Тем временем Руте-Шпицрутен как раз устраивали нечто подобное. Теперь, когда изуродованное тело Гарольда было найдено в прибрежных волнах у скал Северного Корнуолла, недалеко от Морвенстоу, а судмедэксперт, доставленный на вертолете из Лондона, подтвердил первоначальное заключение местного врача, что покойный, прежде чем утонуть, получил удар по голове, полиция смотрела на его смерть совсем другими глазами.
Того же мнения придерживались и люди из спецотдела, присланные в помощь остонской полиции. Особенно сильно их занимал тот факт, что кровь человека по фамилии Уилт, найденного без сознания в Новом районе Ипфорда, совпадает с кровью в гараже Лилайн-Лодж и на джинсах, которые Рут бросила за Особняком. Но хуже всего для Рут было то, что при возвращении из Ипфорда номер ее «вольво» зафиксировала автоматическая камера на автостраде – стремясь попасть домой до рассвета, она неслась со скоростью почти 100 миль в час. Кроме того, на чердаке обнаружили рюкзак Уилта, что также свидетельствовало против нее. Рут впервые в жизни отчаянно пожалела, что Гарольд был членом теневого кабинета министров. Ведь из-за этого расследование причин его смерти становилось для полиции делом первостепенной важности. А когда высокопоставленные лица погибают при подозрительных, даже очень подозрительных обстоятельствах, при ведении дознания допустимо некоторое, скажем так, расширение полномочий. И, во избежание дальнейшего вмешательства прессы, Рут перевели из Остона в Россдейл.
Одновременно полицейские методично обыскали Лилайн-Лодж и забрали оттуда все трости и прочие увесистые предметы, которыми Гарольду Ротткомбу могли нанести удар по голове – чтобы потом, оглушенного, сбросить в реку Такова была версия следствия. По настоянию центрального комитета партии полиция отказывалась признать смерть теневого министра случайной.
– Утонул он в реке, это факт, – сказал старший инспектор уголовного розыска группе полицейских, брошенных на это дело. – Эксперты проверили воду в легких – она не морская. На этот счет у них нет никаких сомнений. Но точно назвать время смерти они не могут. От семи до десяти дней назад, может, чуть больше. Это первое, что нам известно. Второе: его «ягуар» стоит в гараже. Значит, сам доехать до побережья и броситься со скалы он не мог. Это без вопросов. Потом, на руле отпечатки его жены. Значит, она водила его машину или, как минимум, переставляла, так?
– Эксперты говорят, она последняя, кто пользовался машиной, – подтвердил остонский суперинтендант.
Далее – кровь Уилта на полу «вольво».
– Это объясняет, что она делала в Ипфорде. В общем, улик на нее хватает. А что самое важное, у этого Уилта на голове точно такая же рана, как и у ее мужа. Так что будем допрашивать день и ночь, пока не расколется. Ах да, вот еще что: мы немного покопались в ее прошлом – полный кошмар! Поддельное свидетельство о рождении, проституция, садомазохизм и все что хотите. Короче, та еще штучка.
– Она не просила связаться с ее адвокатом? – спросил другой детектив.
Главный инспектор уголовного розыска улыбнулся.
– Звонила адвокату мужа и – удивительное рядом! – не дозвонилась. Он в отпуске. Он мне сам так сказал. Я, дескать, во Франции. Что ж, мудро. Разумеется, она имеет право на бесплатного дебила, от которого больше вреда, чем пользы. Она это прекрасно понимает, поэтому отказалась.
В это время в комнате для допросов Рута-Шпицрутен отказывалась разговаривать со следователем.
Глава 33
Как и надеялся Флинт, визит Ходжа и американцев на Оукхерст-авеню прошел неудачно. Еву они застали в слезах.
– Понятия не имею, где он, – рыдала она. – Исчез и все тут. Мы вернулись из Америки, его нет, и где он – неизвестно. Ни записки, ничего. Кредитки в кухне на столе, чековая книжка тоже. Из банка он тоже денег не брал… Прямо не знаю, что и думать.
