Он стал учеником в фирме, занимавшейся импортом чая. Поскольку Эдмунд Антробус был другом Уильяма Коллинза, надо полагать, он оказал услугу художнику, приняв его сына «учеником без оплаты», но, конечно, не было и речи, чтобы предоставить ему статус клерка с постоянным окладом. Не получая жалованья, но и не оплачивая обучение, Уилки должен был «узнать бизнес» и освоить методы коммерции. Это также должно было обеспечить его полезным занятием. Ведь праздность — это грех.
Итак, Уилки маялся тоской на офисном табурете, копируя инвойсы и счета за погрузку и разгрузку. В одном из романов, «Игра в прятки», молодой человек поступает в офис чайного брокера и через три недели работы жалуется: «Все говорят, что это для меня отличное начало, рассуждают о респектабельности коммерческой деятельности. Но я не хочу быть респектабельным, и я ненавижу коммерческую деятельность». Вероятно, здесь звучит собственный голос Уилки Коллинза. «Только представь, как я посещаю чайные склады в грязных еврейских кварталах вроде Сент-Мэри-Экс с целью взять образцы товара, при мне синяя сумка для образцов, и чумазый младший клерк, чистящии перо о свои волосы, упорно пытается научить меня, как правильно складывать упаковки с чаем!»
Возможно, Уилки выражал неудовольствие в разговорах с отцом весной 1842 года, так как вскоре Уильям Коллинз обратился к одному из своих покровителей, сэру Роберту Пилу, с просьбой помочь с поступлением сына на гражданскую службу. Пил был на тот момент первым лордом Казначейства, и художник рассчитывал, что именно там его сын «мог бы обрести перспективу, пусть отдаленную, подняться на достойное место». Пил не поддержал прошение. Уилки остался в «Антробус и Компания» на долгих четыре года. Судя по всему, он быстро справлялся с работой, а затем посвящал свободное время сочинению стихов, пьес, рассказов, чего угодно. Позднее он признавался, что произвел на свет чудовищное количество чепухи, но это послужило необходимой подготовкой к карьере, которой он будет следовать на протяжении всей дальнейшей жизни. Вероятно, по временам он испытывал разочарование и приступы мрачного настроения.
Летом 1842 года Уильям Коллинз взял сына в поездку по Шотландии, в ходе которой планировал делать этюды. Они отправились морем до Эдинбурга, где молодой человек посетил Старый город и вскарабкался на Трон Артура, затем пароходом добрались до Уика на севере Шотландии, а потом до Лервика на Шетландских островах. Уильяму Коллинзу заказали иллюстрации к роману сэра Вальтера Скотта «Пират», и потому он хотел сделать наброски диких и безлюдных краев. В поздних романах Уилки не раз описывает пейзажи болотистых равнин, сырой белый туман. Однажды они с отцом потерялись посреди трясин и выбрались, лишь «доверившись своим пони».
В воспоминаниях об отце Уилки рассказывает о «слабом, тусклом свечении, характерном для западного полушария» и о «ярких, чистых северных сумерках, струящихся через окна спальни в полночь». Он описывает «мистера Коллинза, стоящего одним коленом на земле, сопротивляющегося ветру, и его компаньона [самого Уилки Коллинза], который держит над ним зонт, чтобы дождем не залило альбом для набросков». В мемуарах он также описывает работы отца в самых возвышенных словах, и эти короткие прозаические отрывки раскрывают интерес Уилки к живописной композиции. Он пишет об одном из пейзажей: «Небо тронуто мягким светом зари, поднимающимся над клубами тумана и касающимся рваных, острых краев большого облака».
У него был взгляд художника, он многому научился, наблюдая за тем, как работал отец. Он понял, как выстраивать на полотне общие темы и детали, и нашел способ применить это в композиции романа, как использовать пропорции света и тени, выделяя одно и временно затемняя другое, как смешивать оттенки комического и пафосного. Он рассказывал одному корреспонденту, что в процессе создания романа «надо следовать примеру моего отца, когда тот писал небеса на своих знаменитых морских пейзажах, то есть работать на едином дыхании». Когда он объяснял, что Уильям Коллинз любил искусство, которое «соотносит фигуры с ландшафтом, придавая равную важность и тем, и другому», он говорил и о своем собственном методе. Вот сцена из романа «Лунный камень»: «Потом я увидел бушующее море, волны, заливающие берег, пелену дождя, дождь над водой и желтый дикий берег с одинокой черной фигурой, стоявшей на нем, — с фигурой сыщика Каффа»[10]. Его романы напоминают серию живописных картин, а не последовательность эпизодов. И все же внутренняя связь между персонажем и пейзажем во всех его сочинениях указывает, что картины эти одушевлены драматическим действием. Описывая предварительный этап создания общего сюжета и периоды проработки деталей, он естественным образом обращается к метафорам живописцев. Завершая «Женщину в белом», он писал другу: «Я сделал это! (остаются только дни лакировки, проведенные над листами верстки)»; «дни лакировки» — это время накануне открытия выставки в Королевской академии, когда художники наносили финальные мазки и тонировки на свои произведения.
