Чем сложнее и дурнее клиент, тем большее удовольствие продать его квартиру. Главной своей гордостью к тридцати с хвостиком (думать о своем точном возрасте он не любил, всегда округлял в меньшую сторону) Сергей считал продажу «Барбятни», как он ее сам называл. Квартира в панельном доме, недалеко от бывшего лунника, который как сгорел в две тыщи лохматом году, так и стоит черной деревяшкой (но это уже вопрос к районной администрации). Квартира как квартира, двушка обычная. Но ремонт! Сергей, когда первый раз зашел, челюсть уронил: стены розовые, причем такие… Сергей долго искал подходящее слово, потом плюнул: он что, девка, чтоб в таком разбираться? Просто сформулировал про себя: «максимально немужской цвет». Мебелишка нелепая: стульчики на гнутых ножках, как в полуприседе, круглый стол, кровать под балдахином. На кухне не лучше: что не розовое, то оклеено картинками с котятками и собачками. Но даже сильнее, чем квартира, риелтора впечатлила ее хозяйка. Все обвисшая, будто кожа на ней на два размера больше, под глазами мешки, нижняя губа отвисает чуть ли не до подбородка, зубы конские, желтые, в вырезе майки – вид не для слабонервных. Короткие шортики, на щиколотках – позвякивающие при ходьбе браслеты. (Сергей не был женоненавистником, нет-нет-нет, все дамы по-своему хороши, вон жирная Лолка скинула половину веса и стала ничего, но это…)
– Юноша, – сказала мадам, – я хочу-у… за эту квартиру-у…
Она назвала сумму, и Сергей тут же понял: перед ним не просто дура, но еще и жадная дура.
– Вы знаете, сколько стоит аналогичная недвижимость в вашем районе?
– Конечно. Но ведь у меня дизайнерский ремонт.
Уж не ты ли этот, прости господи, дизайнер?
– Эта-а квартира с тонкой аурой, тут человек себя обрета-ает…
Приехали.
– А продаете с какой целью?
– Соседи…
О боги! Квартирка еще и проблемная!
– Соседи, – продолжила мадам, – далеки от принятия себя и мира. Крики, драки, мат-перемат… А я не могу настроиться на мировую гармонию, когда сверху орут: «Положи нож!» Я на съемное жилье съехала, чтобы ауру не пачкать…
Дело дрянь. Дама реальности не видит, видеть не хочет и не захочет ни за что, потому что вместе с реальностью увидит в зеркале чудовище, а не красавицу. А такого она не переживет. Сергей включил песню «Неуверенный риелтор»:
– Я, конечно, сфотографирую все и на сайт выложу, но вы особо не рассчитывайте, сейчас ситуация на рынке не очень… придется подождать…
Мадам посмотрела на него с истомой и вызовом:
– Я женщина! Настоящая женщина умеет ждать… своего покупателя. Не краснейте, юноша.
Какое там краснеть! У Сергея от вида столь омерзительного кокетства чуть глаза из орбит не выпали (он представил, как они вываливаются из глазниц, как мутные стеклянные шарики, с которыми они играли в детстве, и со стуком падают на пол).
У них в агентстве были объекты, которые висели годами, и этот рисковал стать одним из таких. Сергей честно водил покупателей на просмотры, называл цену. Те, кто повоспитаннее, старались сделать вид, что все нормально и «мы подумаем», те, кто попроще (всякие приезжие из Урицкого и прочей жопы мира), откровенно смеялись. Мадам названивала, интересовалась (она, пока шли продажи, латала ауру где-то у друзей). Сергей намекал, что цену надо бы… но эта дура скорее бретельку лифчика приспустит, чем цену. Тогда к Сергею пришла гениальная идея: показывать эту квартиру не ради того, чтоб продать ее, а ради того, чтоб продать что-то другое. На ее фоне все остальное жилье выглядело нормальным. Обставлять этот осмотр можно и вовсе как некий аттракцион в духе «Дебилы нашего городка». И это сработало! Люди приходили, ахали, охали, угорали над дизайнерским ремонтом, а потом со спокойной душой покупали обычную двушку в соседней панельке. Короче, когда мадама (он знал, что она не замужем, но «мадемуазель» длиннее, так что пусть будет «мадама») звонила и спрашивала, были ли просмотры, Сергей уверенно говорил: «Были! На этой неделе целых два…» Возможно, Сергей ходил бы туда до конца жизни, если бы однажды какой-то мужик все-таки не купил эту квартиру.
– Вынесем все говнище на помойку, до кирпича стены обдерем – и заебок, – сказал он.
Хмурый такой мужик, по виду бизнесюк или бандюк, или два в одном. Бритый, крепкий, взгляд исподлобья.
– Мне в этом доме хата надо, – резюмировал он.
Сергей даже не стал спрашивать, зачем ему тут хата. Этим если что-то надо, то они свое возьмут.
– Цену маленько скинуть надо…
– Это едва ли…
– С хозяином перетрем…
– Там хозяйка…
– Перетре-е-ем…
Ну и перетерли. Мадама то ли струхнула, то ли устала ждать – и квартира ушла этому братку. Потом пошел слух, что это сутенер и в той хате устроили вебкам-студию. Если так, то ремонт могли и не делать.
