И тут я еще кое-что поняла:
– Поэтому вы согласились на должность главы Стражи. Гудвин избавился от предшественников, вы решили, он и вас убьет.
– Думал, хоть где-то принесу пользу своим депрессивным характером, – бледно усмехнулся он.
– А ты помнишь, как все это началось? – Я повернулась к Вадику. – Как открылась первая дверь?
– Нет, ты чего. Все даже с трудом вспоминают, что было до. Помню, что отец давал мне пинка, когда напьется, но все это какое-то… смутное. Павел Сергеевич хоть что-то помнит про мир без дверей, но таких, как он, мало.
В моей голове забрезжила идея. Огромная, непрошеная, но было в ней что-то… Точное. Отец вчера сказал, что перед тем, как для него открылась дверь, он чувствовал себя несчастным. Про Вадика Антон говорил, что его родители были алкоголиками – тоже веселого мало. Вдруг это всех тут и объединяет?
– Белла, а у вас, случайно, не было трудных времен?
– Были. – Она бледно улыбнулась. – У кого их не бывает, Танечка? Но все тоже смутно. Мама болела, хоть я уже и не помню чем, а еще меня кто-то бросил. Когда двери начали открываться, мама выздоровела, и я всегда была им за это благодарна – думаю, их магия ее и вылечила. У нее даже дар трюкача появился! Поэтому мы обе пошли сюда работать.
– А у тебя проблемы были? – спросила я у Антона.
И запоздало прикусила язык: конечно, были – у него же нет отца.
– Нет, – оскорбился он. – Ну, я не помню, но мне было шесть, какие проблемы? Мы жили с мамой, придумывали всякие игры, она меня любила. Ну да, я был плаксой, но я просто… такой. Отсутствие отца – это не худшее в жизни. Есть теория, что Стража притягивает заблудших и несчастных, но я попал туда только из-за мамы.
Он говорил так зло, что мне захотелось коснуться его плеча, сказать: «Ясно, прости, все нормально», но я остановила свою руку, иначе Вадик засмеял бы его окончательно.
– Я подумала, что… Слушайте. – Я встала и уперлась обеими руками в обеденный стол. Он надрывно заскрипел. – Видимо, из-за того, что я дочь Гудвина, я как будто чувствую этот мир, и…
– Вы дочь Гудвина?! – Павел Сергеевич на секунду даже вышел из ступора.
– У, добро пожаловать в клуб классных новостей, – махнул рукой Вадик. – Мы вас потом в курс дела введем. Так, и что?
– На что угодно спорю: двери шаловливые, а не злые. То, что дает силу этому миру, правда хотело помогать людям. И я не знаю, как мой отец, которому плевать на всех, смог сюда попасть. Вдруг он и правда что-то скрыл? Может, он в нашем, обычном мире нашел какой-то волшебный предмет или… Не знаю. Мне нужен артефакт памяти.
– Доступ в хранилище есть только у вас, потому мы вам и позвонили, – сказал Вадик Павлу Сергеевичу. – Извините, что помешали вашим планам. Простите! Ужасная шутка.
– Если я вспомню, что было в тот день, когда папа ушел сюда… Вдруг узнаю хоть что-то ценное?
«Расскажу вам, а потом сдамся Гудвину», – прибавила я про себя. При мысли о том, что со всеми здесь скоро придется расстаться, сердце у меня сжалось.
– Конечно, всю картотеку артефактов я в голове не держу. – Павел Сергеевич вопреки новостям приободрился. Сидеть на этой кухне точно было лучше, чем прыгать с гантелями в реку. – В последнее время мы многое раздали людям, плюс я вынес из хранилища немало артефактов быстрого действия, чтобы трюкачам было чем защищаться. Жаль, что сейчас у меня уже ничего не осталось…
– У меня есть один, – сказал Антон. – Но я понятия не имею, что он делает, – мы его вчера подобрали.
– Ну, без отдела исследований мы и не узнаем, храни до лучших времен, – пожал плечами Павел Сергеевич. – Еще Клан мог разграбить хранилище – хотя, надеюсь, запутанность картотеки их на этом пути немного задержала. У Гудвина есть и свои приборы исследования артефактов, но это все дело небыстрое, а без точного понимания, что делает конкретный артефакт, он бесполезен.
Мы с Антоном переглянулись, думая об одном и том же. Похоже, никто в этом мире не поступал так, как я делала уже два дня: не использовал артефакты без малейшей уверенности, что будет.
– Узнаем только на месте, – продолжал Павел Сергеевич. – Я отведу вас туда, проверю по картотеке. Если найдется нужный артефакт, проверим ячейку с ним – и будем надеяться, что он на месте.
И никаких цифровых онлайн-архивов… А в моем мире наверняка можно было бы такое проверить, не выходя из-за компа!
– Хранилище прямо в здании Стражи, картотека там же, – вставил Антон. – Быстрее всего пройти через главный вход, но безопаснее – в один из боковых. Предлагаю безопасность.
– А я предлагаю ворваться в центральный холл и крикнуть, что это ограбление! – воскликнул Вадик. – Ладно, шутка. По клановцам сегодня видно было, что Гудвин после встречи с трюкачкой устроил им головомойку. Они такие злющие, как будто у самих поджилки трясутся. Лучше их не доводить.
