В особняке «Старфайтер» события также развивались не лучшим образом. Тетя Джоан заперлась у себя и лежала в постели, спускаясь вниз только к завтраку, обеду и ужину. С Евой она практически не разговаривала. Четверняшки оккупировали компьютер дяди Уолли и рассылали сообщения всем своим друзьям и деловым партнерам дяди, причем последним отправляли письма самого непристойного содержания. Ева, которая не разбиралась в компьютерах и ужасно беспокоилась о муже, предоставила девочек самим себе и висела на телефоне, пытаясь выяснить у Друзей – включая Мэвис Моттрэм, – куда делся Генри. Никто ничего не знал.
– He мог же он бесследно пропасть. Так ведь не бывает.
– Конечно, дорогая, я и не говорю, что он пропал, – с фальшивым сочувствием отозвалась Мэвис. – Я сказала, никто не знает, где он.
– Но это все равно, что сказать, что он пропал, – возразила Ева, в многочисленных спорах с Уилтом освоившая азы элементарной логики. – Ты говоришь, никто не знает, где он. Но кто-то обязательно должен знать. Например, он мог поехать отдыхать с семьей Брейнтри. Ты не пробовала с ними связаться?
Мэвис на другом конце провода глубоко вздохнула. Она и в лучшие времена с трудом общалась с Евой, а сейчас, под таким напором – и подавно.
– Нет, – ответила Мэвис, – не пробовала. Я не знаю ни их адреса, ни того, что они собирались в отпуск, ни, тем более, куда.
– Летом они всегда снимают коттедж в Норфолке на месяц.
Мэвис даже не стала глубоко вздыхать – только фыркнула и довольно резко спросила:
– Что же ты сама им не позвонишь?
– Да я не знаю, где этот коттедж! Знаю только, что в Норфолке, на побережье.
– В Норфолке? – почти что квакнула Мэвис. – Надеюсь, ты не хочешь, чтобы я обзванивала все коттеджи на побережье?… Ну, так это исключено! Позвони в больницы, в полицию. Помнится, они держали твоего Генри под присмотром. Обратись в розыск пропавших.
В целом, разговор получился неприятный, можно даже сказать, издевательский, и закончился тем, что Мэвис, не прощаясь, бросила трубку. Ева в последний раз набрала свой домашний номер, но, как всегда, услышала лишь собственный голос на автоответчике. Посоветоваться, кроме дочек – а их Еве волновать не хотелось, – было не с кем. Тетя Джоан, запив снотворное «Джеком Дэниелсом», громко храпела наверху. Ева пошла на кухню, чтобы поделиться тревогой хотя бы с Мэйбелл, чернокожей служанкой. Но оказалось, что у той, вследствие тяжелого жизненного опыта, мнение о мужчинах еще хуже, чем у Евы.
– Мужики все на один манер. Чисто коты! Только отвернешься, они шасть! – и за чужой юбкой.
– Но мой Генри не такой, как… ну… не как другие мужчины. Нет, не голубой, если ты это подумала. – Мэйбелл со скептическим недоумением подняла брови. – Просто он не интересуется сексом, – призналась Ева.
– Тогда он точно не такой, как все. Я таких в жизни не встречала. Уж и не говорю про мистера Иммельмана. Вот так он сердце-то и загнал. – Мэйбелл выглянула в окно. – Опять эти приперлись. И чего им надо, не знаю, рыщут и рыщут около дома. А миссис Джоани, видать, голос потеряла. Сойдет вниз, возьмет мороженое с печеньем – и к себе. И ни словечка. Убивается, бедная, из-за мистера Иммельмана.
У озера наконец-то воцарилась тишина: спецотряд абсолютно глухих ветеранов войны в Заливе сумел уничтожить генератор с помощью взрывного устройства. Однако даже инвалиды посчитали задание нелегким и, чтобы подобраться к генератору, надели специальные костюмы, похожие на скафандры. Но так или иначе, дело было сделано, и динамики умолкли. Отряд проник в дом и тщательно все обыскал – но кроме порнокассет, которые Уолли прятал в сейфе, ничего предосудительного не обнаружил. Когда отряд уехал, дом выглядел так, будто в нем побывали вандалы.
Глава 22
Настоящее сражение назревало в Уилме, в особняке «Старфайтер». Когда тетя Джоан восстала от навеянного пилюлями сна и с твердым намерением увидеть мужа приехала в больницу, от доктора Коэна и главного кардиолога она узнала, что Уолли снова в реанимации и ему нельзя принимать посетителей.
– Он в сознании, но состояние крайне тяжелое. Мы подумываем перевести его в кардиологическую клинику в Южной Атланте, – сказал кардиолог.
– Там же делают трансплантацию! – вскричала Джоанн. – Неужели он так плох?!
– Просто здесь, в Уилме, нет подходящих условий. В клинике ему будет в сто раз лучше.
– Тогда я тоже поеду! Я не позволю, чтобы ему трансплантировали сердце без меня!
– О трансплантации речь не идет, миссис Иммельман. Но там он сможет получить надлежащее лечение.
– Плевать! – вне всякой логики завопила Джоан. – Я буду с ним до конца! Вы меня не остановите!
– Никто и не пытается… Вы можете ехать куда угодно, однако я не беру на себя ответственность за последствия, – отозвался кардиолог и быстро ретировался в отделение, чем и положил конец спору.
