— Отвяжись от меня со своим Пино и его пулеметом.
— Ладно, — сказал Александр и вдруг яростно добавил: — Значит, теперь уж запрещается здесь разговаривать?
— А на меня кофе не хватит? — спросил Пьерсон. — Я с удовольствием выпил бы чашечку.
— Через десять минут будет готово, аббат. Я на троих сварю.
— Чудесно, — сказал, Пьерсон, поднимаясь с земли. — Схожу-ка я пока, может, узнаю какие новости.
— Иди, а главное, попытайся узнать на этот раз, когда именно фрицы придут, час в час.
— И даже минута в минуту, — бросил Пьерсон через плечо.
Майа поднялся и пересел на место Пьерсона. Александр по-прежнему раздувал костер. И время от времени поглядывал на своего дружка. Майа сидел не шевелясь, упершись ладонями в колени. Он не курил. Глядел куда-то вдаль пустыми, невидящими глазами.
— Ну? — сказал Александр.
Майа так неожиданно быстро вскочил на ноги, что толкнул флягу и опрокинул ее.
— Так и есть, — сказал Александр, не трогаясь с места, — а теперь еще разлил воду для мытья посуды! Нельзя ли быть поаккуратнее, а? Значит, сам за водой пойдешь.
Майа глядел, как у его ног струйка воды медленно прочерчивает пыльную землю. Потом он снова сел, провел ладонью по лицу.
— Александр, — негромко сказал он, — я только что убил двух типов.
— Ты? — сказал Александр, приподнявшись с земли.
Майа взглянул на него с полуулыбкой.
— Да, я.
— Французов?
— А ведь верно, — сказал Майа, — я даже об этом не подумал. Единственное, что мне удалось сделать во время войны, — это убить двух французов!
Он сжал голову руками.
— Ну?
— Что? — спросил он словно спросонья.
— Почему ты их убил?
— Они хотели изнасиловать девушку.
— У-у, сволочи!
Майа пожал плечами.
— И я так сначала думал. Но потом я тоже…
— Не может быть…
— Может. Впрочем, не совсем. Сначала она сама предложила.
— Значит, ничего общего.
— Не знаю…
Он снова провел ладонью по лицу.
— Все это так запутано. Возможно, она и не предложила бы, не будь сначала тех двух сволочей.
Александр сидел, положив руки на колени, раздвинув локти.
— Возможно, что и так.
— Но не в этом дело. Она боится за свой дом,
— А где ее дом-то?
— В Брэй-Дюне.
— Эх, черт! — сказал Александр. — Лучше бы ей уехать оттуда!
— Да что ты, ничего не выйдет! Она сирота, и дом — единственное, что у нее есть.
Он поднял с земли щепку и стал вертеть ее в пальцах.
— Она хотела, чтобы я с ней остался.
— Ого! — сказал Александр. — И ты думаешь, из-за этого она и…
— Сам не знаю.
— И что же ты собираешься делать? — живо спросил Александр.
— Да ничего не собираюсь! Ровно ничего! Ничего! А что, по-твоему, я должен делать? Я здесь, понял? В нашей столовке у санатория. В столовке у санатория на Зюдкоте вместе с Александром и Пьерсоном… Я здесь, понятно? Здесь я, Жюльен Майа, будущий военнопленный, в столовке санатория на Зюдкоте вместе с двумя моими дружками!
— Заткнись.
Александр подбросил несколько дощечек в огонь.
— А ты пробовал уговорить ее уехать?
— Еще как пробовал…
— Посидит одна, может, и решится.
— Нет. Умрет от страха, но останется.
— Значит, ничего сделать нельзя?
— Нельзя.
Наступило молчание. Потом Александр заговорил:
— Ты туда еще пойдешь?
— Нет.
— Это было бы чистое безумие.
— Да, — сказал Майа, — чистое безумие.
И неожиданно для Александра добавил каким-то несвойственным ему вульгарным тоном:
— А я, слава богу, не сумасшедший.
Он хихикнул, и Александр отвернулся.
— Можно было бы сложить поучительную басню, — сказал Майа. — Два мерзавца пытаются изнасиловать девицу. Я, человек добродетельный, убиваю этих двух мерзавцев. А потом сам насилую девицу.
Он снова рассмеялся каким-то неестественным скрипучим смехом.
— Смешно, а?
— Да не думай ты об этом больше. Так получилось, и все…
— Но, черт возьми, именно этого-то я и понять не могу, — сказал Майа, подымаясь. — Ведь не подлец же я, в самом деле.
— Конечно, нет, — сказал Александр.
Майа уставился на него.
— Александр, значит, ты так считаешь? Веришь? Так вот, слушай, когда я хлопнул того верзилу, который меня избил… Словом, потом расскажу… После остался только один, хулиган, низенький такой… И как, по-твоему, что я сделал? Что я, по-твоему, думал? Махнул ему рукой, уходи, мол? Он, этот парень, от страха трясся. Забился в угол, как крыса. Как вонючий затравленный крысенок. А я пошел на него. Я был до того слаб, что сам за стену держался, чтобы не упасть. А он, он мотал головой: «Нет, мол, нет!» Вот так… с отчаяния… Глядел на меня глазами обезумевшего животного и все время головой мотал: «Нет»!
— Ну и что дальше?
Майа утер рот носовым платком.
— А дальше я выстрелил. Вот и все.
— Ясно, — сказал, помолчав, Александр.
Он опустился на одно колено и подул на огонь.
