громче и громче.
«Омега»!
И лица Берни и Лейлы Остерманов, Дика и Джинни Тремьянов, Джоя и Бетти Кардоне.
Все это не имело никакого смысла. Уже в Ньюарке на него снова обрушился весь этот кошмар, и он с трудом вспоминал, как передавал Лоренсу Фассету какие-то бумаги компании и подписывал отсутствующие листки из досье.
Он знал, что ничего не сможет сделать.
Часовая поездка из Ньюарка в Сэддл-Уолли прошла в молчании. Водитель, получив щедрые чаевые, понял, что пассажир на заднем сиденье к разговорам не расположен — всю дорогу курит и не ответил даже на вежливый вопрос, как прошел полет.
СЭДДЛ-УОЛЛИ
ПОСЕЛЕНИЕ ОСНОВАНО В 1862
ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ!
Когда по щиту скользнули лучи фар, внутренний голос произнес только два слова — «Порванный ремень».
Невероятно.
Минут через десять такси подъехало к его дому. Он вышел и рассеянно протянул водителю деньги.
— Спасибо, мистер Таннер, — сказал водитель, перегибаясь через сиденье, чтобы взять деньги.
— Что? Что вы сказали? — резко повернулся к нему Джон Таннер.
— Я сказал: «Спасибо, мистер Таннер».
Таннер, схватившись за ручку двери, с силой рванул ее на себя:
— Откуда вы знаете мое имя? Отвечайте, откуда вы узнали мое имя?
Таксист заметил капли пота, выступившие на лице пассажира, и его сумасшедший взгляд. «Тронулся» — подумал водитель. Он незаметно опустил левую руку. Там на полу у него всегда лежал обрезок свинцовой трубы.
— Слышь, парень, — сказал он, осторожно обхватывая обрезок пальцами. — Если не хочешь, чтобы кто-то знал твое имя, сними надпись с лужайки.
Сделав шаг назад, Таннер взглянул из-за плеча. Посреди газона, покачиваясь на цепи, стоял железный фонарь. А под ним сияла ярко освещенная надпись:
ТАННЕРЫ
22 Орчард-драйв.
Он видел и этот фонарь, и эти слова тысячу раз. «Таннеры, 22 Орчард-драйв». Но в ту секунду ему почудилось, что он видит их впервые.
— Прости, приятель. Я слегка не в себе. Терпеть не могу летать, — он захлопнул дверцу, а шофер стал поднимать стекло.
— Тогда вам надо ездить на поездах, мистер, — вежливо сказал он. — Или гуляйте себе пешком на здоровье!
Такси рвануло с места, а Таннер, повернувшись, посмотрел на дом. Открылась дверь. Оттуда, встречая его, выскочил пес. Жена стояла в освещенном холле, и он разглядел ее улыбку.
5. Вторник — 3.30 утра по калифорнийскому времени
Белый французский телефон с приглушенным звоночком издал сигнал не менее пяти раз. Лейла сквозь сон подумала, что глупо ставить его на столик рядом с Берни. Его это не будит, а она просыпается.
Она толкнула мужа локтем в ребро:
— Мой дорогой… Берни, Берни! Телефон.
— Что? — Остерман открыл глаза и смутился. — Телефон? О, эта чертова штука. Кто его только может услышать?
Пошарив рукой в темноте, он нащупал трубку:
— Да?.. Да, это Бернард Остерман… Междугородный? — он прикрыл трубку ладонью и привалился к изголовью, повернувшись к жене: — Сколько сейчас времени?
Лейла включила лампу на ночном столике и бросила взгляд на часики:.
— Пол четвертого. Господи!
— Скорее всего, какой-нибудь сукин сын из гавайской серии. Там еще нет и полуночи, — Берни прислушался к голосу в трубке. — Да, я жду… Это издалека, дорогая. Если это в самом деле Гавайи, они думают, что я сижу за пишущей машинкой. Им ничего не вбить в голову… Алло? Поторопитесь, пожалуйста!
— Ты говорил, что хотел бы видеть эти острова без военных мундиров, помнишь?
— Прости… Да, это и есть Бернард Остерман, черт возьми! Да? Да? Спасибо… Алло? Я вас еле слышу. Алло?.. Да, так лучше. Кто это?.. Что? Что вы говорите?.. Кто это? Как вас зовут? Я вас не понимаю… Да, я слышу, но не понимаю… Алло?.. Алло! Минутку! Я сказал подождите минуту! — Остерман резко поднялся и спустил ноги на пол. Одеяло потянулось за ним и упало. Он начал стучать по рычагу аппарата. — Вот, черт возьми, отключился!
— Кто это был? Почему ты кричал? Что тебе сказали?
— Он… этот сукин сын бурчал что-то неразборчивое. Он сказал… он сказал, чтобы мы последили за дубильщиком. Вот что. Он постарался, чтобы я разобрал это слово. «Дубильщик». Что это, черт возьми, значит?
— Что именно?
— Да дубильщик! Он все время повторял это слово!
— Совершенно непонятно… Это в самом деле были Гавайи? Тебе сказали, откуда вызов?
Остерман посмотрел на жену. В спальне стояла полутьма.
— Да, сказали. Я четко расслышал. Звонок был из-за моря… Но из Лиссабона. Лиссабона в Португалии.
— Мы никого не знаем в Португалии!
«Лиссабон, Лиссабон. Лиссабон… — Остерман продолжал тихо повторять про себя это слово. — Лиссабон. Это ничего не значит…»
— Что ты имеешь в виду?
