — А вот навстречу тихому голосу Лили он расплылся в неконтролируемой улыбке, еще даже не открывая глаз и нашаривая ее тело вслепую. — Сережа, проснись, там пришел кто-то.
— Да уж, дочь, убогенько, конечно, — прозвучал совсем рядом голос, который мужчина совершенно не готов был услышать. Уж точно не тогда, когда лежал обнаженным рядом с женщиной, которая была совсем не той самой упоминаемой дочерью.
Нахмурившись так, что мышцы на лбу свело, Сергей резко сел, шокированно распахивая глаза. Впрочем, рядом Лилии уже не было, она стояла у противоположной стены, пытаясь застегнуть испорченное его порывистостью вчерашнее платье, и оглядывалась в поисках разбросанного им белья. Он едва успел вскочить, судорожно соображая, что сказать или сделать, как гулкое буханье раздалось снова, и в дверном проеме возникла Ираида Сигизмундовна по последнему мужу Кобзырева. Она же мать Юли, хищница и профессиональная трофейная жена, по мнению Сергея, которое он, однако, всегда умудрялся держать при себе. И, пожалуй, худшего кошмара, чем появление в такой момент этой стройной, одетой в нечто струящееся яркое миловидной на первый взгляд дамы и придумать было сложно. Сердце мужчины затарабанило в жутком предчувствии и от осознания, какая же эпичная задница замаячила перед ним.
"Ой, пипе-е-ец, — взвыл дебил, вцепляясь в волосы. — Как же ты попал"
Единственного цепкого взгляда на онемевших Сергея и Лилию визитерше хватило, чтобы понять, что она видит. Прежде чем он успел хоть рот раскрыть, она резко развернулась на каблуках, взмахнув своим воздушно-сверкающим одеянием и схватившись за лоб в жесте чрезмерного отчаяния, и заорала:
— Боже, какой кошмар. Юленька, родная, тебе этого лучше не видеть, — и стремительно отступила в сторону, дабы открыть лучший обзор на то, что видеть не следовало.
— Сережа? — растерянно окликнула его Лиля, и Сергей порывисто дернулся, забывая, что на нем пока ничего, кроме простыни, и нет.
— Лиля, я все…
— О Господи, — прервал его попытку объясниться вопль Юли. — Как же ты мог, Серюнечка?
— Доченька, тебе нельзя нервничать, — вцепилась в плечи подрагивающей губами Юлии Ираида Сигизмундовна, пронзая его полным праведного гнева взглядом. — Сергей, вот уж не ожидала от тебя подобного… да еще в такой момент.
"Какой такой момент? — дебил уже метался кругами в воображаемой комнате, будто ему подпалили зад. — Все еще хуже, чем уже есть?"
— Кто это, Сережа? — у Лили был тот самый "пожалуйста, скажи, что я ошибаюсь" взгляд.
— Нет, вы только поглядите на эту наглость, — зычно, несмотря на хрупкое сложение, вступила Ираида Сигизмундовна. — Юленька — не просто девушка Сергея, а почти жена и, между прочим, теперь и мать его будущего ребенка. А вот кто вы такая, милочка, и что делаете в таком виде в спальне постороннего мужчины? — женщина окатила Лилию полным презрения взглядом, целенаправленно задерживаясь на растрепанных волосах с застрявшими в них сухими стебельками, перекошенном, помятом платье и зеленых пятнах от сочной травы на коленях, оставшихся со вчера. — Впрочем, мне и так понятно, что вы из себя представляете.
— Какого еще ребенка, — опомнился наконец от оцепенения Сергей.
— Нашего ребенка, Серюня, нашего, — вырвалась из утешающих объятий матери его бывшая девушка… которая была еще не в курсе своего нового статуса. — Мы с мамой к тебе чуть ли не через полмира летели, чтобы обрадовать. А ты… с девками местными кувыркаешься.
— Не смей так говорить о Лиле, — Потребность защищать свою женщину была сродни мгновенно включившемуся инстинкту.
— Не смей кричать на мою беременную дочь, похотливое чудовище, — тут же вскинулась в ответ опытная охотница на мужчин.
— Господи, у нее же ноги грязные. Мама, какой кошма-а-ар, — Юля взвыла, бессильно повисая на надежном плече родительницы. — И он с такой… после меня? С этой бабищей колхозной страхолюдной.
