– Содом и Гоморра! – не удержалась от сравнения Карина. – Смешение взглядов, лиц, поколений…
– Кариночка! Ты уже пьяна!
– Это не я! Это моё alter ego! Ещё вчера назюзюкалось, чтоб ему пусто стало!
– Тогда вперёд!
Пришлось мне взять на себя обязанности бармена. После бокала вина Любаша вроде бы сменила тему:
– А мы вот только с вернисажа.
– Да ну? – изумилась Карина. – Чем же наслаждались?
– Кофе с коньяком… Ах, да! Там ещё что-то было, – Любаша обратилась к Петечке: – Ты не припомнишь, милый?
– Мы были на премьере фильма. Короче, не слабый такой фильм… Но в общем как бы полное дерьмо!
– Юности свойствен радикализм в суждениях, – глубокомысленно заметила Любаша.
Петечка выпучил глаза:
– Тебе понравилось?
– Понравилось! Но совсем другое, – призналась Любаша, заливаясь смехом. – Я на экран и не смотрела.
– Неправда, – решительно возразил Петечка. – Смотрела фильм как зачарованная. Даже на диктофон что-то там писала.
– Это не я. Это мой профессиональный долг выпендривался. Потом в своём блоге выложу.
– А что за фильм?
Этот вопрос я задал исключительно из вежливости, чтобы хоть как-то увести разговор от постельных и тому подобных тем.
– Так ведь про Вовчика, по мотивам твоего романа! – воскликнула Любаша.
Тут только до меня дошло. Несколько лет назад какая-то кинофирма купила у меня право на экранизацию романа, но дело настолько затянулось, что я их послал куда подальше, мол, делайте, что хотите, а меня оставьте в покое. И вот теперь что-то вылупилось. Кстати, могли бы на премьеру пригласить…
А Любашу снова понесло:
– Да как же фильм-то назывался? – она взглянула на Петечку, но тот только помотал головой. – Ах да! «Измученные и истомлённые»… Что-то про любовь. Кажется, про семейную драму педерастов.
Не успел я выразить протест, поскольку роман мой вовсе не о геях, как Карина подхватила эту тему:
– Везде одно и то же. И в постели, и в политике, и в кино… Везде!
– Если честно, то в кино ещё не пробовала, – отозвалась Любаша, хохоча.
Но Петечке не понравились слова Карины:
– Да всё не так! В политике ещё остались искренние, неиспорченные, порядочные люди.
– Кто бы сомневался! И самый неиспорченный – ты. Ну уж я этого так не оставлю.
Похоже, Любаша в своём репертуаре, и её никому не остановить. Только Петечка пытается:
– Дело не в испорченности. Наше поколение вообще находится как бы вот в таком посттравматическом состоянии…
– В каком, в каком? – переспросила Карина.
– Ну, если сформулировать точнее, то вот примерно в состоянии как бы родовой травмы….
– Ой, я не могу! Петечка жжёт!
Любаша с Кариной хохочут. Да и я с трудом сдерживаю смех.
– Ну я тогда вообще ничего говорить не буду.
– Петя! – пытаюсь успокоить парня. – Вы не обижайтесь. Дамам очень трудно такие премудрости понять.
– Но это же так просто!
– Петечка! Родной! Ты силы береги. А то после родов, да ещё с такой пост… пост… с этой, как её… Что же мы с тобой после этого делать будем?
– Да ну вас!
– Обиделся. Давайте ещё по стопарю, и мы пойдём. Первый раз совращаю новорожденного! – слегка покачиваясь, Любаша поднялась со стула. – Ну и где у вас тут люлька будет?
– Так в комнате для гостей. Ты же знаешь…
Гости ушли, и только тут на веранде появилась Ляля. Судя по всему, с Любашей у неё была абсолютная несовместимость.
– Мама! Ну зачем ты эту грымзу пригласила?
– Не смей так называть мою лучшую подругу! Если бы не она, я давно бы сдохла от тоски. Мы с ней и огонь, и воду прошли… Ну и что-то там ещё, уже не помню…
– И что, весь вечер наслаждаться её обществом?
– Скоро Арнольд с Шуриком прикатят.
Глава 5. Арнольд и Шурик
Новые гости не заставили себя долго ждать. К их приезду уже был накрыт стол, так что обошлось без аперитива, к тому же у Любаши после интима с Петечкой проснулся зверский аппетит, да и Карина не поскупилась ради дорогих гостей, заказав еду в местном ресторане. Ну а пока гости набивали рот деликатесами, я попытался составить мнение о вновь прибывших.
Острая бородка и в тон ей чёрные усы. Если добавить к этому патлатую шевелюру, вывод будет однозначен: Арнольд – это тот самый альтист, или скрипач, о котором мне рассказывала Ляля. Надо признать, впечатление он производил вполне благоприятное – достаточно посмотреть, как держит вилку, как отправляет в рот крохотный кусочек лососины. Да и своей осанкой вполне соответствовал моим представлениям о людях высшего общества, и уж наверняка принадлежал к тем, кто не обделён вниманием властей предержащих – ну там дипломы, премии, награды…
Честно говоря, к симфонической музыке я равнодушен – предпочитаю джаз. Разве что победа Вана Клиберна на международном конкурсе в Москве заставила отдать должное его таланту. Ну а уж скрипку совсем не переношу! Был случай в детстве, когда я лежал в постели с повышенной температурой, а мама ненадолго вышла в магазин, оставив включённым радиоприёмник, чтобы мне не скучно было. Но только закрылась за ней дверь, как врубили скрипичный концерт, и вот целый час я вынужден был это слушать, не решаясь встать с постели. Так что моё отношение к скрипачам имеет под собой прочную основу.
