тайни: ой! чуть не забыл.
он вручает моей маме пакет, который привез с собой.
тайни: подарок для хозяйки!
мама реально удивлена. она достает из пакета коробку – с ленточкой и всеми делами. тайни снова садится, чтобы она не стеснялась, тоже могла сесть и открыть коробку. мама очень аккуратно развязывает ленту. потом осторожно приподнимает крышку. внутри черный поролон, а под ним – что-то завернутое в пупырчатую пленку. с еще большей осторожностью она разворачивает пленку и достает совершенно обычную стеклянную миску.
до меня поначалу не доходит. ну, простая стеклянная миска. но у мамы перехватывает дыхание. она моргает, чтобы удержать слезы. потому что это не просто стеклянная миска. она идеальная. понимаете, гладкая и безупречная, и мы все сидим, смотрим на нее какое-то время, пока мама медленно вращает ее в руках. даже в нашей убогой гостиной она сверкает.
маме уже тысячу лет никто ничего подобного не дарил. а может, и никогда. ей таких красивых вещей не дарят.
тайни: я сам выбирал!
он себе даже не представляет. вообще не понимает, что только что сделал.
мама: ой, тайни…
она дар речи потеряла. но я-то вижу. по тому, как она держит эту миску. по тому, как она на нее смотрит.
я знаю, что велит ей разум, – сказать, что это слишком, что она не может принять такой подарок. даже при том, что она и не хочет отказываться. при том, что она в нее просто влюбилась.
так что я говорю:
я: красота. большое спасибо, тайни.
я его обнимаю в знак благодарности. потом мама ставит миску на кофейный столик, который она натерла до блеска. встает, разводит руки в стороны, и тайни ее тоже обнимает.
я никогда не позволяю себе мечтать о таком.
хотя, разумеется, только об этом и мечтал.
сказать честно, почти всю курицу с пармезаном съедает тайни, как и говорит по большей части он. в основном мы обсуждаем всякие глупости – почему мини хот-доги вкуснее больших, чем собаки лучше кошек, почему кошки оказались так популярны в восьмидесятых, когда сондхайм на несколько кругов обгонял ллойда уэббера (в этом обсуждении ни мама, ни я практически не участвуем). в какой-то момент тайни замечает на холодильнике мамин магнит с картиной да винчи и интересуется, бывала ли она в италии. и она рассказывает ему о своем путешествии на первом курсе колледжа с тремя друзьями, и в кои-то веки это оказывается интересная история. тайни замечает, что ему неаполь понравился даже больше, чем рим, потому что там люди очень колоритные. и говорит, что даже для мюзикла сочинил песню о путешествиях, но в окончательную версию она все же не попадет. и поет несколько куплетов из нее:
После того как в Неаполь ты съездишь,
В наших магазинах уже не интересно.
А если и в Милане ты побываешь,
То наш хлеб есть уже не станешь.
А после визита в Венецию
Ты поймешь, какими должны быть специи.
А после Болоньи вся ветчина
На родине будет тебе не годна.
Если ты трансатлантический гей,
Жизнь становится во сто крат трудней.
Когда ты увидишь Рим,
С трудом назовешь свой пригород родным.
впервые, за сколько я себя помню, мне кажется, что маме искренне весело. она даже подпевает. и когда тайни умолкает, она хлопает от души. мне кажется, пора заканчивать этот фестиваль любви, пока тайни с мамой не сбежали от меня и не сколотили группу.
я предлагаю помыть посуду, мама делает вид, что она от этого в полном шоке.
я: да я постоянно мою.
мама серьезно смотрит на тайни.
мама: правда.
а потом начинает хохотать.
это меня не особо радует, хотя я понимаю, что все могло пойти куда хуже тысячей различных способов.
тайни: а я хочу посмотреть твою комнату!
и это не означает, что у него ширинка расходится! когда тайни говорит, что хочет посмотреть твою комнату, это значит, что он хочет посмотреть… твою комнату.
мама: идите. посудой я займусь.
тайни: спасибо, миссис грейсон.
мама: энн. зови меня энн.
тайни: спасибо, энн!
я: да, энн, спасибо.
тайни хлопает меня по плечу. наверное, он хотел легонько, но мне кажется, что мне в руку только что въехал «фольксваген».
я веду его к себе и даже произношу «та-да!», открыв дверь. тайни встает в центре комнаты и осматривает все вокруг, непрестанно улыбаясь.
тайни: золотые рыбки!
он идет прямиком к аквариуму. я признаюсь, что если золотые рыбки когда-нибудь захватят мир и решат устроить военный трибунал, то меня ждет петля, потому что уровень смертности в моем маленьком аквариуме куда выше, чем если бы они жили во рве с водой возле какого-нибудь китайского ресторана.
тайни: а как их зовут?
о, боже.
я: самсон и далила.
тайни: правда?
я: она реальная стерва.
он наклоняется к баночкам с их кормом.
тайни: ты их таблетками кормишь?
я: ой, нет. это мои.
