Я стояла во дворе больнички – в тот же момент, из которого исчезла. Вокруг – несколько человек пугающего вида, и вряд ли они третий день стоят, обступив меня, ровно в тех же позах. Я беспомощно оглянулась на дверь, которую сама же закрыла. Успела увидеть узкую полоску голубого сияния, а потом та исчезла без следа.
Гудвин обманул меня. Пока я была в волшебном городе, время здесь никуда не шло. И сейчас меня держали трое: один обхватил сзади за пояс, второй дергал за одежду, третий нагло лапал за грудь. В любой другой день я бы запаниковала, но всемогущество дает спокойствие. Я быстро привыкла к тому, что никто не может мне ничего сделать. Отстраненно, без эмоций я обвела взглядом лица мужчин. Прекрасная новость: Ева в порядке, она не успела мысленно меня похоронить. Плохая новость: меня действительно могут убить, и тогда я не смогу вернуться ни к ней, ни к Антону.
– Простите, что пришла сюда, – спокойно проговорила я, не обращая внимания на отвратительные руки на своем теле. – Вы хорошие люди. Я знаю, что вы ничего мне не сделаете. – Я по очереди посмотрела им в глаза. – Мне пора домой. Пожалуйста, не сердитесь.
Это их не остановило, но мое поведение точно показалось им странным. Мои крики их, наверное, раззадорили бы, и пусть у меня в этом мире не было никакой силы, я смотрела на них так, будто мои желания – закон. В любом из миров. Я не сопротивлялась, просто стояла и смотрела на них. От моего взгляда им стало не по себе.
– Да оставь ее, Серый, – пробормотал один из мужиков. Даже среди отморозков найдется хороший человек. – Не видишь, у нее с головой не в порядке. Ну в самом деле, полиция приедет, нам это зачем? Повеселились, полапали – и идемте, мясо сгорит.
Аргумент про полицию подействовал. Они нехотя отступили. Обвели меня взглядом, все еще неуверенные, стоит ли меня отпускать. Я с благодарностью кивнула.
– Спасибо. Не отчаивайтесь, пожалуйста. – Голос был заторможенный, привыкать к этому миру было все равно что привыкать к атмосфере другой планеты. – У вас все будет хорошо.
– Шагай отсюда! Ну и девка странная – шибко религиозная, видимо, – пробормотал один, сплюнул и отправился обратно к мангалу.
Я спокойно прошла к выходу с территории больнички. Вспомнила, как парень, погнавшийся за мной в феврале, сказал, что бежал за мной, потому что мой страх его развеселил. Страх привлекает хищников. Но когда свет мангала и фонариков в окнах темного здания остался позади… Вот тогда я побежала.
В подъезд своей пятиэтажки я влетела как на крыльях. У входа – никаких полицейских машин, Ева не бегает по двору в ночной рубашке, пытаясь меня отыскать. Она еще не заметила, что меня нет! Я успею вернуться – и она даже не узнает, что я уходила. Проскользну обратно к себе в комнату, а там уж подумаю, как быть.
Освещение у нас так себе, на улице светлее, чем в подъезде, – и поэтому я не сразу поняла, что произошло. Голова взорвалась болью, сзади мне на затылок опустилось что-то тяжелое, я охнула и завалилась вперед. Первая мысль: кажется, крови нет, удар не настолько сильный, просто шишка. Кто-то из тех мужиков у больнички тайно потащился за мной?
Подъезд – это темное пространство, пахнущее подвалом. Если подняться на четыре ступеньки, там будут квартиры первого этажа. У них есть своя лампочка, но она тоже вечно не работает. И все же в квартирах люди, поздно вечером все точно дома. Я сейчас доберусь до них и позову на помощь. А полутьма озарилась мерцающим синим светом. Я медленно повернула голову, по-прежнему держась за шишку на затылке. Надо мной стоял отец, и в руке у него сияла снежинка.
Ложь – это оружие. Может, Гудвин врет и нечасто, но, когда делает это, получается виртуозно, как с обманутым Антоном, который искренне верил, что ему вернут мать. Отец сказал мне про Еву, вселил в меня страх, чтобы я вернулась домой – а он смог загнать меня в ловушку. Я попыталась встать, но голова кружилась от удара, и я схватилась за стену. Поняла сразу несколько вещей – и все они были очень плохи.
Ради своего бизнеса папа готов на все.
Он так покорно вышел за дверь, которую я создала, отступил без борьбы, только чтобы перегруппироваться и продумать, как быть.
Снежинка действительно была тогда у него в кармане. Я бы, может, и вспомнила о том, чтобы отнять ее, но со своей ложью про Еву он отвлек меня, и я дала ему просто уйти. Как же он тонко воспользовался моментом.
Артефакты действуют и в этом мире – он сам мне сказал.
Даже без силы, которой я лишила его, у папы наверняка есть тут запасы артефактов, которые помогут ему открыть дверь отсюда в призрачный город. Предусмотрительность и здравый смысл иногда действуют лучше любого волшебства.
Он подкараулил меня. Он ждал в подъезде, пока я вернусь.
Любящий отец никогда не принял бы такое решение – но оно было самым лучшим, логичным и простым. Уж кто-кто, а я могла это оценить, хоть и сложно оценить что-то, лежа в темном подъезде и загибаясь от головной боли.
