о сопротивляться тоже невозможно. Странно, она вроде бы получила медицинское образование, знает, как устроено человеческое тело, знает, что секс может быть приятным занятием, но и только, а тут вдруг при одной только мысли о Германе, о воспоминании, как его ладонь коснулась ее тела сквозь тонкий шелк, сердце будто замирает на секунду, будто жмурится, как от солнца…
Герман встретил ее на улице, с цветами, и, открыв перед своей дамой дверь подъезда, спросил, точно ли она хочет зайти. Соня решительно кивнула и поднялась по лестнице.
У Германа оказалось очень чисто и довольно мило, но казенная обстановка сразу бросалась в глаза. Странно, вроде бы и отделка не самая дешевая, и цвета подобраны со вкусом, и мебель примерно такая же, как у всех, но почему-то сразу видно, что это не дом, а временное пристанище.
Соня прошлась по комнате, размышляя, в чем тут секрет. Почему в служебных квартирах и гостиницах никогда не бывает уютно, а может быть, это просто она слишком волнуется от того, что скоро произойдет…
Герман тем временем прошел в кухню и, судя по звону посуды, принялся там активно что-то делать.
Соня остановилась на пороге, наблюдая, как он, очень симпатичный в брюках от костюма и белоснежной рубашке с закатанными рукавами, стремительно режет лук, двигая ножом, как профессиональный повар. На плите уже нагревалась сковородка.
Улыбнувшись, она подтянула к себе табурет и села так, чтобы не забрызгать новое платье. Наверное, следовало одеться скромнее, в джинсы и блузочку, и уж тем более не стоило брать с собой туфли на шпильках и портить в них паркет Министерства обороны, но что делать, если она так нравилась себе в новом образе!
Соня тряхнула головой, наслаждаясь непривычным ощущением распущенных волос, закинула ногу на ногу, покачала ступней и подумала, будь сейчас на месте Германа любой другой человек, она вела бы себя совершенно иначе. Собрала волосы в пучок и суетилась бы вокруг плиты, демонстрируя, какая она якобы хозяйственная и трудолюбивая.
Но Герман пригласил ее не ради помощи по кухне. Он хочет от нее другого, и она это другое ему даст. Какие еще нужны бонусы?
Герман повязал вокруг пояса вафельное полотенце, в уголке которого виднелся инвентарный номер, выведенный черной тушью, и бросил лук на сковородку. Масло зашипело, и по кухне поплыл приятный аромат.
– Здесь накрыть или лучше в комнате? – спросил Герман, тыльной стороной ладони утерев выступившие от лука слезы.
– Здесь, – ответила Соня. – В комнату пойдем потом.
– Ладно.
В светлых глазах вдруг промелькнуло что-то жесткое, звериное, и Соне стало не по себе. Она смотрела, как ловко Герман встряхивает сковороду, как достает из холодильника небольшую кастрюльку и ставит на огонь, как распадаются под его ножом красные помидоры, и думала, что в сексе он, наверное, такой же умелый и расторопный, как на кухне.
Герман сказал, что готовит для нее свою фирменную картошку, и Соня кисло улыбнулась в ответ.
Молодец, хорошо он все делает, но слишком уж привычно. Сразу становится ясно, что ритуал обольщения картофелем проводился много-много раз и теперь доведен до автоматизма. Интересно, сколько дурочек побывало на ее месте? О трех известно официально, а на самом деле…
Соня вздохнула. Идея переспать с малознакомым мужиком только потому, что она испытывает к нему необъяснимое физическое влечение, внезапно перестала казаться мудрой, но что делать? Поужинать, притвориться дурой и уйти? Тогда Герман обидится и обзовет ее нафталиновым термином «динамо», или как там обозначали неуступчивых и лживых девушек в далекую пору его молодости. Уйти прямо сейчас? Но Герман ничем ее не обидел…
Вот странность, чем меньше ей нравится Морозов, тем больше она волнуется, какое мнение сложится о ней у него. Маразм, если вдуматься. Надо просто подняться, извиниться и уйти.
Но только Соня набралась духу встать с табурета, как Герман снял сковородку с огня и разложил еду по тарелкам. Кажется, восхваляя свою стряпню, он не соврал, ломтики картошки с золотистой корочкой выглядели очень красиво, но Сонины мысли сейчас были далеки от гастрономии. «Лучше бы мы сначала сделали все, а потом поужинали уже», – думала она мрачно, гоняя по тарелке картошку с мясом, чтобы со стороны казалось, будто она ест.
– Что с тобой, Соня? – Герман отложил вилку и внимательно посмотрел ей в глаза.
Она покачала головой, мол, ничего.
– Не волнуйся.
– Я и не волнуюсь.
– Я вижу, – проговорил Герман. – Слушай, я бы сказал тебе «не бойся», если бы не знал, что после таких слов надо как раз начинать бояться, даже если до сих пор ты этого не делал. Поэтому ты меня, конечно, бойся, но если не хочешь, ничего не будет.
– Что ж не будет? – усмехнулась Соня. – Картошку только зря переводил.
– Ну вот именно! – хохотнул невесело Герман. – Ты волнуешься и не ешь, а мне обидно. Может, я тебя хотел поразить своими кулинарными талантами.
– Поразил.
– Тогда пойдем?
– Пойдем.
Они перешли в комнату и сели на краешек кровати. Соня машинально расправила покрывало и подумала, что и тут у всего найдется инвентарный номер, но Герман стал целовать ее и провел рукою по бедру, и мысли все куда-то улетучились.