единственный вариант, чтобы я не забыл и рыбкам дать корм, и таблетки выпить – держать то и другое вместе. но я все же задумываюсь, не следовало ли убирать потщательнее. тайни теперь, разумеется, покраснел, и он ничего больше не спросит, а я хотя и не хочу вдаваться в подробности, но и не хочу, чтобы он думал, будто я лечусь от чесотки или типа того.
я: это от депрессии.
тайни: о, у меня она тоже бывает. иногда.
мы опасно близко подошли к разговору, какой у меня уже был с маурой. она заявила, что знает, каково депрессовать, а мне пришлось объяснять что нет, не знает, потому что ее печаль такой глубины никогда не достигает. я не сомневаюсь, что и тайни считает, что у него бывает депрессия, но это, наверное, потому, что ему сравнивать не с чем. но что я могу сказать? что я не просто приунываю, нет, депрессия – это основа моей жизни, всего меня, от мозга до костей? что если у него на душе тоска зеленая, то у меня – беспросветный мрак? и что я люто ненавижу эти таблетки, потому что моя жизнь слишком от них зависит?
нет, такого я сказать не мог. потому что на самом деле никто об этом слышать не хочет. даже если ты человеку нравишься, даже если тебя любят, такое люди предпочитают не знать.
тайни: а кто из них самсон, а кто далила?
я: если честно, я забыл.
потом он рассматривает книжки на полке, проводит рукой по клавиатуре, вращает глобус, который мне подарили после окончания пятого класса.
тайни: смотри-ка! кровать!
на миг мне кажется, что он сейчас на нее прыгнет, и она наверняка развалится. но он, улыбнувшись чуть ли не смущенно, осторожно садится на край.
тайни: удобная!
и как так вышло, что я встречаюсь с этим пончиком с яркой посыпкой? незлобно вздохнув, я усаживаюсь рядом. матрас прогнулся под тайни ущельем, разумеется.
но прежде, чем наступает неизбежный следующий момент, вибрирует мой телефон, лежащий на столе. я не планирую обращать на него внимание, но он снова дребезжит, и тайни говорит взять.
открыв телефон, я читаю, что там.
тайни: от кого?
я: да гидеон. интересуется, как дела.
тайни: гидеон, значит?
в его голосе явно звучит подозрительность. я закрываю телефон и возвращаюсь к кровати.
я: ты же к нему не ревнуешь?
тайни: ну как – он миловидный, юный, голубой, и вы видитесь каждый день. разве тут есть повод для ревности?
я целую его.
я: повода для ревности нет. мы просто друзья.
тут до меня кое-что доходит, и я начинаю хохотать.
тайни: что такое?
я: у меня в кровати парень!
какая глупая гейская мысль. мне, наверное, надо раз сто ножом вырезать на руке «НЕНАВИЖУ ВЕСЬ МИР», чтобы ее компенсировать.
кровать для нас обоих, конечно, мала. я дважды сваливаюсь на пол. мы не раздеваемся – но это почти как будто и не важно. потому что мы все равно познали друг друга вдоль и поперек. он крупный и сильный, но я все равно могу тянуть-толкать не хуже. вскоре мы полностью превращаемся в разгоряченное месиво.
тайни: а где твой папа?
к этому вопросу я совершенно не готов. и напрягаюсь.
я: не знаю.
касание тайни пытается меня успокоить. его голос пытается меня успокоить.
тайни: ничего страшного.
но я так не могу. я сажусь, сбивая мечтательный ритм нашего дыхания, вынуждая тайни немного отстраниться, чтобы ему было видно меня как следует. импульс оказывается очень громким и четким: я вдруг резко больше не могу. не из-за отца – мне на него, по сути, плевать, – но именно из-за этой вот необходимости знать все.
я спорю с собой.
прекрати.
останься.
поговори.
тайни ждет. тайни смотрит на меня. тайни добр, потому что еще не понял, какой я, что собой представляю. я никогда не буду добрым с ним. лучшее, что я могу – это дать ему повод от меня отказаться.
тайни: говори. что ты хочешь сказать?
не спрашивай, хочу предупредить я. но потом начинаю говорить.
я: слушай, тайни, я стараюсь как могу, но ты должен понять: я всегда на грани чего-то ужасного. иногда благодаря человеку вроде тебя я могу посмотреть в другую сторону, и не буду знать, как я близок к падению. но я всегда в итоге поворачиваюсь обратно. всегда. и всегда иду к краю. мне с этим дерьмом приходится каждый день иметь дело, и оно в ближайшее время никуда не уйдет. я очень рад, что ты здесь, но хочешь кое-что знать? ты действительно хочешь, чтобы я был честен?
он должен был расценить это как предупреждение. но нет. он кивает.
я: я сейчас как на отдыхе. я не уверен, что ты представляешь, каково это. и это хорошо – лучше и не надо. ты не представляешь, насколько меня это бесит. бесит, что я сейчас все порчу, и порчу все…
тайни: ты не портишь.
я: порчу.
тайни: кто сказал?
я: я сказал?
тайни: а у меня права голоса нет?
я: нет. я порчу. а у тебя права голоса нет.
тайни легонько касается моего уха.
тайни: знаешь, ты в этом деструктивном настроении такой соблазнительный.