Я подумала: скорая помощь лечит больных. Надо показать им руку. Они спросят, что случилось, а я скажу, это я сама разбила. Но если папа придет, он все равно рассердится. Нет, нельзя.
Грязный смуглый мужчина по-прежнему сидел на скамейке. Он посмотрел на волшебную дверь за моей спиной и не удивился.
– Жалко было бы тебя потерять. Хороший ребенок, – сказал он. – И талантливый. Мир идеально перенесен. Большое внимание к деталям, хвалю тебя. Дай руку.
Я не двигалась. Он сам подошел ко мне, взял за запястье и стряхнул осколки с моей руки. Они упали на снег, и раны зажили, даже самая большая, похожая на глубокую дыру. Кровь, которой пропитался рукав куртки, исчезла.
– Спасибо, – прошептала я.
– Не за что. Ты себя спасла, ты молодец. – Он улыбнулся и сказал так, будто поделился секретом. – Это твое безопасное место, приходи сюда, когда захочешь. А потом вырастешь и будешь делать другие прекрасные вещи.
– Это Изумрудный город?
Мне очень нравилась книжка про него. Смуглый человек хрипло рассмеялся.
– О, теперь ясно, почему у тебя получился целый город. Назови его как хочешь, он ведь твой. Дети владеют особой силой, она защищает их, пока они не станут взрослыми. Они могут создавать из нее что угодно: воображаемых друзей, миры, города. Потом дети растут, и она становится обычной человеческой силой, с помощью которой они делают чудесные взрослые вещи. Симфонии, свободу, картины, операции на сердце, счастливые моменты для других и для себя. Понимаешь?
Я помотала головой. Он сел на скамейку. Я ее потрогала. Настоящая, деревянная, не как во сне.
– У некоторых эта сила особенно велика, и твоя не могла позволить своему сосуду так бездарно сгинуть. – Человек обвел рукой двор вокруг нас. – Мне нравится, что ты здесь не одна. Ты этого не видишь, но твой город до сих пор растет отсюда во все стороны, повторяет реальность, даже те ее части, которых не видела. Скоро он остановится, но… впечатляет. Ты настоящий архитектор, малышка.
Мы постояли, глядя на сияющий голубой снег. Бабушку, лежавшую на носилках скорой помощи, уже убирали в машину, но она села и возмущенно посмотрела на врачей, а потом попыталась слезть. Болтливый мальчик смотрел на волшебную дверь, и от удивления жвачка выпала у него изо рта. Он подобрал ее, засунул обратно и начал торопливо жевать. Второй мальчик подошел, все еще держа в руке снежок. Он меня не заметил. Его мама смотрела на дверь как на чудо, и в ее очках отражался голубой свет.
Девушка на каблуках помогла бабуле спуститься с носилок. Большой мрачный врач скорой помощи что-то возражал, но скорее удивленно, чем зло. Смуглый человек выглядел довольным.
– Ух ты! Даже лучше, чем я думал. Сегодня вокруг было так много несчастных, а сейчас… все раны залечены. Браво. – Он подал мне ладонь, предлагая по ней хлопнуть, и я хлопнула. – Тебе нравится, когда люди радуются, и ты скопировала всех, кто сейчас есть в городе. В реальности никто ничего не заметит, не волнуйся. А у этих версий есть шанс прожить счастливую жизнь.
Я улыбнулась, потому что он совсем не сердился. Вынула ногу из тапки и потрогала снег. Приятно. Прохладно, но не холодно.
– А вы кто? Вы тут живете?
– Я живу везде. – Он подобрал осколки, которые стряхнул с моей руки, и они собрались в целую снежинку. – Люди часто забывают, что жизнь – это игра. Хорошо, что дети всегда помнят.
Я восхищенно охнула, и мой новый друг вопросительно глянул на меня.
– Теперь я могу позвонить в «Умный дом»! Все расскажу ведущему. И он объяснит, как все тут работает.
Смуглый человек фыркнул:
– Вряд ли он такое объяснит. Хотя… Если он сейчас в твоем волшебном городе, то эта его версия, наверное, объяснит что угодно.
– Что это такое? – спросил голос за моей спиной. Я обернулась. В проеме волшебной двери было видно подсвеченную голубым сиянием комнату – и папу.
– О нет, – пробормотал смуглый человек. – Ты была настолько хороша? То, что ты создала, видишь не только ты… Ну что ж. – Он сжал мое плечо. – Это твоя битва, малышка. Не проиграй.
Но я уже смотрела только на папу. Испугалась, что он будет меня ругать. Он потянулся ко мне через сияние и отдернул руку, будто обжегся.
– Ты… Как… Я тоже могу туда войти? – спросил он.
Мне не хотелось, чтобы он заходил, но, если я не пущу его, он разозлится, а это хуже. А еще хотелось его порадовать и показать, как я его люблю. Папа рисовал красивые здания, когда не сердился. Здесь все как в нашем дворе, но лучше. Пусть он посмотрит. Я протянула папе руку, взялась за его большую ладонь, и он переступил порог. Встал рядом со мной. Кажется, он забыл, что я поранилась, но это ведь уже и не важно, да?
Папа глубоко вдохнул, озираясь:
– Как тут легко дышится. Что это за место?
– Не знаю, – тихонько сказала я. – Идем домой?
