А может, нынче вечером он молиться не станет? «Нет, — подумал Майа, — обязательно станет», Он — Пьерсон — человек порядка. Уж кто-кто, а он с богом плутовать не будет. А сейчас лежит себе на правом боку, свернулся калачиком. Свою безупречно чистую рубаху защитного цвета он не снял, не снял также и коротенькие штанишки, в которых он особенно похож на бойскаута. Подсунул сложенные ладони под свою румяную щеку и молится. А когда я наступил на Пино, он хохотал невиннейшим смехом школьника. Он обожает разные розыгрыши, и безобидную подначку, и вольные шуточки. А сейчас он лежит себе на правом боку, опустил свои длинные ресницы на розовые щеки и молится. Просит своего папочку «на небеси» уберечь его от зла.
Уже давно легкий шорох внизу утих — Пьерсон кончил раздеваться. А Майа все еще лежал в темноте с широко открытыми глазами.
— Не спишь? — окликнул его чей-то тихий голос. Майа разжал сцепленные на затылке пальцы и повернулся влево. Глаза его уже привыкли к полумраку фургона, и он смутно различил на противоположной койке лицо Александра. Должно быть, Александр приподнялся на локте и тоже напрягает зрение, стараясь разглядеть Майа.
— Нет, — так же тихо ответил Майа.
— О чем ты думаешь?
— О войне.
— Да не думай ты о таких вещах.
— А о чем прикажешь думать?
— Откуда я знаю. Ну, думай хотя бы о женщинах.
— Не всегда удается. И потом, я чаще думаю о женщинах по утрам.
— А все-таки попробуй.
— Нет, — сказал Майа, — не стоит даже пытаться, все равно не выйдет. Потому что, даже когда думаешь о женщинах, все равно в голову лезут печальные мысли.
— А мне нет, — сказал Александр. — Когда я думаю о жене, мне никогда не лезут в голову печальные мысли…
— Ведь это твоя жена.
— Да, — сказал Александр, — это моя жена.
Наступило молчание, потом Александр снова заговорил. Боясь разбудить остальных, он всячески старался приглушить громовые раскаты своего голоса.
— Как это так получилось, что у тебя, Майа, нет жены?
— Да так, не женился.
— Я не про то спрашиваю.
— Да и вообще у меня никого нет.
— Это-то и удивительно, — сказал Александр. — Такой парень, как ты…
— Сам не знаю, почему так вышло. Видно, не нашлось.
— Так-таки совсем никогда не находилось?
— Ну нет. Два или три раза было серьезно. А потом, под конец, как-то разлаживалось.
— Значит, не тех выбирал.
— И я так думаю.
— А теперь жалеешь?
— Нет… Но вовсе не они были в этом виноваты. Возможно, я сам в конце концов был виноват.
— Вряд ли. Ты ведь не из тех парней, которые ведут себя подло с женщинами.
— Не в этом дело, — сказал Майа.
— Тогда в чем же дело?
— Возможно, я недостаточно в это верил.
— Но все-таки ведь немножко верил?
— Вначале-то я верил, и очень верил.
— Вот видишь?
— Однако недостаточно. А чтобы любовь оказалась удачной, необходимо в нее сильно верить. И потом в нее надо продолжать верить, даже если верится всего наполовину.
— И ты был счастлив?
— Да, был. Был даже очень счастлив, по-моему. Делал то, что мне нравилось.
— А я тоже делал то, что мне нравилось, — сказал Александр.
— И к тому же еще имел жену?
— Да.
Снова оба замолчали, потом Майа проговорил:
— А ты жену обманывал?
— Случалось!
— Ну и как потом?
— Это же не в счет. Это же на стороне.
— Верно, и, очевидно, после измены ты еще сильнее любил жену, потому что чувствовал над ней свое превосходство.
— Что это ты мелешь? — с досадой сказал Александр. — Вовсе я не чувствовал никакого превосходства. Ведь это жена.
— А другие?
— Какие другие?
— С которыми ты ее обманывал?
— Ну, эти! — сказал Александр… — Я на них не сержусь.
Майа рассмеялся.
— Почему ты смеешься? — удивленно спросил Александр. — Смеяться тут нечему.
— Смеюсь потому, что люблю тебя.
— Совсем сдурел.
И про себя Майа мельком отметил, что впервые за сегодняшний вечер Александр употребил грубое выражение.
— Твоя жена, твоя работа, твой фургон, твой дружок! — сказал Майа.
— Ну и что?
— Значит, я твой дружок? — поддразнил его Майа.
— Сдурел.
— Значит, я твой дружок, Александр?
— Заткни свой бредофон, — сказал Александр. — Я спать хочу.
— Значит, я твой дружок, Александр?
Александр повернулся на другой бок, и Майа видел теперь только его широченную спину. А через минуту он лег навзничь, вытянул свои длинные ноги и сцепил на затылке пальцы.
Воскресенье. Утро
— Куда собрался?
— Сам не знаю, просто пройдусь по берегу. Может, и в Брэй-Дюн загляну.
Александр критически оглядел Майа.
— Смешно, ей-богу, — сказал он, — неужели не можешь на месте посидеть? Вечно тебя мотает туда-сюда, зуд у тебя, что ли? И какой тебе от этого прок? Слышишь, я спрашиваю, какой тебе от этого прок?
Майа неопределенно пожал плечами.
— К полудню вернешься?
— Ясно, вернусь.
— Ну ладно, — сказал Александр.
