– Ей грустно.
Я опустилась на колено, чтобы лучше разглядеть искрящиеся осколки.
– Ой, ну ты и… – Я вопросительно глянула на Антона, и он закатил глаза. – Не говори, что тебе еще и смертельный артефакт жалко. Бесишь! Найди себе одноглазого кота и будешь с ним носиться.
Но это уже было скорее ворчание, чем ругань. Я фыркнула и потянула руку к снежинке. Почему-то так и тянуло подобрать осколок, рассмотреть получше, но, когда мои пальцы приблизились, осколки начали двигаться друг к другу, словно их притянуло магнитом. Я взвизгнула и отдернула руку, но снежинка просто собрала себя обратно и на этом успокоилась. Лежала на асфальте целенькая, только с прожилками там, где сошлись осколки. Я почувствовала над ухом дыхание и повернула голову. Антон потрясенно смотрел на снежинку. Потом покосился на меня.
– Что ты такое? – медленно спросил он, разглядывая мое лицо.
Я хохотнула и быстро встала.
– У себя дома, в общем-то, никто. Ты – никто, и я – никто.
– Вместе мы – почти пейзаж, – закончил Антон.
Помнит!
– Ладно, идем. Я ее возьму, все-таки ценность. – Я торопливо подобрала снежинку и убрала в сумку. – Как бы назвать наш клуб… О, кстати, есть слово для стражников, которые не трюкачи, а все остальные?
– Артефакторы. Потому что работают не с дверьми, а с…
– Да ясно, ясно. Так, «артефакторы»… Нет, знаешь, название для клуба так себе, слишком длинное. Над брендом придется еще подумать.
Глава 7. Пилигримы
Мира и горя мимо,
мимо Мекки и Рима,
синим солнцем палимы,
идут по земле пилигримы.
Корейской еды не нашлось. Ну конечно: раз в городе нет интернета, значит, дорамы и бойз-бенды Страны утренней свежести прошли мимо них. У нас в Пырееве никакого рамена и пульгоги, правда, тоже не было, но в Кирове я раза три такое ела.
В конце концов мы с Антоном устроились в кофейне: крохотной, с четырьмя простенькими столами и деревянными стульями. Бариста кивнул Антону как другу. Сказал: «Слышал, ты теперь безработный! Нам всем конец, да?» – и предложил выбирать что хочет за счет заведения. Вот это я понимаю, ценное знакомство!
– Мое любимое место, – негромко сказал Антон, хотя странно при его росте любить кафе размером с кукольный дом.
Жестяную коробку с ключами он держал в руке. В машине не оставил, будто боялся, что ее похитят.
– И за что ты его любишь? – спросила я, сгружая на стул сумку.
– Мы прямо посреди Литейного округа. – Антон взял меню. – Где бы дверь ни открылась, ехать недалеко.
Тут он вспомнил, что никаких ему больше дверей, раз почталлионы не работают, и приуныл, но я слишком увлеклась изучением блюд, чтобы его утешать. Мы расположились за столиком с огромными стаканами капучино и многоярусной тарелкой бутербродов.
– Строго говоря, ты по-прежнему стражник. Двери-то никуда не делись, просто вы с Кланом поменялись местами, – сказала я. – И в ближайшие десять-двенадцать раз тебе не нужен Вадик с его жвачками, чтобы их закрывать.
Я указала подбородком на коробку и вгрызлась в бутерброд с ветчиной.
– Давай-ка сначала, – сказал Антон, не притронувшись ни к кофе, ни к еде. – В каком смысле «есть настоящий Петербург»?
И я послушалась. С перерывами на глотки восхитительно крепкого кофе и бутерброды рассказала ему, как после возвращения из их города поехала в Петербург. Там не было ни Стражи, ни призрачных дверей, но коробка нашлась.
– Гудвин спрятал коробку там же, где она была, но так, чтобы я не смог найти… – пробормотал Антон. – Урод.
Как ни странно, это задело его больше, чем новость о том, что его город, а значит, возможно, и он сам, просто не существуют. Я закинула в рот крохотный огуречный сэндвич.
– С чего ты взяла, что твой мир настоящий, а наш нет? – спросил Антон.
Об этом я тоже думала.
– Если есть два Петербурга, проблемный точно тот, из которого физически невозможно уехать и в котором нет интернета и связи с остальным миром. Прости!
Антон вытащил из кармана складной нож, тот самый, которым заводил катер. Нажал пальцами на лезвие и поморщился.
– Больно. Я вполне жив. Теорию Павла Сергеевича про то, что это город мертвых, я слышал, но это бред.
– Я думаю, здесь все живые. Но у вашего города есть какой-то секрет, и, думаю, Гудвин – единственный, кто его знает. Отсюда неадекватно раздутое эго и легенда о том, что он знает вообще все.
Антон задумчиво побарабанил пальцами по коробке. Несмотря на новости и разбитый Страшилой нос, вид у него был посвежевший. Похоже, перспектива развеять меня в прах его сильно расстраивала – все-таки хороший он парень.
– Гениальная идея ко мне пока не пришла, – сказала я. – Давай для начала покатаемся по городу, и я закрою парочку дверей, чтобы они ничего не порушили? Клан теперь контролирует карту, а вы, бывшие стражники, можете просто мотаться по улицам, пока не наткнетесь на только что открывшуюся дверь. У Клана это вполне работало! И поешь чего-нибудь.