Соне было приятно чувствовать губами обветренную кожу его лица и совсем не страшно лежать в его объятиях. Наоборот. Никогда раньше она не была уверена, что ничего плохого не может с ней произойти, и вдруг, вместе с теплотой, разлившейся по телу от прикосновения рук Германа, внезапно пришло совершенно ясное сознание, что ничего плохого в принципе не бывает, а просто у жизни разный вкус, и какой бы он ни был, сладкий ли, горький, но он всегда прекрасен. А вкус смерти ей никогда не придется узнать. Мысль была так очевидна, что Соня даже не пыталась облечь ее в слова. Просто обняла Германа покрепче.
«Здравствуйте, меня зовут Соня, и я сексоголик, – усмехнулась она про себя. – Вдруг мне так понравится, что я попаду от Германа в зависимость? Кажется, сейчас не его надо бояться, а себя самой».
Герман снял с нее платье, и Соня потянулась к выключателю бра.
– Зачем? – хрипло сказал Герман. – Ты такая красивая…
– Мне будет неловко. И вообще, – Соня замялась, но все же собралась с духом, – будь, пожалуйста, осторожен. Я до тебя ни с кем не была.
– Что?
Морозов отпрянул.
– Да ничего, – пожала печами Соня, стараясь, чтобы это звучало не пафосно, а как можно более буднично. – Просто говорю.
Не глядя на Соню, Герман подал ей платье и вышел. Когда Соня, одевшись и заплетя волосы в привычную косу, вышла на кухню, Герман уже убрал со стола, а в углу уютно шумел чайник.
– Садись, сейчас кофейку попьем. – Герман достал изящные чашечки, и Соня вдруг подумала, что все у них происходит в каком-то зеркальном варианте. Это она должна кормить Германа и отказывать ему, а не наоборот.
– Герман, все нормально. Я взрослый человек, и мне давно пора было этим заняться. Чего ты вдруг?
Он улыбнулся:
– Первый раз должен быть особенным. Не с таким облезлым старым псом, как я.
– Ой! – фыркнула Соня. – Не заставляй убеждать себя, что ты не облезлый и не старый. Сам это знаешь.
– Спасибо, но когда-нибудь ты встретишь прекрасного молодого человека, влюбишься в него и порадуешься, что не уступила мне.
– Герман, «кто-нибудь когда-нибудь» обычно означает «никто и никогда».
Он покачал головой:
– Соня, я тупо не готов.
Соня улыбнулась, хотя ей было совсем не весело. Пригубив кофе, она поднялась и сказала, что пора домой.
Думала, что Герман просто вызовет такси, но он проводил ее до самого подъезда. Весь путь прошел в молчании, и только прощаясь, Соня набралась духу и все-таки спросила:
– Мы больше не увидимся?
– От тебя зависит. – Герман взял ее за руку и крепко сжал. – Если ты хочешь чего-то больше, чем просто перепихнуться, то я тоже.
– Фу, Герман, сейчас так не говорят. – Соня засмеялась от радости. – Животный секс еще куда ни шло.
– Я влюбился в тебя и прямо сейчас сделал бы тебе предложение, только боюсь, ты подумаешь, что я псих и меняю жен с непринужденностью Генриха Восьмого, – сказал Герман мрачно, – но я хочу на тебе жениться, это да.
Соня хотела ответить, что никак не ждала такого поворота, но Герман остановил ее:
– Пока не говори ничего. Узнаем друг друга получше и вернемся к этому вопросу.
Через неделю Герман защитился и улетел к месту службы. Перед отъездом он сделал официальное предложение, сказал, что не торопит Соню с ответом, так что, если она сразу не скажет «нет», пусть думает, сколько хочет.
И Соня стала думать. Кончилась весна, прошло лето, и уже близился к концу первый месяц осени, а она все думала и никак не могла решиться. Герман – хороший человек и завидный жених, но ради брака с ним придется пожертвовать слишком многим. Во-первых, уехать от родителей, которые любят свою дочь и не хотят никуда отпускать. Разве можно так поступить с мамой и папой? С самого рождения Соня видела и знала, что родители живут ради нее, интересы ребенка у них всегда на первом месте, мама так даже ушла с работы, чтобы возить дочь в престижную языковую школу, а потом в музыкальную и на спорт, чтобы девочка всегда имела полноценное горячее питание и режим дня и не отвлекалась на разные бытовые мелочи. Дома всегда было чисто и уютно. Когда подружки рассказывали о том, как родители орут на них, наказывают и бойкотируют, Соне казалось, будто они прилетели в школу с какой-то другой планеты, так все это было не похоже на благодать, царившую в ее семье. Хорошо же она отблагодарит родителей за все заботы, если укатит жить с чужим мужиком на краю земли!
И с каким мужиком, господи! Старше себя почти на двадцать лет, с тремя браками и двумя взрослыми детьми в анамнезе. Да его паспорт больше похож на авантюрный роман, чем на человеческий документ! Она сама была в шоке от биографии своего поклонника, что уж говорить о родителях, которые растили хорошую девочку для хорошего мальчика, никак не для старого авантюриста. Соня могла бы поспорить с кем угодно и на что угодно, что они не одобрили бы Германа, пусть бы он даже согласился переехать к ним, а не собирался забрать молодую жену на другой конец страны. Папа, человек остроумный и любящий русскую классику, наверное, дал бы ему прозвище Бальтазар Балтазарович Жевакин, высмеял и отказал от дома, просто не поверив, что умненькая и рассудительная дочь способна увлечься подобным субъектом.