То же самое думала и бригада электронщиков, которую послали в Медвежий Форт устанавливать жучки. Они полезли через ограду как раз тогда, когда часы с таймером показали шесть, и аудиосистема включилась одновременно со сложнейшими устройствами для отпугивания воров. Знаменитое американское ноу-хау Уолли использовал на всю катушку. Он даже придумал, как пустить в дело свою военную коллекцию, и та приобрела не только музейно-историческую, но и практическую ценность. Стоило первому эксперту по жучкам свалиться на землю, как включились сенсорные датчики. Четыре противовоздушных прожектора, быстро развернувшись, нацелились на перепуганного человека, а «Шерман» и прочие боевые орудия навели на него пушки. Электронщики в ужасе попадали на землю. Лучи прожекторов скользнули над ними. Вдалеке, у ограды, внося свою лепту в общий гвалт, истошно вопил и лихорадочно метался один из агентов. Бедняга ослеп от яркого света и оглох от криков тети Джоан, отказывавшейся разогреть Уолли. Тут с ревом ожили двигатели боевых машин, стоявших за прожекторами, те погасли, но все вокруг озарилось ярчайшим сиянием. Когда к агенту Нёрдлеру вернулось зрение (но не слух), он увидел стремительно надвигающийся танк «Шерман» – и немедля, ужасающе воя, кинулся к ограде. С несвойственной для себя резвостью он взлетел на самый верх, свалился на другую сторону и как сумасшедший понесся прочь, петляя между деревьями. Танк тем временем отъехал от ограды и встал на свое место. Освещение выключилось, и – если не принимать во внимание возмущенный голос дяди Уолли, с громкостью в тысячу децибел вопрошавший, склонял ли он хоть раз за тридцать лет супружества тетю Джоан к содомскому греху, – воцарилась тишина. Оригинальная сигнализация Иммельмана сработала идеально.
Столь же идеально работали системы аудиовидеонаблюдения, установленные в особняке «Старфайтер». Все, что происходило в доме, передавалось на монитор в наблюдательном фургоне. И хотя эпизоды с тетей Джоан в сортире были, прямо скажем, излишне натуралистичны, прочие обитатели особняка вели себя в полном соответствии со схемой, заранее сложившейся в головах борцов с наркотиками. Уолли Иммельман торчал в своем логове, жевал сигару, расхаживал туда-сюда, успокаивался скотчем и поминутно хватался за телефон, намереваясь позвонить адвокату. Однако всякий раз передумывал и клал трубку на место. Он явно нервничал, и очень-очень сильно.
– Думаешь, прочухал? – спросил у Паловски Мерфи. – Кое у кого из них прямо-таки шестое чувство. Знают, когда за ними следят. Помнишь, панамца во Флориде? Ну, тот, вуду? Вот у кого было чутье, не проведешь.
– У мужика, который женился на миссис Иммельман, никакого шестого чувства быть не может. Первого и того нет.
– Говорят, за каждым богатым мужчиной стоит великая женщина, – сказал Мерфи.
– Великая? Не то слово. Великанская!
Они переключились на четверняшек. Те выполняли задание своей англичанки и в рамках проекта по изучению американской культуры деловито описывали брачные ритуалы дяди Уолли и тети Джоан.
– Как пишется «содомит»? – спросила Эммелина.
– «Содом» через два «о», потом «и», потом «т», – ответила Саманта.
– Дядя Уолли настоящий женоненавистник. Так говорить про это ее местечко – кошмар!
– Дядя Уолли – хрен в рассоле. Нет, он правда кошмарный. Хотя, конечно, они оба хороши. Помните, как он рассказывал про войну, про то, как японцев сжигали этой огненной гадостью? Как он их назвал?
– Бегающие жареные индейки, – напомнила Джозефина.
– Ужас какой! Я больше никогда не смогу есть индейку, всегда буду вспоминать про бедных маленьких япошечек.
– Японцы не все маленькие, – заметила Пенелопа. – Есть же эти огромные борцы.
– Как тетя Джоан, – сказала Саманта. – Она такая отвратная.
В ответ на это высказывание Паловски и Мерфи, в наблюдательном фургоне через дорогу, согласно закивали.
Однако следующее высказывание было уже совершенно из другой оперы – причем весьма и весьма интригующее.
– А чего мы все это пишем? Весь компромат на кассете.
– Если поставить ее в классе, мисс Дрочетт, хоть она, конечно, очень крутая, хватит кондрашка. Интересно, что она скажет о дяде Уолли?
– Жалко, это не видео, – проговорила Эммелина. – Представляете: дядя Уолли не может найти чего надо у тети Джоан и лезет ей в попу. Мы бы могли целое состояние заработать.
– Состояние мы бы заработали, если б сделали по-моему, вместо того, чтобы ставить запись в проигрыватель, – возразила Джозефина. – Вот бы посмотреть, что там сейчас творится – ведь уже давно шесть часов. У дяди Уолли точно крыша уедет. Он бы за эту пленку заплатил огромные деньги. Миллионы. Ведь если все узнают…
– Если? – переспросила Эммелина. – Не «если», а «когда». Когда дядя Уолли узнает, он нас убьет.
Саманта помотала головой и уверенно заявила:
– Не убьет. Я спрятала оригинал в таком месте, где он ни за что не найдет.
– Где? – хором спросили сестры, но Саманта не призналась.
– Где он не догадается. Больше ничего не скажу. А то Эмми пойдет и все ему растреплет.