Нужно выбрать тактику. Договариваться? Бесполезно. Орать! Вот это лучше. На мои крики выбегут жители квартир на первом этаже, и пусть папа объясняет им, что происходит. Я набрала в грудь побольше воздуха, чтобы крикнуть, но папа мгновенно опустился на одно колено и зажал мне рот рукой. Рядом валялась какая-то декоративная керамическая штука из клумбы, которую разводит старушка с первого этажа. Вот чем он меня ударил.
– Не вздумай, – отчеканил он. – Если хоть кто-то выглянет из квартиры, тебе не понравится, что я сделаю. У меня с собой много чего полезного. Артефакт огня – прекрасная вещь, когда надо греться в зимнем лесу, но очень плохая, когда попадет кому-нибудь в лицо.
Его голос был сухим, собранным – отец долго ждал меня, долго продумывал, как действовать. Я попыталась драться, но он толкнул меня на ступеньки лицом вниз. Я больно ударилась о них грудью. Ладно, сейчас кто-нибудь зайдет в подъезд, кто-то точно спасет меня. Мысли были как хаотично хлопающие крыльями мотыльки. Надо торговаться. Что я могу ему дать, чтобы он пощадил меня?
Я изо всех сил пожелала освободиться, но наш мир моих желаний не слышит.
– Ничего личного, Таня, – сказал отец, и все же его голос звякнул, я слышала: в этом есть личное. Я его разозлила. – Просто не могу дать тебе все испортить. Слишком много лет потратил на эту работу.
Даже сейчас пытается оправдаться. Вот теперь мне стало по-настоящему страшно, сердце мелко заколотилось, как у птичек. Чем сильнее я старалась дышать глубоко, тем хуже получалось. Но я могу… Я все еще могу создать волшебную дверь. Я прикрыла глаза, разом успокаиваясь. Отец не убирал руку от моего рта.
– Не выйдет, даже ты не всесильна, – сказал он. – Создать дверь в этом мире куда труднее, чем в том, а ты сегодня много истратила. Ну все, все.
Я попыталась заговорить. В голове мутилось. Он гораздо сильнее меня. Нельзя сдаваться. Я снова попробовала бороться, но движения были смазанные, бесполезные. Удар по голове еще никому не помог в драке, особенно если драться вообще не умеешь.
– Знаешь, в чем была моя ошибка? Надо было заставить тебя сломать снежинку еще вчера, в Юсуповском, – сказал за моей спиной голос отца, голос Гудвина. Он прижимал меня лицом к ступеньке. – Но ты застала меня врасплох своими слезами, хорошая была игра. Не думал, что меня еще можно заставить совершить такую глупость. В том раунде ты выиграла, признаю. Но больше мне ошибаться нельзя.
О, как я его понимала. Я тоже пощадила его, отпустила, позволила уйти, а сейчас остро об этом жалела. Счет один – один. Мы по разочку пощадили друг друга, но я знала: больше пощады не будет.
Отец взял меня свободной рукой за запястье, но я ерзала, не давалась, все пыталась что-то сказать. И тогда он наконец-то выпустил меня – наверное, потому, что легче действовать, когда есть две свободные руки. Я перевернулась на спину и взвыла, когда ушибленный затылок коснулся ступеньки.
– Тихо! Помни, что я сделаю с соседями. Сама будешь виновата.
Свет снежинки в его руке слепил глаза. Мой единственный шанс – открыть волшебную дверь. Но как я ни старалась, ничего не выходило. Отец попытался сжать мою руку на снежинке, но я билась, как лев. Раненый, ослабевший и довольно жалкий.
– Ну, не смотри так, это же тебя не убьет. Просто забудешь все, что там было, и будешь жить своей жизнью.
– Это была не жизнь! – выдохнула я, впервые назвав вещи своими именами.
От удара по голове у меня дрожали ноги, язык заплетался, я ослабела больше, чем мне сначала казалось. Единственное оружие, которое у меня осталось, – это слова.
– Ты… – Голос у меня дрожал. Я могла бы сказать, какой он подлец, но это было уже не важно. Важнее было другое. – Ты говорил, что понимать – бесценно. Но я бы платила тебе той же валютой. Я бы любила тебя больше всех на свете. Понимала бы тебя. Я бы всегда о тебе заботилась, даже когда ты постареешь, даже если ты будешь болен, я бы всегда, всегда любила тебя. – Слезы заливались в рот. – Мы похожи. Никто тебя не поймет так, как я. Из всех людей на земле я похожа на тебя больше всех. Я тебя так сильно любила – никто не полюбит тебя так сильно, как я. А ты просто выбросил это. Я думала, никто не сможет меня полюбить, потому что даже тебе моя любовь была не нужна. А значит, она не нужна никому. Но… – Он дернул к себе мою руку, и я захлебнулась слезами. – Папочка, не надо! Давай все исправим! Я хочу тебя понять, папочка, только не делай этого, пожалуйста!
Каждое слово было правдой. От рыданий я вся сотрясалась. На секунду я поверила, что даже сердце Гудвина можно растопить, что любовь победит все. Но потом он тихо вздохнул и погладил мою щеку.
– Хороший ход, молодец. Играешь до конца. Ты добьешься в жизни успехов, я это точно знаю.
И тогда я поняла, почему в волшебном мире продолжали открываться двери, даже когда я о нем не помнила. Я открывала двери для Гудвина, чтобы он вернулся домой. Из этого счастливого мира – в несчастливый, но зато там были мы с мамой и Евой. Рискуя своим счастьем, и гордостью, и деньгами, мы идем навстречу тем, кого любим. Иногда в ответ они целуют нас на закате. А иногда убивают в темном подъезде.