Кауфман использовал комедию персонажей, чтобы разыграть странные на первый взгляд ситуации, которые по сути оказывались затяжными приколами. Было смешно смотреть, как он, или тот, кто оказывался с ним на сцене, или зрители реагировали на его нелепости. Его нервозность была сетапом. То, как он с ней справлялся, – панчем. Именно это происходит на утреннем шоу у Дэвида Леттермана. Кауфман выходит, видно, что парень сильно нервничает. Он пожимает Дэвиду руку, садится, и у него начинают течь сопли. Он вытирает нос, но сопли все равно текут. На крупных планах это отчетливо видно. Дэйв пытается вести интервью, но сопли у Энди все текут, и он слишком подавлен, чтобы что-то поделать. Зрители смеются. Он боязливо на них косится. Почему они смеются? Это было частью образа персонажа Кауфмана: он не понимал, почему люди смеются, когда он такой «искренний». Дэйву нужно что-то предпринять – у него не может сидеть гость, у которого из носа течет слизь. Он предлагает Энди салфетку, и кажется, что сейчас-то вся неловкость исчезнет. Но все только начинается.
Беседа на ток-шоу предполагает рассказы гостей о своих последних проектах. Поэтому, когда кажется, что проблема с носом решена, Дэвид спрашивает Энди о предстоящих проектах. Тот отвечает, что ничего не предвидится. И теперь им попросту не о чем говорить. Дэвид прерывает неловкое молчание, приглашая Энди выступить «кое с чем», что он приготовил. Энди встает со стула и проходит в концертную зону сцены. Он начинает с длинных, искренних, унылых и несмешных благодарностей Дэвиду за то, что его пригласили на шоу. Сопли больше не текут – но начался кашель.
Зрители смеются. Энди озадаченно и с обидой смотрит на них. Он продолжает рассказывать, кашляя, как лишился работы, как жена ушла от него, забрав детей и все сбережения. Зрители смеются. Энди просит их перестать.
Его нервозность была сетапом. То, как он с ней справлялся, – панчем.
Получается, из-за волнения Энди Дэвид оказался в неловкой ситуации, где ему не о чем беседовать с гостем. Зрители шоу также попали в затруднительное положение, не понимая, смеяться им или нет. Это смешное выступление или это все по-настоящему и невыносимо грустно?
Потом Энди просит у зрителей денег. И люди действительно начинают давать ему их, пока охрана не выводит его из зала. Не было сказано ни единого смешного слова, но смех в зале не смолкал, за исключением того момента, когда он просил аудиторию не смеяться и зрители решили, что он это всерьез.
Это комедия персонажей. Выступление Кауфмана не содержало шуток. Оно состояло из розыгрышей. Всем, кто становился свидетелем этого шоу – зрителям или профессионалам, с которыми он работал, – сразу сложно было сказать, иллюзия это или реальность.
Иногда Кауфман представал перед публикой в амплуа другого персонажа: Тони Клифтона, низкопробного артиста баров Вегаса, чье женоненавистничество было настолько очевидным, что у него нередко случались потасовки с дамами прямо в зале. В шутку. Но несмотря на то что Кауфман выступал в амплуа двух персонажей, он все равно считался юмористом комедии персонажей. А все потому, что он отказывался признавать себя Тони Клифтоном. В реальной жизни, например, он заставил своего менеджера Джорджа Шапиро заключить контракт именно с Тони Клифтоном, чтобы тот появился в нескольких эпизодах ситкома Кауфмана «Такси». Кауфман прикалывался и на сцене, и за ее пределами. Он из тех комиков, для кого «весь мир – театр».
В какой-то степени все комики продумывают сценический образ человека у микрофона.
В какой-то степени все комики продумывают сценический образ человека у микрофона. Иногда они переносят на сцену свои реальные черты. А иногда, как в комедии персонажей, это сплошь вымысел. И пока это вызывает беспрерывный смех, ты можешь быть у микрофона кем угодно. Разве это не круто?
Юмор на грани
Когда не следишь за языком, говоришь на темы, которые не принято обсуждать, используешь лексику, которую не услышишь в приличном обществе – это и есть юмор «на грани». Работать в этом стиле стремятся миллионы комиков, но добиться такого стиля становится все сложнее. И вот почему: мы живем в век, в котором «все идет в ход». Разве осталось то, о чем говорить не принято?
Когда-то секс был запретной темой. В 1927-м в Нью-Йорке на бродвейскую пьесу «Секс», где сценаристом и главной звездой была легендарная Мэй Вест, была устроена полицейская облава. В пьесе не было ни голого тела, ни ругательств, ни постельных сцен. Одного того, что название пьесы было «Секс», а среди персонажей фигурировали проститутки и сутенеры, хватило, чтобы к Вест и ее труппе заявилась полиция. Ее признали виновной в попрании моральных ценностей и приговорили к 10 дням тюремного заключения. (Мэй выпустили досрочно через два дня за хорошее поведение – собственно, за то, чего она старательно избегала на своем творческом пути.)