– Не растреплю. Вы же знаете, что не растреплю, – расстроенно пробормотала Эммелина.
– Когда мы писали сама знаешь что преподобному Васко на компьютер, ты говорила то же самое, а сама…
– Это не я! Это Пенни сказала, что я записала.
– Но ведь так и было, это же ты придумала! И вообще, я этого маме не говорила. Она сама всегда идет к тебе, потому что знает, что ты ябеда.
– Хватит, – перебила Саманта. – Я все равно не скажу, никому и ни за что, понятно?
Разговор перешел на обсуждение предстоящей поездки на Флоридские острова. Дядя Уолли обещал повезти Девочек на яхте охотиться на акул, а тетя Джоан и Ева собирались в Майами, пробежаться по магазинам.
Но внизу, на первом этаже, происходило такое, что планы Уолли Иммельмана менялись от секунды к секунде.
– Говорите, кто-то попытался залезть в Медвежий Форт? – кричал в трубку дядя Уолли. Он беседовал с шерифом Столлардом, который уже вернулся в Уилму, частично обрел слух, и позвонил узнать, как связаться с мистером Иммельманом.
– Залезть не залезть, бог его знает, – крикнул в ответ шериф. – Но только один гражданин из Лохвилля собирается подавать на вас в суд за нарушение спокойствия и правил приличия. Я, правда, не очень хорошо его расслышал…
– Видно, проклятые мишки опять врубили музыку. Вечно этот Лохвилль жалуется. Но при чем тут правила приличия? Это же Фрэнк Синатра, «Мой путь».
– Как скажете, мистер Иммельман, я вам верю, – ответил шериф. – Хотя если честно…
– Если честно, я вру. Я же «Аббу» поставил. Старую добрую «Аббу».
Шериф замялся. Не хочется, конечно, перечить самому Уолли Иммельману, но… если это «Абба», то он больше не Гарри Столлард.
– Как бы там ни было, я бы вас просил это выключить. У вас есть дистанционное управление?
– Что? Да вы в своем уме? Какое дистанционное управление за двадцать пять миль, через леса и горы? Как будто у меня свой спутник.
– Я считал, что у вас есть возможность выключить систему, – сказал шериф.
– Отсюда – нет. Там свой генератор, питание не вырубишь. И вообще, вам-то какое дело?
Кажется, пришло время сообщить пренеприятное известие, подумал шериф.
– Я что хотел сказать, мистер Иммельман… Вряд ли ваш разговор с миссис Иммельман стоит транслировать на всю округу. Мужчина из Лохвилля говорит…
– Да пес с ним, с этим нытиком! – воскликнул Уолли. – Говорю вам, он вечно жалуется. – Уолли замолчал. Слова шерифа дошли до его сознания. – В каком смысле – разговор с миссис Иммельман?..
Шериф Столлард сжал зубы: наступал самый сложный момент.
– Не хотелось бы повторять, сэр, – пробормотал он. – Это вроде как… интимное.
– Интимное? – вскричал Уолли. – Вы что, пьяный? Или сумасшедший? Мы с миссис Иммельман?
Шериф внезапно почувствовал, что сыт по горло всей этой историей, и ужасно разозлился.
– И еще доктор Коэн! – выпалил он. На другом конце провода хрипло охнули. – Вы слышите, мистер Иммельман?
Мистер Иммельман слышал. Только что-то не то. Бред какой-то…
– Что вы сказали? Последнее? – наконец спросил он ослабевшим голосом.
– Я сказал, что вы и миссис Иммельман обсуждаете деликатные подробности вашей… думаю, вы сами знаете, что вы обсуждаете.
– Что? – потребовал уточнения Уолли.
– Ну, доктора Коэна и…
– Черт! – завизжал Уолли. – Вы говорите, что болван из Лохвилля… о господи!
– Он позвонил и сказал, что ваш разговор слышен на всю округу. Нам показалось, вам это будет небезынтересно.
– Мне будет небезынтересно? Небезынтересно… Что он еще сказал?
– Вообще-то он хотел, чтобы вы это выключили, потому что грохот доводит его жену до бешенства. А из-за того, о чем вы с миссис Иммельман спорите, про вашу сексуальную жизнь и чего она вам не позволит, ей еще хуже.
Могу себе вообразить, мелькнуло в голове у Уолли. Он и сам был в бешенстве – как разговор в спальне попал в проигрыватель? И теперь транслируется на весь мир с громкостью в тысячу с лишним децибел? Невозможно, немыслимо!
– Понимаете, это надо как-то выключить, – настаивал шериф. – Мы вызвали отряд Национальной гвардии. Может быть, они… Мистер Иммельман? Что с вами?
В трубке было слышно, как что-то тяжелое с грохотом упало на что-то еще – по всей видимости, на стол.
– Мистер Иммельман, мистер Иммельман! О черт! – закричал шериф. – Бакстер, «скорую» туда быстро! Похоже, у него инфаркт.
Глава 20
Практически во всех индустриальных городах Британии есть районы, настолько не тронутые урбанизацией, что в них решается селиться лишь самое жалкое отребье – отбросы цивилизованного общества, пекущегося о благоденствии своих граждан. Там старики, которые предпочли бы доживать век в любом другом месте, но не в состоянии наскрести денег на переезд, смотрят из окон верхних этажей безликих башен – и проклинают тот злополучный день в 60-х, когда местные власти снесли их старые домики, построенные еще в девятнадцатом столетии и так мило лепившиеся спинами др