– Понимаю, – сказал Антон. Щеки у него были красные. – Ты же… вернешься? Гудвин сказал, если ты поймешь, как открывать двери, сможешь делать это в любой момент. Он этого и боялся. А судя по тому, что ты еще здесь и не развеялась в прах, снежинку он тебе вручить так и не смог.
Мы говорили совсем тихо, хотя некому было нас подслушать. Здание было совершенно темным, ни одна лампа не горела, но я заметила, что на улицах стало больше машин. Новости о том, что Клан сбежал из Стражи, похоже, успели как-то разнестись. А может, люди хотели своими глазами посмотреть, правда ли исчезли разрушения, которые так долго учиняли в городе двери.
– Конечно, вернусь, – сказала я. – Еще спрашиваешь! Я же сказала: нигде не была счастлива так, как здесь. Но мне придется понять, как жить на два… дома.
– Все решим. – Он усмехнулся. – Я подожду. Ты обратно сюда же выйдешь? Постою тут на всякий случай.
– Я не знаю, куда мне удастся открыть дверь. Но… – Я рассмеялась. – Знаешь, все наоборот. Тебе не надо стоять около двери. Каждый раз, когда я оказываюсь в этом городе, дверь открывается недалеко от тебя.
«А еще я хочу поискать твою мать, – подумала я. – Найти ее в Петербурге, узнать, жива ли она и жив ли ты. Ни за что тебе этого не скажу. Но это все позже. Сейчас мне просто нужно утешить Еву – и вернуться к тебе».
Все как в прошлый раз: он, я, прощание. Только теперь я ухожу сама.
– У тебя в заложниках моя сумка, – сказала я. – Она осталась в твоей квартире. Прости, у меня там грязные носки. Короче, можешь не волноваться, надолго я ее не покину. Хорошо, что главное – на мне. – Я натянула на груди толстовку с чайкой. – Конечно, Гудвин вряд ли так просто успокоится, но ты же видел, что я могу. Я все решу.
– За это я и не переживал, – натянуто произнес Антон. – Слушай, можно я скажу? У любого трюкача силы слабеют, когда он много потратил. Со временем они восстанавливаются, но… Ты… – Он как будто изо всех сил искал слова и не находил. – Я боюсь, что у тебя сейчас не хватит сил создать там дверь.
Конечно, разумно было бы остаться в мире, где я всемогуща, где у меня есть друзья, которые меня защитят, но Еву без меня защищать некому. Она ждет меня, и я не подведу.
– И вообще, там что угодно может случиться, а я даже толком не знаю, где оно, это «там»! – раздраженно продолжал Антон. – А знаешь что? Я пойду с тобой.
– Нет! – выпалила я. Гудвин сказал, попытка пройти через дверь его убьет. – Нельзя.
Увы, слово «нельзя» никогда еще Антона не останавливало.
– Открывай, – приказал Антон. – Обычно это твоя реплика, но сейчас это скажу я: от меня будет много пользы. Я пригожусь. И еще вдруг там…
Я по глазам увидела: думает о матери. Тоже надеется, что сможет отыскать ее там, где мы окажемся. Да как же его остановить!
Единственный аргумент, который может сработать, – надавить на чувство ответственности.
– Антон, – серьезно начала я. – Ты не можешь оставить город без защиты. Ты же вроде местного супергероя! Твоя мама хотела, чтобы ты был лучшим стражем, так? Вот и будь им, сейчас это особенно нужно. На весь Адмиралтейский – Вадик без жвачек и Белла на одной ноге. На весь Литейный без тебя – никого. Просто поверь, я скоро вернусь. Жди.
Он мучительно наморщил лоб, попытался найти аргументы, но… В глубине души он знал: я права.
– Жди, – с нажимом повторила я, будто я и правда Элли, которая оставляет Тотошку привязанным на крыльце супермаркета.
– Возвращайся скорее, – нехотя произнес Антон. – Я знаю, тебе нужно к сестре, но, пожалуйста, возвращайся скорее. А то я как чудовище из «Аленького цветочка». Зачахну.
Он вроде бы шутил, вот только не улыбался. Я на всякий случай улыбнулась за него, показывая, что не восприняла его слова слишком уж всерьез.
– О! Слушай. – Антон вдруг оживился. – А ты не можешь своими способностями как-нибудь просто послать ей весточку, что с тобой все в порядке?
Я улыбнулась и покачала головой. Насколько всесильной он меня считает?
– И это тот человек, который двое суток назад сто раз сказал мне: «Уходи побыстрее»! – Я дружелюбно пихнула его кулаком в плечо.
Почувствовала, что тяну время. Сосредоточилась, пытаясь открыть дверь. Не получилось. Я видела, что Антона это обрадовало. От этого я испытала такой сокрушительный триумф, что у меня словно открылись глаза. Прозрели слепые, и глухие услышали. Он мне нравится. Мне безумно нравится Антон. Я не хочу уходить. Наверное, на самом деле он понравился мне сразу. Еще тогда, во дворе на улице Чайковского, когда он десять раз подряд орал: «Где дверь?»
Но вслух я, конечно, этого не скажу. Ему будет неловко объяснять мне, что мы просто друзья, а я просто сквозь землю провалюсь. Не хочу ставить его в неловкое положение. Не хочу все портить.