После диких просторов Шетландских островов они с отцом вернулись к уединенной жизни в замкнутом пространстве Лондоне. Семья снова переехала, на этот раз на короткое расстояние, поселившись буквально за углом от прежнего жилья, на Девонпорт-стрит. Преимуществом нового дома было место для студии — первой собственной студии в жизни Уильяма Коллинза. Такую студию Уилки описывает в одном из своих романов: банки с краской и кисти, мастихины, мелки и карандаши, тряпки, пропитанные краской и маслом. Он упоминает и особый трюк отца: тот нарисовал перо и соболиную кисточку на полу так достоверно, что посетители пытались поднять их, что неизменно заставляло Уильяма Коллинза смеяться столь удачной своей шутке.
Уилки вернулся в офис «Антробус и Компания», но теперь в его жизни произошли существенные перемены. Ему предстояло приступить к учебе совсем в ином, не формальном смысле, осваивая совершенно новую профессию. В 1843 году, в возрасте девятнадцати лет, он впервые мог назвать себя настоящим писателем, автором опубликованного сочинения.
4. Тираж!
Офис Эдмунда Антробуса располагался в одном из лондонских центров издательской деятельности. Компания «Чапмен и Холл», уже опубликовавшая «Записки Пиквикского клуба» и «Николаса Никльби», находилась по соседству; офисы редакций журналов Punch [11], Illuminated Magazine и Illustrated London News тоже были неподалеку. Уилки уже начал в то время писать заметки для журналов, но — поскольку они были анонимными — ни одна из них не найдена исследователями.
Его первое сочинение, пафосная вещь, озаглавленная «Вольпурно», известна лишь по перепечатке в нью-йоркском журнале, а первая английская публикация не сохранилась. История напоминала рассказы Эдгара По, на фоне Венеции возникала роковая любовь прекрасной англичанки и безумного астронома. Повесть не представляет особого интереса, однако уже в ней чувствуется склонность Коллинза к сентиментальности и готической мелодраме. Летом 1843 года он опубликовал один из первых рассказов, «Последний дилижанс», в Illuminated Magazine. В этом случае влияние на Коллинза оказал Диккенс, а не По, история эта посвящена ностальгии по тому времени, когда дилижансы были вытеснены поездами. «Мы не были полны, но и не пустовали, — говорит анонимный кучер, — и мы будем сражаться до конца».
Рассказ был написан на пике настроений, известных как «железнодорожная одержимость», и это свидетельствует о том, что Уилки начинал писательскую карьеру в эпоху социальных и экономических перемен. Отношение кучера к появляющемуся поезду было «концентрацией ярости и смертельной вражды всех водителей дилижансов Англии к паровым железнодорожным перевозкам». Коллинз всерьез интересовался процессом развития сети железных дорог, раскинувшейся на пять тысяч миль в пределах Англии, растущими и все более эффективными фабриками, быстрым ростом городов и промышленных центров, расширением пригородов, увеличением населения, радикальными изменениями в сельскохозяйственной практике — тем, что Чарлз Диккенс описал в романе «Домби и сын» как «соревнование, соревнование — новое изобретение, новое изобретение — изменение, изменение».
Вероятно, Уилки с гордостью демонстрировал свои первые публикации отцу, который в следующем году показал их президенту Колледжа Корпус-Кристи в надежде услышать его мнение. После этого Уильям Коллинз писал жене: «Доктор Норрис… полагает, что он [Уилки] создаст великие произведения». Отец находился под достаточно сильным впечатлением, настолько сильным, чтобы записать в дневнике: «Я думаю, вполне вероятно, что мой дорогой сын, Уильям Уилки Коллинз, соблазнится — если будет угодно Господу продлить дни сына за пределы жизни его отца — перспективой поделиться с миром воспоминаниями о моей жизни».
Уилки с готовностью бросался в любое литературное предприятие и в 1843 году приступил к работе над первым романом, «Иолани», действие которого происходило на Таити; позднее он писал: «Мое юношеское воображение породило бунт благородных дикарей». Девятнадцатилетнему автору остров Таити казался восхитительным местом еще и потому, что ассоциировался у него со свободной любовью. Он был выдумщиком. Да, он тщательно проделал «домашнюю работу», консультировался с четырьмя томами «Полинезийских исследований» Уильяма Эллиса, а также с «Фрагментами странствий и путешествий…» Бэзила Холла, его на протяжении всей жизни вдохновлял документальный материал, он буквально дышал фактами и насыщал ими жизнь своих героев.
Летом 1844 года он прервал труды — и в личном кабинете, и в офисе — и отправился в Париж вместе с Чарльзом Уордом. Тот ухаживал за кузиной Коллинза и, хотя был на десять лет старше Уилки, оказался отличным компаньоном в путешествии. Позднее Уорд стал солидным финансовым консультантом в «Кутте и Компания». Но в тот год в Париже они оба были молоды. Зарубежная поездка длилась пять недель, из чего можно сделать вывод, что условия контракта Уилки как ученика в компании Антробуса были не слишком жесткими. Молодые люди собирались проследовать по начальной части маршрута Йорика из романа Лоренса Стерна «Сентиментальное путешествие», но истинным пунктом назначения была столица распутной жизни. Непосредственно перед отъездом Коллинз купил сочинения Франсуа Рабле — эпатажная и сибаритская нота в подготовке поездки на Континент.