— Закрой рот, Юля, — рявкнул Сергей, бросаясь к Лиле, которая побелела так, будто только что получила пощечину, но она резко выпрямилась и выставила вперед руку, будто создавая между ними барьер.
— Это правда? — голосом, похожим на звон сосулек на обжигающе холодном ветру, спросила она. — То, что они говорят, правда?
"Мужик, давай срочно сделай что-то, или нам кранты" — подлил масла в огонь дебил, как будто Сергею и без него не хватало поводов для нарастающей паники.
Пещерный кавказец скакал как ненормальный, размахивая дубиной и предлагая свой вариант простого и эффективного разрешения ситуации — шарашить всех непрошенных гостей напропалую.
— Лиля, я… — решительно начал Сергей.
— Конечно правда, — перекрыла его своим годами натренированным в многочисленных скандалах на имущественные темы вокалом Ираида Сигизмундовна. — А вы уж обрадовались, что удалось отхватить городского состоятельного парня?
— Хватит, — уже натурально взревел Сергей. — Выйдите вон отсюда. Я вас в свой дом не приглашал.
— Не ори на меня, мальчишка. Я тебе в матери гожусь, — и не подумала с места сдвинуться фурия, еще и вцепляясь опять в руку дочери, будто намереваясь создать тут живую стену его позора.
— Да не приведи бог такую мать иметь, — огрызнулся Сергей.
— Не смей так с моей мамой говорить, предатель, — завизжала Юля. — Я думала, ты этот дом для нас купил. Чтобы тут наши дети росли здоровыми, как мы мечтали. А ты его в притон какой-то превратил.
— Да когда я, на хрен, о таком мечтал? Мне вообще никакие дети никуда не упирались. Я ни своих, ни чужих терпеть не могу, куда мне детей заводить.
"Ну ты деби-и-ил, Серега. Ой, деби-и-ил" — тихонько взвыл дебил.
Осознание сказанного сгоряча бесконечно опаздывало, реальная цепь событий, словно в каком-то фантастическом триллере, двигалась в какой-то совершенно иной временной шкале, за которой он то ли безнадежно не поспевал, то ли целенаправленно наносил непоправимый вред всему, чего так добивался в последние дни. Едва его возмущенный вопль затих, Лиля скользнула вдоль стены, будто скорбная, откровенно упрекающая его в долбо… тупости тень, и встала лицом к лицу с двумя разряженными в струящиеся сверкающие наряды, похожими словно копии, с поправкой на возраст, женщинами. Те шарахнулись, словно и не стояли за секунду до этого сплошной обвиняющей стеной плача, расступились, не способные препятствовать уверенной поступи, пусть и оскорбленной, но осознающей свою значимость женщине. Оскалились ей в гордо распрямленную спину, зашипели болезненно-ядовитыми, но бессильными змеями и тут же сомкнулись, как морские волны, преграждая путь ему, рванувшемуся вслед.
— Лиля, — Никогда он не был грубияном, но сейчас просто отпихнул с дороги мать и дочь, не обращая внимания на вопли. — Я не то хотел… то есть… все это значения не имеет.
От накрывшей паники мысли путались, отказываясь формироваться во внятные фразы.
— Остановись, Серюнечка, — вцепилась в его локоть Юля. — Не позорь и меня, и себя окончательно. Пойдешь за ней, и я тебя никогда не прощу.
Сергей дернул локтем, стряхивая уже истерически рыдающую девушку и хватая Лилю за руку. Та обернулась, и Сергей почувствовал, как его сердце окончательно валится куда вниз-вниз, несется и все никак не может достигнуть дна, чтобы хоть так остановить это ужасающее падение. Черты лица Лили, так зацепившие его потрясающе простой мягкостью, сейчас словно окаменели, становясь маской жесткого осуждения и горя. Глаза — все такие же пронзительно синие, вот только теперь это была не лазурь летнего неба, а обжигающе холодная синь зимнего морозного полдня. От нее Сергея пробрало сразу и до костей, потому что его инстинкты сразу завопили: "Все. Это конец"
— Что для Вас не имеет значения, Сергей Михайлович? — в голосе даже не гнев или боль, а только бесконечное разочарование и горечь. — Что Вы не расстались с одной женщиной и уже с другой в постель пошли? Или, что у Вас будет ребенок, который для Вас не имеет никакого значения? Вот лично для меня имеет значение, что мой сын будет страдать, привязавшись к человеку, который притворялся, будто он добр к нему, а на самом деле просто…