Эти мысли вызвали внутри меня такой взрыв противоречивых и острых чувств, что на их силе мне удалось создать дверь. Ее контур начал проступать из воздуха прямо передо мной. Антон разочарованно, резко выдохнул. Где-то поблизости раздался знакомый звуковой сигнал: «та-да». Почталлион! То ли Клан выкинул его на мостовую из окна, то ли кто-то из парней обронил, удирая. Антон поднял плоскую машинку и отряхнул от земли из разбитого цветочного горшка.
– Почталлион Адмиралтейского района, – благоговейно сказал он.
У меня кольнуло сердце от того, с какой любовью он относится к своей работе. Антон посмотрел на почталлион как на давно потерянного друга. Повернул ко мне осветившийся экран:
– Этот адрес! Работает.
Воссоединение с плоской машинкой чуть подсластило ему пилюлю от потери напарницы, способной закрывать двери. У меня на душе стало чуть легче. С ним все будет хорошо – найдет, чем заняться в мое отсутствие.
Антон убрал почталлион в карман джинсов и бережно вытащил оттуда сияющий ключ.
– Прихватил один на всякий случай, вдруг надо будет что-нибудь закрыть. – Он криво улыбнулся. – Закрою за тобой дверь, Ромашка. Хоть проверю, работают ли еще мамины ключи.
Я подошла и накрыла обеими руками его кулак с зажатым в нем ключом. Руки у нас обоих были холодные – две лягушки, которые решили подержаться лапами.
– Не надо, – сказала я. О нет, так вот каково это – влюбиться в кого-нибудь, так вот что это за ощущение. – Я сама за собой закрою. Тебе они еще пригодятся. Их у тебя не так уж много.
И этот порыв, волна мучительного чувства, подхватил меня и заставил сделать глупость – всего одну маленькую глупость на прощание. Я наклонилась и поцеловала его пальцы, сжимающие ключ. Запомнить ощущение: сухие, теплые костяшки пальцев. Потрясающе. Это очень грешно и плохо, наверное, надо было спросить у него разрешения, но я буду вспоминать это еще много раз. Рука Антона вздрогнула, и я торопливо выпрямилась.
– Извини, – хрипло сказала я.
Надо было просто уйти. А теперь я, скорее, сбегу. Я шагнула к двери. Антон взял меня под руку, развернул к себе и поцеловал в губы. Я резко выдохнула. Ноги чуть не подогнулись. Он прижал меня к себе за пояс, ему приходилось нагибаться, чтобы наши губы встретились, и это было так прекрасно, что меня начала бить дрожь. Я не боялась, мне было хорошо, я просто не ожидала, мозг не успевал за всем этим. Отчаянно пытался ухватить всю картину сразу, собрать по кусочкам, пока губы Антона мягко, настойчиво прихватывали мои губы, скользя по ним, едва касаясь. Почему он меня целует? Что я пропустила? Он настолько хороший друг? Ему хочется меня поддержать? Что происходит? И где правило парочки свиданий? Я чувствовала себя не всесильной принцессой, которая знает все, а Джоном Сноу из «Игры престолов», который не знает абсолютно, абсолютно ничего.
Антон отстранился. Я предполагала, что после поцелуев лица у людей довольные, взгляд страстный и все такое, но Антон выглядел каким-то оробевшим, неуверенным, и я изо всех сил обняла его. Кажется, я сделала что-то не так. Надо будет потом еще раз все вспомнить, проанализировать, а еще лучше – когда вернусь в мир с интернетом, посмотреть какой-нибудь видеокурс по поцелуям. Я вцепилась в Антона изо всех сил, и он переложил ладони с поясницы мне на голову.
– Извини, – эхом повторил он за мной. – Это было… Очень не вовремя. Иди. Ждать я умею, буду читать грустные книги и смотреть на Неву. Хочешь грустный стих прямо сейчас?
Я закивала, отчаянно прижимаясь щекой к его груди. Голос у Антона был осторожный, неловкий, и мне хотелось показать ему, что все хорошо, что мне все понравилось. Я подумаю обо всем этом потом, сейчас нельзя, а то я никогда не уйду. Антон провел рукой по моей спине и прочел:
Повстречательный есть падеж,
узнавательный есть падеж.
Но они не одни и те ж –
ожидательный и томительный,
расставательный и мучительный…
Он остановился. А я подумала: «Хочешь, новые падежи предложу тебе? Предложи».
– До скорого, Ромашка, – прошептал Антон и отстранился.
Я в последний раз обвела взглядом свой прекрасный город. Свет фонарей проспекта, темное здание Стражи, Антона с неловкой улыбкой на лице. Он сделал шаг назад, показывая, что не стоит у меня на пути. Я уже изучила его мимику вдоль и поперек – и поняла, что он делает усилие, чтобы улыбаться и не делать прощание грустнее, чем надо. Я шагнула через дверь, а потом, не оглядываясь, потянула ее за собой, аккуратно закрывая сразу, чтобы Антон не вздумал тратить на меня драгоценный ключ. Сделала шаг сквозь холод, ступила на твердую землю – и сразу поняла, что совершила ошибку.
Глава 16. Наступает конец
Царскосельскую одурь
Прячу в ящик пустой,
В роковую шкатулку,
В кипарисный ларец,
А тому переулку
Наступает конец.
В сказке про аленький цветочек злые сестры обманули Аленушку. Перевели часы, чтобы она не успела вернуться к чудовищу. Мой отец сделал все наоборот. Он соврал, что часы идут, когда на самом деле их стрелки стояли на месте. А вот теперь они продолжили движение.