Павел Сергеевич встал и охнул: на этой табуретке у кого хочешь спина заболит. Белла сказала, что поможет всем собраться, и пошла в комнату, тяжело опираясь на костыль. Мне собирать было нечего, и я осталась на кухне уничтожать бутерброды. Небо за окном затянули облака, но солнце все равно просвечивало сквозь них. Какие же тут летом бесконечные дни!
– …Если это ловушка, так и скажу: «А я говорил!» – услышала я через стену голос Вадика и насторожилась. Так вот куда все ушли: совещаться без меня. – Да, она зайка, но теперь-то выясняется, что ее отец не только главный городской мафиози, он еще, может, и первую дверь открыл! Уж прости, даже в сказках злодеи любят своих доченек. А в реальности вообще покупают им бриллианты и крутые тачки.
Стены в этой квартире были тонкие – я услышала, как Вадик раздраженно выдохнул и продолжил:
– Мне кажется, она просто хочет пробраться в хранилище артефактов. Павел Сергеевич его откроет, трюкачка позовет своего папашу, и нас грохнут. Вот как все будет, помяните мое слово. Антоха, ты сам зимой говорил, что она расчетливая, хитрая и любит денежки!
– Это было в первый день знакомства, – сказал Антон. – А теперь Гудвин хочет убить ее. Отцы так не поступают.
– Сказал тот, у кого отца нет и не было.
– О да, ты-то эксперт по отцам. Напомни, за сколько твой продал тебя Страже?
На этом обмене оскорблениями оба, похоже, исчерпались и вышли в прихожую. Я быстро допила чай. Недоверие Вадика меня не обидело – на его месте я бы тоже себе не верила.
Когда мы вышли на улицу, оказалось, что погода испортилась окончательно. Промозгло, холодно, ветер с ног сбивает, но солнце по-прежнему ухитряется тускло подсвечивать облака. Антон сел за руль, Вадик мгновенно залез на переднее сиденье, будто хотел показать и мне, и Павлу Сергеевичу, кто тут главный. Павел Сергеевич покорно забрался назад, я устроилась рядом и натянула на ладони рукава толстовки, чтобы согреть свои ледяные лягушачьи лапки. Антон глянул на меня в зеркало заднего вида, полез в бардачок и бросил мне тканые перчатки для работы в саду.
– Больше ничего нет, – сказал он. – Пока печка прогреется, мы уже доедем.
Я натянула перчатки. Как ни странно, стало полегче.
– Они все в земле. Что ты ими делал?
– Закапывал свою гордость? – Вадик пихнул его в плечо. – Антон, соберись и мотор заводи!
Антон стартанул с места так резко, что Павел Сергеевич, которому явно нечасто приходилось с ним ездить, попытался пристегнуться ремнем безопасности. Ничего не вышло: машина была такой старой, что ремень ему не покорился.
– Я запомню эту поездку. Особенно если она будет последней в жизни, – сказал Вадик.
Антон включил аудиокнигу и вывернул звук на полную громкость.
Мы остановились в переулке напротив Стражи, и в очередной раз стало ясно: без трюкачей, закрывающих двери, город долго не протянет. На этой стороне проспекта высилось мрачное темно-красное здание, и в одной из его комнат за последние сутки явно появлялась шаловливая дверь. Ее уже кто-то закрыл, но трещина на фасаде и осыпавшийся угол здания теперь долго будут о ней напоминать.
– Как символично, – сказал Вадик. В его присутствии Антон всегда становился молчаливым и мрачным – то ли привык, что тот говорит за двоих, то ли правда настолько ему завидовал. – Клану теперь из всех окон на это смотреть. – Он всем телом развернулся ко мне. – Трюкачка, скажу честно: не верю я тебе. Будь у меня всесильный папочка, я бы не тусовался с какими-то лузерами. Извините, Павел Сергеевич, но это правда!
– Может, сюда глянете? – спросил Антон и ткнул пальцем в сторону здания Стражи. – Столько машин на парковке – встать негде. Гудвин что, всех своих сюда подтянул? Это усложняет дело. С другой стороны, Юсуповский раздолбали, так что куда им деться…
– Так, а план был просто войти и надеяться, что они не заметят? – спросил Вадик.
– Ну, теперь уже нет, – ответил Антон. – Вход в хранилище находится на перроне. Павел Сергеевич, а другого нет?
Я и забыла, что здание Стражи раньше было вокзалом – внутри об этом не так уж много напоминало. Тут есть прямо… перрон?!
– Есть вход через Императорский павильон, – безмятежно ответил Павел Сергеевич, который, кажется, обрел дзен. – Но поверьте, он закрыт не зря. Я пару раз заходил, и там творятся странные вещи. Вроде как в нашей комнате для писем.
И тут я кое-что вспомнила:
– Вадик, помнишь, я спросила тебя про Юсуфа, который письмами занимается? А ты сказал, что не знаешь его. Как это возможно? У вас в здании не так уж много народу.
Антон с Вадиком переглянулись.
– Письмами занимается комната с письмами, – вздохнул Антон. – Там никто не работает, это место живет своей жизнью. Туда относят письма, а дальше они сами себя по какой-то непонятной системе сортируют. Если недавно попадался артефакт, о котором кто-то просил, эти письма часто оказываются наверху стопки, но не всегда. У комнаты свои представления о том, что срочно, а что нет. Ребята из отдела изучения артефактов пробовали распределять артефакты сами, наплевав на это все, – фигня получается. Комната все знает, лучше ей верить.