Когда они выбрались из погреба, Майа взглянул на часы, увидел, что уже полдень, а значит, ребята ждут его с обедом и беспокоятся, что его нет. Он хотел было немедленно уйти, но вспомнил, что пол в спальне залит кровью и что он обязан помочь Жанне смыть кровь. Он попросил дать ему половую тряпку и тазик, и у них тут же в прихожей произошел резкий разговор, потому что Жанна непременно хотела сделать все сама. В конце концов она уступила, пошла на кухню, быстро вернулась с тряпкой и тазиком. По лестнице он поднялся первым.
Встав на колени около того места, где лежал великан, Майа, свернув тряпку жгутом, стал собирать с пола кровь. Когда тряпка промокла насквозь, он выжал ее над тазиком. Руки его сразу же стали красными. Несколько раз он повторил эту операцию. Жанна стояла рядом, нагнув голову. И следила за его движениями.
— Бросьте, — сказала она. — Вы не умеете мыть пол. Дайте мне тряпку. Я буду вытирать, а вы выжимайте, у вас руки сильнее.
Он вручил ей тряпку и, растопырив руки, чтобы не запачкать куртки, ждал, когда Жанна кончит вытирать пол. Когда тряпка снова намокла, она протянула ее Майа, и он снова выжал ее над тазом. Несколько минут оба трудились в молчании, и вид у них был дружеский, мирный, как у молодоженов, которым радостно заниматься вместе домашним хозяйством.
— Вот и все! — сказал Майа.
Он тяжело поднялся с коленей, встал рядом с Жанной и опустил глаза. Он смотрел на стоявший у его ног таз. Таз был до краев полон.
— Сейчас пойду вылью, — сказала Жанна оживленно-озабоченным тоном. — Принесу ведро воды, и мы помоемся.
Он ждал ее, не опуская запачканных рук. Кровь уже засохла, и руки стали черные, липкие. На лестнице послышалась какая-то возня, и Майа догадался, что Жанна вытирает следы крови на ступеньках. Когда она вернулась, оба сполоснули руки в одном тазу, чтобы сэкономить воду, потом по очереди вымыли лицо. Жанна принесла два полотенца. Вытираясь, Майа заметил, что Жанна пристально смотрит на него.
— Жюльен.
Подняв брови, он вопросительно поглядел на нее.
— Нет, я просто так.
Но тут же проговорила:
— Вам неприятно, что я зову вас Жюльеном?
— Нет.
— Вы не хотите поесть? Я могу что-нибудь приготовить. Я быстро.
— Я не голоден.
— А выпить не хотите? Вам пить не хочется?
— Нет, — солгал Майа.
— Жюльен!
— Да?
— Вы не покинете меня сейчас?
Он взглянул на Жанну. Она стояла перед ним, прямая, вся напряженная, в разорванной кофточке, и смотрела на него испуганными глазами.
— Как так не покину? Конечно, покину. А что мне прикажете здесь делать?
Она задрожала с головы до ног, будто он ударил ее по лицу.
— Но почему? — проговорила она сдавленным голосом.
— Как почему?
— После всего, что произошло, я не могу оставаться здесь одна, — сказала она глухим голосом.
Глаза ее были прикованы к еще влажному пятну посреди комнаты.
— Мне все кажется, что я их вижу. Особенно того низенького, знаете, как он злобно на меня глядел там внизу, на кухне! Ох, Жюльен, если бы вы только знали! Ужас какой! Тот высокий пил вино и молчал. Вид у него был скорее даже сконфуженный. А другой, низенький, как уставился на меня, глаза у него злые, странные такие, потом он подошел ближе, и вдруг как рванет на мне кофточку, а потом скрутил мне за спиной руки и толкнул меня к тому, а сам ругается. Какой ужас! Жюльен, меня всю трясло, но я так перепугалась, что даже кричать не смогла. А тот длинный глядит молча, а глазки у него крошечные. А низенький скрутил мне руки и толкает к тому, а сам чертыхается. Ох, Жюльен! Вы бы послушали, как он ругался, как ругался!
— Хватит! — резко сказал Майа.
Он в молчании прошелся по комнате, потом проговорил уже более спокойным тоном:
— Если вы не хотите жить здесь, идите к вашим друзьям, у которых живет Антуанетта. Там вы будете в безопасности.
Жанна подняла на него глаза:
— А дом? Если я уйду, дом разграбят. А на что мы тогда будем жить после войны?
— После войны! — сказал Майа, пожав плечами. — Еще когда эта война кончится! И неужели вам не все равно, где вы будете жить после войны?
— Это наш дом.
— Его наверняка разбомбят, ваш дом.
— Нет, — страстно возразила она, — нет, пока я здесь живу, его не разбомбят.
— Останетесь вы здесь или нет, ничего от этого не изменится.
— Нет, изменится! — сказала Жанна.
— Как вам будет угодно, — сказал, пожав плечами, Майа, — но я…
Она подняла на него глаза, полные ужаса.
— О, Жюльен! Умоляю вас, не уходите. Не можете же вы бросить меня теперь!
— Что значит теперь?
— Ох, — проговорила она, пропустив его вопрос мимо ушей, — они мне все время будут мерещиться. Начну подыматься по лестнице, и мне все время будет казаться, что они крадутся за мной.
— Какая глупость, мертвых вы боитесь, а бомб не боитесь. А ведь мертвые вам ничего дурного не сделают.
— Мне страшно, — глухо сказала она.
— Но, черт побери, если уж вы так боитесь, уходите отсюда и живите вместе с Антуанеттой.