Сергей тогда в очередной раз убедился, что продается – все. Даже вот такое, даже какие-то дебильные писульки Влада Яковлева. Каким-то странным образом в мире продается вообще все: там соврал, тут извернулся, здесь правду неожиданно сказал, а по итогу-то картинка получается красивая – все на своих местах, все довольны, все смеются.
Дарья
О связи с Дарьей Влад не рассказал никому, даже Андрею.
Андрей бы не понял: ему никогда не нравились такие девушки, как Дарья. Точнее будет сказать даже не «не нравились», а вызывали омерзение. У него на то была своя причина.
Дарья жила в том же доме, что и Влад, но училась в другой школе, которую считали отстойной: туда ходили в основном балбесовские. Там, чтоб получить пятерку по литературе, надо было просто уметь читать, хотя бы по складам. Рассказывали даже о каком-то медалисте, который поступил в универ без экзаменов, а потом выяснилось, что он не знает вообще ничего, а пятерок ему наставили за то, что он учителям огороды копал. Ну и, глядя на Дарью, легко было поверить, что там все не такого уж большого ума.
Невысокая, смуглая, широкоскулая, со слегка раскосыми глазами и пухлыми губами, Дарья очень рано стала выделяться среди прочих девчонок: лифчик ее всегда казался переполненным, а если она замечала, что кто-то заглядывает ей в декольте, то старалась вдохнуть поглубже, чтоб совсем уж поразить парней своими размерами. Дарья ярко красилась, часто мерзла из-за того, что одевалась слишком откровенно, любила стрелять глазками и стрелять сигаретки, но самое главное – смотрела всегда как-то снизу вверх и улыбалась доверчиво-приглашающе. Хотя девушки в основном ниже парней, смотреть настолько снизу умела только она. И глаза у нее были красивые, темные-темные, почти черные.
Она любила отираться на лавочке у подъезда, легко заводила разговор с кем угодно, но спустя пару минут собеседник обычно стремился ускользнуть от нее, так как понимал, что Дарья ушибленная на голову на теме секса. Она часто рассказывала о том, с кем и как у нее было. С кем-то – в подъезде, с кем-то – за гаражами, с кем-то – у кого-то на даче.
Владу как-то посчастливилось подсесть к ней, когда она сидела на лавке совершенно одна. Майский вечер, довольно прохладно, но на Дарье из одежды короткая майка, не менее короткая юбка и огромные босоножки на толстенной платформе. Влад заметил, что ногти на ногах у нее накрашены каким-то темным цветом вроде фиолетового. Похожей помадой были подведены губы.
– Привет! – сказал он ей, просто чтоб что-то сказать (так начинается большая часть разговоров, по крайней мере у Влада). – Как дела?
– Пока не родила, – ответила она, широко улыбнувшись. – Когда рожу – скажу. Или нет, не знаю. Недавно меня Сашка Трошкин трахнул.
Заметив в глазах Влада удивление и интерес, Дарья пустилась в пространный рассказ о том, как Сашка заговорил с ней, позвал к себе, якобы прибухнуть, а потом довольно грубо изнасиловал.
– За волосы держал и на хуй насаживал… вообще дышать нечем было, я думала, задохнусь… у него агрегат…
Дарья говорила почти шепотом, как будто стремясь удержать свои истории в тайне. Ее приглушенный хрипловатый голос звучал так сексуально, что Влад ощутил такую смесь возбуждения и стыда, что его напрочь вынесло из реальности. Его охватило настолько острое и новое для него чувство (куда там порнухе, это ведь все актерство, а тут реал!), что он не сразу заметил: Дарья не обращает внимания, кто ее слушает и как реагирует на ее слова. Она рассказывала историю самой себе.
– Жестко, жестко драл меня, я потом встаю, а ноги не держат, а между них – как огонь горит… Мужик он, конечно. Мощный.
Влад смотрел на затуманенные глаза Дарьи, похожие на обсосанные карамельки, сладкие и липкие, и понимал, что она его не видит и не слышит. А еще не видит и не слышит, что рядом с ним на лавке примостились двое мелких пацанят из соседнего подъезда, и глаза у них обоих по пять копеек и рты раззявлены. Тут у любого челюсть упадет, но Дарья как будто не замечала их и, растянув рот в улыбке, расслабленно произнесла:
– Славно поебалась. Хорошо-о. Иногда люблю, когда силой берут.
– Валите отсюда, – прикрикнул Влад на мелких. – Нечего взрослых слушать.
– Сам вали, – сказал пацан лет семи, в майке с номером семь, прижимающий к себе истрепанный футбольный мяч. – Это наша лавка тоже.
– Ага, – поддакнул ему другой мелкий, совсем сопливый (в буквальном смысле, у него из носа текло).
Дарья встала, повела плечом, снова окинула взглядом Влада, вздохнула так глубоко, что грудь ее чуть не вылезла из выреза майки, и сказала:
– Пока, мальчики! Похолодало, домой пора.
Очень неуверенным шагом, как будто с трудом переставляя ноги, наверное, из-за неудобных босоножек на платформе, Дарья пошла куда-то вглубь двора. Влад смотрел, как колышутся ее бедра, и снова ощущал возбуждение, напрочь забыв про мелких и придя в себя только от звука удара футбольного мяча о землю и крика:
– Погнали на квадрат!
Дома Влад спросил Славку про Дарью. Так, мимоходом. То есть ему показалось, что мимоходом, а на самом деле он рубанул напрямую:
– Ты в курсе, что Сашка из нашего класса трахнул Дарью? Ну, которая…