Антон послушно взялся за бутерброд.
Конечно, путешествие по городу мы начали с Литейного округа. Я изо всех сил пыталась придумать великий план свержения Гудвина, но это оказалось легче сказать, чем сделать. Да и валяться на переднем сиденье и смотреть в окно было слишком уютно – мне хотелось наслаждаться каждой секундой, которая осталась у меня здесь. Город был прекрасным, даже со шрамами, которые оставили на нем двери.
– Они не хотели. – Я не сразу поняла, что сказала это вслух, как-то само вырвалось. – Двери. Я чувствую, что они ничего плохого не хотят.
– Мама говорила то же самое. – Лицо Антона немного осветилось, хотя улыбаться он, похоже, не умел вообще. – Говорила: «Дверь как раненый бегемот, который от боли все ломает, а ты будешь ее доктором Айболитом».
– Гудвин не дал тебе никаких других доказательств, что она жива? – осторожно спросила я.
Антон коротко глянул на меня:
– Нет.
И включил аудиокнигу, показывая, что разговор окончен.
Нам повезло через пару часов, когда Антон уже сказал, что сегодня не его день и бак почти пустой. Мы в этот момент были около мемориала защитникам Ханко. Похоже, ноги – или, точнее, колеса – сами приводили Антона сюда при любом удобном случае. Он припарковался около фонтана, вышел из машины и открыл багажник. Я вылезла следом, со стоном разминая затекшие ноги. Антон вытащил канистру с бензином – так вот как он заправляет свою развалюху! Никакого гламура.
– Ты так водишь – как бензин в багажнике еще не самовозгорелся? – спросила я, но ответа не последовало.
Пока он занимался машиной, я бродила вокруг, любуясь видами. Особенно мне понравилось здание на другой стороне, то самое, около которого мы утром закрыли дверь. Я перешла улицу и прошлась вдоль него. Помню, Антон говорил, тут какая-то магическая академия. Здание в стиле неоренессанс: окна как в рыцарском замке, на плоской крыше балюстрада, приглашающая там погулять. С ума сойти! Здесь точно не учат полетам на метле? Я обернулась, чтобы крикнуть эту ценную мысль Антону, но он продолжал крутиться вокруг машины, заливая в бак очередную канистру бензина, и я решила оставить его в покое. Обернулась к зданию – и заметила в окне второго этажа знакомое голубое сияние. Мерцающее, слабое. Минуту назад его там не было. Нам что, настолько повезло и дверь открылась прямо у нас на глазах?
– Антон! – закричала я, пожалуй, слишком отчаянно: он уронил канистру и бросился ко мне через проезжую часть.
Не вовремя ехавшая мимо машина затормозила с визгом шин, он обогнул ее и помчался ко мне, озираясь в поисках опасности.
– Что? – с досадой выдохнул он, когда опасности не обнаружилось.
Вместо ответа я указала на стрельчатое окно на втором этаже. Антон уставился на пульсирующее голубое сияние за стеклом. Потом нашарил в кармане универсальный магнитный ключ, которым открывал кодовые замки на подъездах, и рванул к роскошным дверям. Подергал – заперто. Магнит приложить было некуда, дверь запиралась настоящим ключом. Антон пробежался в поисках другого входа, но здание, по славной местной традиции, было приклеено к соседним. Он подергал решетку в какой-то арке – заперто. Вернулся к двери и заколотил в нее ногой так, что там бы и мертвые восстали, если бы было кому восстать.
От рук Антона пахло бензином, лицо традиционно мрачное, но настроение у меня все равно было прекрасным. Я попробовала взяться за ручку обитой железными клепками двери и потянула ее к себе. Дверь открылась. Антон продолжал долбить в нее ногой и от неожиданности чуть не упал внутрь. Посмотрел на меня.
– Тут открыто было! – запротестовала я. – Ты точно проверял?
Вместо ответа он бросился в темный холл. Я охнула от красоты: внутри все тоже было как во дворце. Мраморная плитка, сводчатые потолки с росписью. Антон помчался вверх по парадной лестнице. Мы оказались в галерее, выходящей в исполинский зал со стеклянным куполом. Разглядеть я ничего не успела, мы уже бежали по галерее вдоль закрытых дверей каких-то залов. Антон, похоже, рассчитал, где окажутся те самые окна. Сразу стало ясно, что расчет верный: ближе к нужному залу под ногами гудел пол. Антон подергал дверь – заперто.
– Открывай, – странным голосом сказал он.
– Я не… – начала я, но под его тяжелым взглядом попробовала.
Дверь легко открылась. Да что происходит! Я правда всесильная повелительница дверей, даже не волшебных? Мы вошли в зал. У него был красивый потолок с углублениями, похожими на соты в улье, и в каждой соте – золотой цветок. Стены при этом были выкрашены убогой зеленой краской, а все свободное пространство занимали мольберты, подрамники – и столы, заваленные листами ватмана. Все это было действительно похоже на сон про магическую академию, если бы мне когда-нибудь снились сны об учебе. Я окинула взглядом зал, едва обратив внимание на сияющую голубую дверь. Так вот кто тут учится. Не маги, а…
– Художники? А архитектурного факультета тут, случайно, нет?