Мы живем в век, в котором «все идет в ход». Разве осталось то, о чем говорить не принято?
В 1968 году Ленни Брюс был арестован за непристойное поведение в Сан-Франциско, после того как употребил слово «хуесос». В том же году его арестовали в Лос-Анджелесе за слово «поц», что значит «член» на иврите. Аресты не прекращались. В 1964 году копы под прикрытием попали к нему на выступление и арестовали за непристойное поведение. Его судили, признали виновным и отправили в тюрьму на четыре месяца. Он подал апелляцию, но умер до того, как она была рассмотрена в суде.
Ох, друг мой, как же изменились времена.
В 2011-м на Бродвее вышла пьеса «Мудила в шляпе». Текст был просто потоком нецензурной ругани. У пьесы шесть номинаций на премию «Тони», включая «Лучшую пьесу». Единственным намеком на сомнения относительно лексики стала цензура заголовка в рекламе, где его печатали «Му**ла в шляпе».
Сегодня в комедийных клубах по всей Северной Америке можно услышать шутки, в которых отборным матом описывают половые акты, и все это – нон-стоп весь вечер всю неделю, включая Рождество, Рош Ха-Шана[17] и Кванзу[18].
«Все идет в ход» – это не только про секс; это относится и к общественным, и к политическим проблемам, и к вопросам личного характера. В первой половине XX века расизм был запретной темой в индустрии развлечений. Отрывок выступления Сары Сильверман про ее афроамериканского бывшего парня, который я приводил в одной из глав, еще совсем недавно был бы немыслим в стендапе. Как и все выступление Лизы Лампанелли. Будучи Королевой Зла, Лампанелли налево и направо сыпет расистскими, сексистскими и гомофобными шуточками… Если в двух словах – достается всем.
Дамы, никаких претензий к вашим белым мужьям. Но трахнитесь хоть разок с черным; далась вам эта верность… Я со многими черными трахаюсь. Это моя тема. Но мне и выбирать-то не приходится. Я еще не похудела настолько, чтоб меня трахнул белый. Я для них тяжелая ноша, вот в чем проблема… Есть у нас тут кто с Ближнего Востока? Я просто ничего не чую. Вы здесь, вонючие засранцы? Ну они ж воняют. Когда уже эти таксисты поймут, что карри не дезик. «Достаточно сильный для мужчины, но создан специально для индийской принцессы».
Судя по аплодисментам, могу смело заявить, что у нас тут в первом ряду большой грязный гомик. Обожаю этих жопоебов, ага. Вы б его, ребята, видели, он гомик настолько, что срет «Скиттлзом».
К сожалению, такое пренебрежение политкорректностью вышло за пределы комедийной сцены, где все подается в сатирическом ключе, и перешло в политику, где цель – власть, а не веселье.
«Все идет в ход» – это не только про секс; это относится и к общественным, и к политическим проблемам, и к вопросам личного характера.
Вот шутка Лампанелли про испаноговорящее население:
(Обращаясь к латиноамериканцу в зале.) Обожаю этих латиносов. Всегда хотелось потрахаться с этими мелкими выблядками. Но мои родители – старые добрые итальянские расисты. Помните, как в пословице: «К латиносам пойдешь – родителей с ума сведешь». Ведь начнешь подворовывать.
А вот что Трамп сказал о мексиканцах, когда объявил, что выдвигает свою кандидатуру на пост президента:
Когда приезжают люди из Мексики, приезжают далеко не самые лучшие. Не такие, как вы, к нам приезжают. И не такие, как вы. Приезжают люди, у которых куча проблем, и они тащат эти проблемы с собой. Они привозят наркотики. С ними приходит преступность. Они насильники. Хотя некоторые, как мне кажется, все же неплохие.
Многие считают, что выступления Трампа – расистские, его слова угрожают и тем, о ком он говорит, и американской демократии. Естественно, его речи ставят под угрозу и выступление Лизы Лампанелли. По шкале резкости то, что говорит Лампанелли про латиносов, меркнет по сравнению с высказываниями Трампа. Стало сложно привести публику в восторг своими озорными провокациями, после того как президент Соединенных Штатов высказался гораздо более оскорбительно.
Вот она – палка о двух концах в юморе на грани. Как можно развлекать публику, выходя за рамки того, что считается приемлемым, когда, по всей видимости, никаких границ не осталось в принципе. Луи С. К., которого приводили в бешенство собственные дети в одной из глав выше, в эфире шоу Saturday Night Live хохмил про то, что педофилия, должно быть, хороша, если люди идут на риск загреметь в тюрьму. Если шутку про педофилию показывают на телевидении, разве мы не достигли дна?
К счастью, ответ – нет. У юмора на грани всегда есть будущее. Чтобы понять, почему, заглянем в прошлое. Десятки лет назад стендап существовал в гораздо более консервативном обществе. В отличие от современных артистов, в те времена комики рисковали карьерой, а иногда и жизнью, если касались провокационных тем и использовали ненормативную лексику. Они считали несправедливость и предрассудки недопустимыми и выражали свой протест в юмористичной форме.