— Нет, — твердо сказала Жанна, — я останусь здесь.
Майа закурил и молча уставился на кончик сигареты.
— В конце концов, — холодно сказал он, — вы хотите остаться здесь, чтобы сторожить дом, а я должен остаться здесь, чтобы сторожить вас.
— А что вам стоит остаться, раз я вас прошу?
— Мне это не подходит, вот и все.
Наступило молчание.
— А на самом деле, — сказала Жанна свистящим шепотом, — а на самом деле вы не хотите здесь оставаться потому, что бомбежек боитесь. Вы трус!
Майа улыбнулся.
— Жалкая сучка! — сказал он, но как-то вяло.
Жанна удивленно захлопала ресницами, но ничего не ответила, не шевельнулась.
— Впрочем, — добавил он, — вы правы — я боюсь бомбежек. А вы зато боитесь покойников! Каждый своего боится.
— Я не боюсь.
— Раз так, значит, все в порядке.
Жанна кинула на него сверкнувший яростью взгляд.
— Если вы все равно решили уходить, так не мешали бы им тогда!
— Я и сам уже начинаю так думать.
— Жюльен, — сказала она, — как вы смеете говорить такие вещи?
— Но, черт возьми, вы сами это сказали, а вовсе не я! Ладно, давайте кончать, пойдете вы к Антуанетте или нет?
— Нет, — сказала, топнув ногой, Жанна, — нет, слышите, нет и нет! Я дом не брошу.
— Чудесно, — сказал он, — в таком случае я ухожу, прощайте!
Он протянул Жанне руку, но она не пожала ее, а только пристально посмотрела на него глазами, полными слез.
— Послушайте, — наконец сказала она, — значит, вы меня совсем не любите?
Майа тупо взглянул на Жанну.
— Господи! Но об этом, по-моему, у нас и разговору не было.
— Скажите, Жюльен, ну скажите же, значит, вы меня совсем, совсем не любите? Ну, хоть чуточку?
— При чем здесь это?
— Скажите, Жюльен, — молила она, — скажите, неужели вы меня совсем, совсем не любите, ну хоть самую чуточку?
— Если хотите знать, я вас уважаю, потому что вы храбрая девушка… То есть храбрая в определенном смысле слова. А так как вы еще и хорошенькая, я безусловно мог бы почувствовать к вам физическое влечение… Не понимаю, зачем я все это говорю, — гневно добавил он, — вы сами это отлично знаете. Впрочем, это здесь ни при чем.
— Да, — плаксиво протянула она, — я отлично вижу, что вы меня не любите. Ничуть, даже капельку. И знаете, мне даже кажется, что вы на меня сердитесь. Не пойму за что, но сердитесь.
— Я сержусь? На вас?
— Да, вы на меня сердитесь и бросаете меня здесь совсем одну.
— Только от вас зависит не быть здесь одной, — устало сказал Майа. — Идите к Антуанетте.
— Ой, Жюльен, — сказала Жанна, — мне так страшно. А вы собираетесь уходить! Вы просто не хотите признаться, что сердитесь на меня.
— Да не сержусь я на вас! — крикнул Майа.
Столько раз их спор заходил в тупик, столько раз все начиналось с самого начала, что теперь Майа уже окончательно запутался. Он чувствовал себя взволнованным, смущенным, выходил из себя.
— Да, да, сердитесь! — сказала Жанна, ломая руки. — Сердитесь потому, что убили из-за меня двух человек.
— Нет, — сказал Майа. — У, черт! — неожиданно крикнул он, не сдержав налетевшего гнева. — Да замолчите же!
— Жюльен!…
— Нет! — крикнул Жюльен. — Я ухожу, слышите, ухожу!
Он шагнул к двери. И сразу же Жанна очутилась возле него, обвила руками его шею, прижалась к нему всем телом. Она покрывала короткими быстрыми поцелуями все его лицо. Он видел совсем близко ее розовые, свежие, неловкие губы, тыкавшиеся в его лицо с щенячьей неуклюжестью.
— Жюльен!
— Оставьте меня!
— Нет, — сказала она, и голос ее дрогнул, — нет. Я ведь вас люблю! Люблю вас!
Он попытался вырваться из ее объятий, но она держала его с неестественной силой. И продолжала покрывать его лицо беглыми поцелуями. Она жалась к нему всем телом, вцеплялась в него изо всех сил.
— Жюльен, — вдруг глухо шепнула она, — Жюльен, возьми меня!
Они боролись, чуть не сталкиваясь головами. Жанна сплела руки вокруг его шеи и прижимала к себе с неженской силой. Он яростно рвался из ее рук и, должно быть, причинил ей боль. Но она упорно продолжала осыпать его лицо поцелуями. На своих губах он чувствовал ее горячее дыхание.
— Сейчас же, Жюльен, сейчас же, сейчас!…
— Грязная сучка, — прошипел он сквозь стиснутые губы, — на все готова, лишь бы сохранить свой дом!
— Нет, Жюльен, нет, не из-за дома, я тебя люблю.
— Оставь меня! — яростно крикнул он.
Жанна искала его губы. На своем лице он ощущал прикосновение ее горячего влажного рта. Тело ее крепко прижималось к его телу. Он чувствовал, что она дрожит с головы до ног. Он поносил ее, чуть не касаясь губами ее губ, но она не слушала, она все сильнее жалась к нему. И вдруг в висках у него застучало.
— Шлюха! — пробормотал он злым голосом, — Если тебе этого надо было, так пусть бы они и сделали свое дело.