Он осмотрелся, потрогал скамейку. На ней уже никого не было. Смуглый мужчина исчез, его нигде не было видно. От этого мне стало не по себе. Все остальные занимались своими делами, девушка на каблуках смеялась и обнимала старушку, два мальчика так и стояли, таращась на дверь. Красивая женщина в очках торопливо вытащила телефон, чтобы сфотографировать дверь, и у нее из кармана на снег выпала связка ключей. Она не заметила, потому что пыталась понять, что с ее телефоном. Он не работал, как она его ни трясла.
– Все настоящее, – пробормотал папа, ощупывая снег, стену, деревья. – Это как макет нашего двора в натуральную величину. У меня бред, я умер? Если это сон, лучше бы и не просыпаться.
– Мама с Евой скоро вернутся. Идем?
– Хочу побыть тут, – сказал папа. Я подумала: он радуется, как маленький. – Не хочу домой, вряд ли этот бред долго продлится. Можно я останусь здесь?
Я хотела, чтобы он ушел. Но делать, что хочешь, плохо.
– Можно? – с нажимом повторил он.
– Да, – тихо сказала я, потому что боялась сказать нет.
Папа подобрал снежинку, которую смуглый человек положил на верхушку сугроба. Я попятилась, вспомнив, как осколок торчал из моей руки.
– О, надо же, целая. Что-то так грохнуло с елки, когда ты ее толкнула, – я уж думал, ты что-то разбила. Ну все, игры закончены. Возьми, повесь на елку, чтобы мама не бесилась, и забудь про все это.
Наверное, он имел в виду «забудь, как я толкнул тебя», но по снежинке прокатился голубой свет, и я отдернула руку, так ее и не коснувшись. Папа не стал настаивать – он поймал ладонью мою руку, довел меня до сияющей двери. Я не сопротивлялась.
Он подождал, пока я переступлю порог, – и выпустил мою ладонь. Я обернулась. От голубого сияния его лицо было плохо видно. Я уже была в комнате, а он так и стоял там, в волшебном дворе.
– Папа, – сказала я как-то заторможенно. – Идем?
Мы встретились взглядами через сияющее марево. Потом он закрыл передо мной дверь. Еще несколько секунд она висела в воздухе, а потом растаяла.
Мама вернулась, держа на руках плачущую Еву. Под конец прогулки Ева всегда просилась на руки.
– Что случилось? – спросила мама, когда я выбежала в прихожую. – Где папа?
– Он ушел. Ушел! – Я плакала так, будто сердце сейчас разорвется.
– Зайка, что случилось? Куда ушел?
– Просто ушел!
Я ничего больше не могла сказать, все было слишком огромным, чтобы объяснить. Мама вытащила мобильный и прижала его к уху. Папин телефон зазвонил в гостиной.
– Не взял? Значит, скоро вернется, папа у нас такой… – Я услышала, что она сердится. – Непредсказуемый.
Ева заревела громче, и мама полезла в карман пальто за игрушкой для нее. И вдруг я – взрослая я – подумала: «Ева выросла такой похожей на маму». Я уже забыла, каким было мамино лицо, когда она была молодой и здоровой. Мое взрослое сознание все сильнее просачивалось в эту картину, размывало ее. Я как будто со стороны, про кого-то другого, вспомнила: мы ждали, когда вернется папа, мама даже подала заявление в полицию, он ведь ушел без вещей, но его не нашли. У нас было совсем плохо с деньгами, и мы уехали в мамин родной город. Я никому не рассказала о волшебной двери, потому что чувствовала себя виноватой. Папа ведь ушел из-за меня, я его рассердила, я ушла во двор без спросу, я открыла ту голубую дверь. Если бы не я…
Какое-то время я помнила о сияющей двери и видела ее во сне, но я так хотела о ней забыть, что вскоре забыла.
– Мамочка, я всегда буду хорошей, – отчаянно рыдала я в тот момент, стоя в прихожей и обнимая ее ноги. – Я буду слушаться, я никогда, никогда тебя не расстрою.
– Ну, ну. – Мама даже рассмеялась, одной рукой поглаживая мои волосы, а второй держа притихшую Еву. – Ну что ты, заинька. Дай мне раздеться, ужинать пора.
Но я сдержала обещание. Честное слово, я сдержала его.
Глава 14. Темные дворцы
Но тихи струи невской влаги,
И слепы темные дворцы.
Я похоронила эти воспоминания так глубоко, что возвращаться из них было как выплывать со дна реки. Когда в глазах прояснилось, я поняла, что свет вокруг вечерний, я лежу на чем-то твердом, и мне снова двадцать лет, а не пять. Архив… Антон! Мы только что были там вместе. Потом я разбила артефакт, а теперь… Так, я в главном холле Стражи. Узнаю гигантское окно, через которое могла бы пролететь целая стая птеродактилей. Свет, падающий сквозь него, был розовым и теплым. Где-то там, снаружи, начинался закат.
Вот только… стекло ко мне слишком близко. Я прямо под ним, на подоконнике. В памяти с трудом всплыло, что окно расположено высоко над входными дверьми. Я медленно повернула голову – и вздрогнула. Так вот почему я вижу этот зал под новым углом. Я лежу на подоконнике гигантского окна, оно возвышается прямо надо мной, как огромный глаз доброго чудовища, и от пола меня отделяет метров пять.
– Предвосхищая твой вопрос, отвечу, что это не я тебя туда забросил, – сказали мне.
Я до побелевших костяшек вцепилась в край подоконника и посмотрела вниз. На ступеньке белоснежной мраморной лестницы сидел Гудвин. В моем воспоминании он выглядел моложе, но выражение лица у него сейчас было такое же, как в тот момент, когда он закрыл передо мной призрачную дверь. Сосредоточенное. Спокойное. Без лишних эмоций.