Куда занятнее был второй гость. Все называли его Шуриком, несмотря на седину в волосах и опухшее лицо с глубокими морщинами, что могло свидетельствовать как о глубине пережитых им страстей, так и о невоздержанности в употреблении спиртных напитков. Впрочем, одно другое ничуть не исключает. Пока он ел, пил, между делом подшучивая над Любашей и её кавалером, я даже при большом желании не нашёл бы повода придраться к его манерам, хотя они не отличались той утончённостью, которая была присуща ранее описанному персонажу. Более того, я усомнился в том, что он мог бегать по сцене в одних трусах, посчитав, что Ляля по какой-то неведомой мне причине его оклеветала.
Но где-то после пятого тоста Шурик решил рассказать о последних гастролях. Вполне себе заурядное турне по черноморскому побережью Кавказа, а фишка в том, что музыканты выступали совершенно голыми. В какой-то степени понять их можно, поскольку жара стояла небывалая, а тут ещё песни шли, что называется, с приплясом. В перерыве меняли семейные трусы и «майки-алкоголички», в которых привыкли выступать, на те, что посвежее, но ведь их не напасёшься! Поэтому в конце концов решили выйти на сцену голышом к восторгу публики.
Любаша с Кариной тоже были в восхищении – ведь далеко не каждый решится эпатировать публику подобным образом. Реакция Арнольда была довольно сдержанной, а Петечка, судя по всему, предпочёл бы видеть на сцене полуголых девиц, а не мужиков в линялых «трениках». Однако Шурик присутствия женских особей в своём ансамбле категорически не допускал, это противоречило его представлениям об искусстве. Так и заявил Петечке, когда тот высказал своё «фи», облечённое в форму пожеланий.
– Ты пойми, Петёк, к нашему концерту публика заранее готовится, и к бою курантов все уже лежат в салате… Ну и представь, если тёлки полуголые по сцене будут прыгать, эти все на сцену попрут, даже конная милиция их не остановит!
– А я на такой концерт, если нет девиц на сцене, не пойду! Без них никакого кайфа!
– У меня есть свои приемы, как завести людей. Могу, например, на корпоративе подойти, взять тарелку со стола и надеть какому-нибудь буйному на голову.
Ну а затем началось – Шурик попросил принести гитару…
– Давай смелей шампусик лей,
Мне каждый миг щас дорог.
Любовь все злей, козлы козлей
У женщины под сорок!..
Больше одного куплета я не смог выдержать. Вышел покурить, даже несмотря на то, что могла обидеться Карина. Но ей уже было всё равно, да и к тому же выкурить сигарету после рюмки коньяка – это же святое!
На веранде было пусто, Ляля давно куда-то убежала, но вскоре появился Арнольд, он тоже был не в восторге от песен Шурика.
– Конечно, Шура интересный человек, но его тексты… Причём он уверен, что всё это гениально!
– Не пробовали переубедить?
– Куда там! Как-то раз порекомендовал ему поэта, тот вполне мог бы доработать текст или предложить что-то своё, так Шура целый год после этого со мной не разговаривал! Вообще-то, я давно заметил, что барды и певцы чрезвычайно обидчивый народ, особенно те, что очень популярны.
Назвать Шурика певцом я бы не решился, а уж «бард»… Это и вовсе из другой оперы. Поэтому попытался уйти от обсуждения уже изрядно поднадоевшей мне персоны, задав провокационный вопрос:
– А музыканты? Как у вас с обидами?
– Так я же исполняю не свою музыку, – развёл руками Арнольд, а затем лукаво улыбнулся: – Если есть претензии, так это к Генделю или к Брамсу.
Что ж, Арнольду повезло – не каждый разберёт, если скрипач или тромбонист где-нибудь сфальшивил. А уж если выходит на сцену некто «с именем», тогда овации в любом случае будут обеспечены.
– Мне вот что интересно. Хороших музыкантов много, и только единицам покоряется Олимп. Как вы начинали?
– Да как и все нынешние знаменитости! Даже если есть у человека недюжинный талант, без покровителя ему не обойтись. Ну хотя бы на первых порах, чтобы прорваться сквозь толпу жаждущих признания и славы, – тут он как-то странно посмотрел на меня: – Кстати, Карина мне сказала, что вам тоже удалось добиться популярности.
Понятно, на что он намекает, однако вынужден разочаровать мировую знаменитость:
– У меня всё было несколько иначе. Попал в психушку. То ли белая горячка, то ли что ещё. А когда вышел на волю, никакой раскрутки не понадобилось. Первый роман чуть ли не с руками оторвали. И понеслось!
– Редкий случай! Нестандартный, прямо скажем…
Арнольд был слегка шокирован моим признанием. Конечно, даже среди известных исполнителей встречаются такие, которые не выходят на сцену, не выпив хотя бы рюмку коньяка. Но чтобы прямиком из сумасшедшего дома… Впрочем, от безумия до гениальности не так уж далеко.