— Дубильщик…[2]
— Тан… тан. Неужто это Джон Таннер? Джон Таннер!
— Дело не в этом…
— Это Джон Таннер, — тихо сказала Лейла.
— Джонни?.. Что он имел в виду — «следите за ним»? Почему мы должны наблюдать за ним? Почему для этого надо звонить нам в полчетвертого утра?
Сев, Лейла потянулась за сигаретой:
— У Джонни есть враги. В порту Сан-Диего его по-прежнему терпеть не могут.
— Сан-Диего — это понятно! Но Лиссабон?
— На прошлой неделе «Дейли варьете» сообщило, что мы отправляемся в Нью-Йорк, — продолжала Лейла, глубоко затягиваясь. — И что мы, скЬрее всего, остановимся у наших бывших соседей и друзей Таннеров.
— Вот как?
— Может, нас слишком разрекламировали, — она посмотрела на мужа.
— Надо позвонить Джонни, — Остерман взялся за телефон.
Лейла схватила его за руку:
— Ты с ума сошел!
Остерман положил трубку.
Джой открыл глаза и глянул на часы: шесть двадцать два. Пора встать, размяться в спортзале, и, может быть, пройтись до клуба — часок попрактиковаться на поле для гольфа.
Он любил подниматься пораньше. Бетти, наоборот, могла спать до полудня, если предоставлялась такая возможность. У них были две широкие кровати — Джой знал, как расслабляет тепло другого тела под одним с тобой одеялом. Он полночи не мог заснуть, если приходилось делить с кем-то постель. А поскольку предназначение супружеского ложа заключалось именно в занятии сексом, из-за этого не имело смысла лишаться крепкого сна. Двойные кровати просто великолепное изобретение.
Минут десять он крутил педали тренажера и еще минут пять поработал с семифунтовыми гантелями. Глянув сквозь толстое стекло в парную, он увидел, что помещение уже прогрелось.
Над часами на стене гимнастического зала вспыхнула светящаяся панель. Кто-то звонит в дверь. Джой провел этот сигнал на тот случай, если он дома один и занимается в зале.
На часах было шесть пятьдесят одна, и для обитателей Сэддл-Уолли слишком рано звонить в чужие двери. Он положил гантели на пол и подошел к интеркому:
— Да? Кто это?
— Вам телеграмма, мистер Кардионе.
— Кому?
— Тут сказано — Кардионе.
— Мое имя Кардоне.
— Разве это не Эппл-плейс одиннадцать?
— Я сейчас подойду.
Он отключил интерком и, сдернув полотенце с вешалки, накинул на себя, выходя из зала. Ему не понравилось то, что он услышал. Он открыл двери. Человечек в униформе стоял на пороге, жуя резинку.
— Почему вы не передали по телефону? Разбудили ни свет ни заря.
— У меня была инструкция доставить вам из рук в руки. И пришлось ехать почти пятнадцать миль, мистер Кардионе. Мы работаем двадцать четыре часа в сутки.
Кардоне расписался в получении:
— Какие пятнадцать миль? У компании Вестерн-Юнион есть отделение в Ридж-парке.
— Мы не Вестерн-Юнион, мистер. Это телеграмма из Европы.
Кардоне вырвал бланк из рук человека в форме:
— Минутку, — он не хотел обнаруживать свое волнение, и поэтому спокойно прошел в гостиную, где видел на пианино сумочку Бетти. Взяв две бумажки по доллару, вернулся к дверям: — Вот вам. Простите, что из-за меня пришлось проделать такое путешествие.
Закрыв двери, он вскрыл клапан. Текст был на итальянском языке.
Вернувшись в кухню, Кардоне взял карандаш и сел за стол. На обложке журнала он записал перевод текста:
«Человек светло-каштанового цвета не принадлежит к друзьям итальянцев. Будьте осторожны с таким соседом. К концу недели вам предстоит защищать себя. Да Винчи».
Что это может значить? Что за светло-каштановый… сосед? Черных и цветных в Сэддл-Уолли не было. Послание лишено смысла.
Внезапно Джой Кардоне оцепенел. Светло-каштановый, то есть загорелый, сосед мог быть только Джон Таннер. В конце недели, в пятницу, приезжают Остерманы. И кто-то в Европе предупреждает, что он должен опасаться Джона Таннера и предстоящего уик-энда с Остерманами.
Он развернул бланк и пригляделся к отметкам на нем. «Цюрих».
О Господи Исусе! Из Цюриха!
Кто-то в Цюрихе — кто-то, называющий себя Да Винчи, знающий его настоящее имя, Джона Таннера и Остерманов — предупреждает его!
Джой Кардоне уставился из окна на задний двор своего дома. Да Винчи, Да Винчи!
Леонардо.
Художник, ученый, солдат, создатель оружия — и все один человек.
Мафия! О Господи! Но кто именно?
Кастеллано? Бателья? Может, семья Латроне?
Кто из них обратил на него внимание? И почему? Он же и х друг!
Руки у него подрагивали, когда он взял телеграмму с кухонного столика и перечитал ее. Теперь казалось, что за каждым предложением кроется угроза.
— Таннер!
Джон Таннер что-то узнал! Но что?
И почему телеграмма из Цюриха?
Какое отношение имел к Цюриху любой из них?
Что выяснил Таннер? Что собирается предпринять?.. Один из людей Бательи как-то назвал Таннера по-другому — как это звучало?
Стервятник!
«Не принадлежит к друзьям итальянцев… Будьте осторожны… защищать себя…»
Как? От кого? Он ничего не рассказывал Таннеру. Почему он должен?..