— Не думай ты больше об этом. Так получилось, и все тут.
— Да, — возбужденно сказал Майа, — ты прав, так получилось, и все тут. А ведь я бы мог махнуть этому пареньку, уходи, мол. Правда, я об этом как-то не подумал. Просто не подумал. Я уже убил первого. И должен был также убить второго. Вот как это получилось.
Он рассеянно сунул в рот сигарету. Потом взглянул на Александра, и в глазах его промелькнуло какое-то детское умоляющее выражение.
— Я никого не хотел убивать.
Александр сделал шаг вперед и положил ему руку на плечо:
— Эх ты, бедняга, бедняга!
— Не смей меня трогать! — злобно крикнул Майа.
И снова рассмеялся своим скрипучим смешком.
— Знаешь, что я почувствовал, когда те двое упали? Да нет, откуда же тебе знать… Ну, угадай же, угадай.
— Да брось ты…
— Почувствовал на мгновение радость, чистую радость. Пойми, эти два типа вдруг мне разом подчинились.
Он замолчал и прибавил вполголоса:
— Они упали, и вдруг оба стали ужасно послушные.
— Сволочь ты!
— Ага, понял, — сказал Майа, — понял! Впрочем, длилось это не больше секунды. А потом сразу прошло. Я только позже почувствовал себя дерьмом.
— Почему?
— Сам не знаю.
— Ну и брось, значит.
— Нет, — возбужденно продолжал Майа. — Так оно именно и происходило, как ты говоришь. Именно так и происходило. И теперь я знаю, что чувствует убийца. Сначала подъем. Потом это проходит. И чувствуешь себя дерьмом.
Он закурил сигарету и добавил тихо, невнятно:
— Или же изволь продолжать…
Александр тупо уставился на него.
— Черт! — сказал он, качая своей кудрявой головой, словно отгоняя рой мошкары. — Я и сам могу спятить вроде тебя, слушая твою ерунду.
Он поднялся, взял ручку от лопаты и начал мешать кофе. Коричневая пленка, покрывавшая воду в котелке, вздымалась изнутри маленькими, тут же лопавшимися, пузырьками, словно раскаленная лава. Александр рассеянно смотрел на эту лаву. «Бедняга, — думал он, — плохо ему приходится из-за этих двух мерзавцев. И хуже всего, что в каком-то смысле это очень на него похоже. Конечно, этого я ему не скажу, но ужасно похоже».
— Смешно, ей-богу, — произнес он вслух, — но все это ужасно на тебя похоже, все похоже.
— Что «все»? — спросил Майа, быстрым движением вскинув голову.
«Эх, черт!» — подумал Александр.
— Все… все, что с тобой происходит.
Майа пристально поглядел на него.
— Похоже на меня… то, что я двух мерзавцев убил?
— Нет, — неуверенно сказал Александр, — не это… не это именно… А все, что с тобой случается вообще. Похоже на тебя то, что случается.
— Так про всякого можно сказать.
— Не уверен, — сказал Александр.
И тут же подумал: «Да замолчи ты, замолчи немедленно! А главное, не говори ему!»
Майа не спускал с него глаз.
— Ты совсем с ума сошел, — яростно крикнул он. — Что же тут, по-твоему, похоже на меня?…
— Да все, все… Все, что с тобой происходит с тех пор, как мы здесь. История с крысой… с полькой… все эти типы, которые тебе попадаются… Это судно, которое горит… парни, которых ты вытаскиваешь из воды… другие, которых ты убиваешь… Эта девушка… словом, все!
— Значит, — с горечью сказал Майа, — ты считаешь, что все это могло произойти только со мной. Глупость какая.
Александр отвернулся.
— Ты прав, глупость.
«Заткнись! — приказал он сам себе. — Да заткнись же, идиот». И в тот же миг снова заговорил.
— Верно, я чепуху несу, — сказал он. — Конечно же, все это чепуха. Но я так чувствую. Считаю, что это на тебя похоже, все, что с тобой случается… и все, что случится.
Майа принужденно рассмеялся.
— Все, что со мной случится!
— Ну, как, кофе готов? — раздался голос Пьерсона.
— Готов! — ответил Александр своим обычным веселым баском. — Готов!
Пьерсон кинул взгляд на Майа, живо обернулся к Александру и поднял брови. Александр отвел глаза. Казалось, Пьерсон хотел что-то спросить, но сдержался. Александр разлил кофе.
— Хороший! — сказал Пьерсон, нарушая общее молчание.
Он зажал горячую кружку между колен, вытащил свою трубочку и стал ее набивать. Снова наступила тишина. Майа отхлебывал кофе и ни на кого не глядел.
— Пьерсон, — сказал Александр, — а что ты будешь делать после войны?
— Я? Выучусь на инженера по керамике. А ты?
— Я? Ясно, пойду священником в твой приход! Ну и покажу я всем твоим старым девам!
Пьерсон пососал свою трубочку:
— У нас старых дев нет. Мой квартал на все сто процентов рабочий. А старые девы — это изобретение богатых классов.
— Значит, в твоем приходе все старые девы выходят замуж?
— Да нет, — ответил Пьерсон, — но в моем приходе старые девы — это как раз те, что по-настоящему замужем.
Майа поднялся:
— Пойду принесу воды.
— Еще успеешь, — сказал Александр. — После войны, — добавил он, — я себе домик построю.
— И кроликов разведешь? — спросил Пьерсон, подняв брови.