По дороге домой, в жутчайшем настроении сидя за рулем, Джоан решила: сейчас она прикажет Еве вместе с ее ублюдками выметаться прочь.
– Я еду с Уолли в Атланту! – с порога закричала она.
– А вы катитесь в свою Англию и чтоб я вас больше не видела, ясно? Собирайте манатки и вон отсюда!
Как ни странно, Ева даже обрадовалась. Поездка не задалась с самого начала, и потом – она страшно беспокоилась о Генри. Зачем было оставлять его одного? Известно же, что без нее он вечно вляпывается в истории. Ева велела дочерям уложить вещи и подготовиться к отъезду, но те еще раньше услышали крики тети Джоан и сами начали собираться. Оставалось понять, как добраться до аэропорта. Ева обратилась с этим вопросом к тете Джоан – как только та стремительно скатилась сверху.
– Такси возьмешь, дрянь ты этакая, – рявкнула тетя Джоан.
– Но у меня нет денег, – жалобно промямлила Ева.
– О господи! Черт с тобой. Все что угодно, лишь бы от вас избавиться. – Тетя Джоан пошла к телефону и вызвала такси, так что немного погодя Уилты уже катили в аэропорт.
Четверняшки сидели тихо. Они знали: когда мать в таком настроении, с нею лучше не связываться.
А в наблюдательном фургоне Мерфи и Паловски никак не могли решить, что делать. В сточных водах «Старфайтера» не было обнаружено ни следа запрещенных веществ. Сердечный приступ мистера Иммельмана лишь осложнял дело, а все виденное и слышанное совершенно не подпадало под статью о распространении наркотиков. Скорее, речь шла о семейном насилии – или даже убийстве.
– Звони-ка в Атланту. Скажи, сумоистка с четверняшками уехала. Пускай сами решают, как поступить.
– Принято, – кивнул Паловски. Он уже забыл, как говорят «да».
Глава 23
В ипфордской городской больнице Уилт никак не приходил в себя. Его вынесли из коридора, чтобы освободить место для шести школьников, пострадавших в свинской аварии. Прошло сорок восемь часов, и Уилту наконец сделали рентген, который выявил сильные повреждения трех ребер – зато трещин костей черепа, несмотря на тяжелое сотрясение мозга, к счастью, не обнаружилось. Больного перевезли в неврологию. Свободные места там, как водится, отсутствовали.
– Преступление, что же еще, – недовольно буркнул дежурный сержант в ответ на вопрос доктора, который позвонил узнать, что, собственно, произошло. – Бедолагу избили где-то на задворках Нового района и бросили на улице без сознания. Черт знает, как его туда занесло. Наверно, напился и… Впрочем, мне известно не больше вашего. Он был без брюк. Чего и ждать, в таком-то месте.
– А документы? – осведомился врач.
– Его, вроде бы, опознал один из наших: кажется, он преподает в Техноколледже. Фамилия – Уилт. Генри Уилт. Вел курс по теории общения и…
– А адрес? Хотя… Вы же сами можете сообщить близким, что его избили и он в больнице. – Доктор, почему-то рассердившись, бросил трубку.
Инспектор Флинт молниеносно выскочил из своего кабинета в коридор.
– Мне показалось или ты и правда сказал: «Генри Уилт»?
Сержант кивнул.
– Он в больнице. Его избили. Звонил какой-то лекаришка и…
Флинт не дослушал. Он ринулся на полицейскую стоянку – и очень скоро был на пути в больницу.
Исходив набитые человеческим месивом лабиринты городской больницы, усталый и раздраженный Флинт все-таки разыскал Уилта. Для начала инспектора послали в неврологию – но оказалось, что Уилт переведен в вазектомию.
– Господи, почему? Ведь его избили. При чем тут вазектомия?
– Ни при чем, это было временно. Потом мы его отдали в гистеректомию.
– Гистеректомию? Боже праведный, – пролепетал Флинт. Он, конечно, готов согласиться, что тот, кто содействовал появлению на свет кошмарных четверняшек, действительно заслуживает вазектомии, ведь иначе мир не сможет спать спокойно; но гистеректомия… Мысль, конечно, интересная. – Он же мужчина. Мужчинам гистеректомию не делают. Это невозможно.
– Потому его и перевели в третью инфекционную, там койка освободилась. Да, кажется, в третью инфекцию, – задумчиво проговорила медсестра. – Вроде бы это у них утром кто-то умер. Впрочем, как всегда.
– От чего? – неосторожно спросил Флинт.
– От СПИДа, – равнодушно ответила сестра и повезла дальше пациентку с патологическим ожирением.
– Как можно класть истекающего кровью человека в кровать, где кто-то умер от СПИДа? Безобразие! Ведь это смертный приговор!
– Простыни же стерилизуют, – через плечо бросила медсестра.
После долгих мытарств усталый, раздраженный, бледный и ошалевший от ужаса инспектор нашел Уилта в палате «Унисекс 8». Там лежали пожилые люди, у которых после различных операций из всевозможных отверстий торчали всевозможные катетеры, капельницы и другие трубки. Флинт так и не понял, почему палата называется «унисекс». «Мультисекс» было бы еще туда-сюда, хотя… хрен редьки не слаще. Его внимание привлекло существо непонятного пола, для которого пригодилось бы нелюбимое инспектором политкорректное определение «гендерная принадлежность»; оно явно страдало прогрессирующим недержанием мочи и идеосинкразией к катетерам. Флинт усилием воли перевел взгляд на Уилта. М-д