Майа пошел по аллее санатория, свернул влево, очутился на берегу. Вдруг он услышал за спиной чьи-то торопливые шаги.
— Майа!
Это оказался Дьери. Он совсем запыхался от бега.
— Что это ты как морж пыхтишь?
— Я не спринтер, — сказал Дьери.
И пошел рядом с Майа.
— День-то какой прекрасный выдался!
Майа повернулся и посмотрел ему в лицо.
— Ты, очевидно, собирался со мной поговорить?
— Да.
— Ну что ж, валяй.
Майа присел на песок, вынул из кармана сигарету и закурил. Дьери постоял с минуту в нерешительности, потом тоже опустился прямо на песок. Майа молча курил.
— Дело вот в чем, — сказал Дьери, — я не желаю, чтобы меня сцапали фрицы.
— Ага! Тоже хочешь попасть на корабль?
— Я, слава богу, пока еще с ума не сошел.
Наступило молчание.
— Тогда в чем же дело? — сказал Майа.
Дьери взглянул на него.
— Дело вот в чем, — сказал он. — Я переоденусь в штатское, поселюсь где-нибудь здесь поблизости, а когда фрицы придут, останусь и никуда бежать не буду.
— А если фрицы тебя сцапают?
— Меня-то не сцапают.
— Они же у тебя документы потребуют.
— Пусть требуют, документы в полном порядке.
Дьери вытащил из кармана воинский билет, раскрыл и протянул его Майа. В билете было написано, что рядовой Дьери увольняется из армии 2 февраля 1940 года в связи с болезнью сердца.
— Сирилли, да?
— От тебя ничего не скроешь.
— Что ж, чудесно. Но фрицы-то захотят узнать, чего ты здесь болтаешься.
— Не болтаюсь, а живу.
Дьери вынул из портмоне бумажку и протянул ее Майа. Это оказалась квитанция от 1 января 1940 года на квартирную плату.
— Из этой квитанции видно, что я уже полгода живу в Брэй-Дюне.
— Поддельная?
— Ничуть не бывало. Самая подлинная, за исключением даты. Я, вообрази, являюсь съемщиком небольшой фермы рядом с Брэй-Дюном.
— С какого же времени?
— Со вчерашнего дня.
Майа присвистнул.
— А ребята знают?
— Нет, я тебе первому говорю.
— Подожди-ка, подожди, — сказал Майа, — почему именно мне?
Он захватил в кулак горсть песка и стал, не торопясь, пропускать его сквозь пальцы.
— Потому что я хотел поставить тебя в известность.
Майа вскинул голову.
— Меня? А почему именно меня?
— Сам не знаю, — принужденно рассмеялся Дьери. — Вероятно потому, что ты мне симпатичнее других…
— Ладно, не старайся зря.
— Э, черт, — сказал Дьери.
Майа снова поглядел на него.
— Послушай, — сказал он, — я вовсе не собираюсь оспаривать, что я тебе симпатичен, но отнюдь не из симпатии ко мне ты поставил меня в известность.
— Тогда почему же?
— Вот я и спрашиваю: почему?…
— Но, поверь… — сказал Дьери.
— Не строй из меня кретина.
Дьери, в свою очередь, взглянул на Майа, и глаза его сразу же исчезли за стеклами очков.
— Ну ладно, ладно, — сказал он. — Ты ведь говоришь по-немецки?
— А-а, вот оно в чем дело, тебе переводчик нужен.
Ладонью Майа аккуратно сровнял маленькие кучки песка, которые сам же насыпал.
— А зачем тебе нужен переводчик?
— Зачем? — сказал Дьери. — Но всегда пригодится кто-нибудь, кто владеет языком оккупантов. Как-то доверие внушает. Ну, взять хотя бы документы.
— Тебе для документов переводчик не требуется. Они в полном порядке, просто идеальнейшие документы.
— Верно, верно. А все-таки мало ли что бывает.
— Дело ясное, — сказал Майа.
Он поднял на Дьери глаза.
— Значит, решил окончательно?
— Что решил? — с невинным видом спросил Дьери.
— Ну, ладно, не тяни, — нетерпеливо сказал Майа. — Если хочешь иметь со мной дело, объясни мне подробно все свои махинации.
— Какие еще махинации?
— Привет! — сказал Майа, поднявшись.
Дьери тоже поднялся с песка. И в нерешительности последовал за Майа. А тот уже повернулся к нему спиной и зашагал прочь. Дьери бросился за ним вдогонку.
— Ну ладно, ладно. У меня на ферме есть кое-какие запасы.
— Запасы? — сказал, обернувшись, Майа.
— Обувь, покрышки…
Майа застыл на месте. Потом неожиданно расхохотался.
— Миллионы, — сказал он, — «миллионы под руками»!
— Не понимаю, что тут смешного.
Но Майа буквально зашелся от смеха, и прошло несколько секунд, прежде чем он смог снова заговорить.
— И ты намерен торговать обувью? С фрицами, что ли?
— Я, слава богу, не сумасшедший, — сказал Дьери. — Я буду продавать обувь гражданскому населению, и, конечно, уж не здесь. Самое сложное, — серьезно добавил он, — это вопрос транспорта… Именно транспорта… Заметь, кстати, что грузовик у меня есть. Значит, с этой стороны все в порядке. Надо, чтобы фрицы пропускали мой груз, когда будет налажено сообщение.
— Но они же отберут у тебя твои сапожки.
— Ну это еще как сказать. Неужели же фрицы наложат лапу на частное имущество?