– Может, несчастный случай? Вы не звонили в больницы?
– А как же! Первым делом. Только без толку.
– Он когда-нибудь проявлял интерес к другим женщинам? – спросил один из американцев, критически оглядев Еву.
У той мгновенно высохли слезы. Чего-чего, а наглых янки она больше терпеть не намерена – особенно всяких копов, переодетых в штатское, в темных очках и машинах с тонированными стеклами.
– Нет, не проявлял, – отрезала Ева. – Он прекрасный муж, и нечего задавать идиотские вопросы. Катитесь лучше, пока целы.
Ева свирепо захлопнула дверь прямо перед носом у полицейских. Те вернулись к машине и увидели спущенное колесо. Четверняшки радостно следили за ними из окна своей комнаты – шину проткнула Джозефина.
Инспектор Флинт очень удивился, когда доктор Педж перехватил его в коридоре. Видок у психиатра был хуже некуда, и он, беспрестанно и беспомощно, тряс головой.
– Слава богу, вы пришли! – воскликнул врач, схватил Флинта за руку и затащил к себе в кабинет. Там он быстрым жестом показал – садитесь, а сам рухнул на свое место, за стол. Открыл ящик, отправил в рот несколько голубых таблеток.
– Что, трудно приходится с нашим другом Уилтом? – спросил Флинт.
Врач вытаращил глаза:
– Трудно? – выдохнул он. – Трудно? Да эта сволочь имела наглость вытащить меня из постели в четыре утра, и все ради потрясающего известия – оказывается, я веду свое происхождение от семейства Понгидов.
Он замолчал, налил в стакан воды и принял еще одну таблетку.
– Значит, вам пришлось ехать сюда ночью… – начал Флинт. Доктор Педж чуть не поперхнулся:
– Ехать? Какой там ехать! Спать приходится прямо здесь, на кушетке – на случай, если кто надумает вешаться посреди ночи. Такая вот нехватка кадров. А я, между прочим, дипломированный психиатр, специалист по сложным параноидальным расстройствам. А не какая-нибудь ночная сиделка.
Флинт хотел выразить сочувствие, но не успел.
– В довершение ко всему, мерзкая свинья взяла моду весь день спать, а потом всю ночь жать кнопку вызова и задавать всякие каверзные вопросы! Вы не представляете, что это за тварь!
Флинт сказал, что очень даже представляет.
– Он мастер молоть языком не по теме. Уж сколько раз я его допрашивал, а он всегда умудряется увести разговор в другую сторону.
Доктор Педж устало оперся о стол.
– Я ему никаких вопросов не задаю. Это он их мне задает. Представляете, в четыре часа утра вдруг спрашивает: известно ли вам, доктор, что вы на 99,4 % бабуин? Это, видите ли, подтверждено анализом ДНК. Именно это он имел в виду, когда говорил про Понгидов.
– Вообще-то, он перепутал. Не бабуин, а шимпанзе, – поправил Флинт, надеясь таким образом успокоить несчастного доктора.
Но ничего не вышло – тот вскинулся и дико посмотрел на инспектора.
– Шимпанзе? Вы что? Тоже ку-ку? Разве я похож на шимпанзе? Или на бабуина? Мне и анализа ДНК никогда не делали! А про Понгидов вовсе ерунда! Отец мой – Педж, а девичья фамилия матери – Фоссетт, причем с 1605 года! У нас для каждой ветви есть генеалогическое древо – и нигде ни одного Понгида!
Инспектор Флинт попробовал подойти к делу с другой стороны.
– Он это прочел в газете. Там недавно была статья про то, что Понгиды старше Гоминидов и Гомо сапиенс. Согласно последним изысканиям…
– В задницу последние изыскания! – взорвался психиатр. – Я спать хочу! Неужто нельзя забрать этого кретина в участок и подвергнуть допросу третьей степени?
– Нет, – твердо ответил Флинт. – Он болен и…
– Скажете это еще раз, я сам заболею! Рядом с ним лягу! Я его больше ни дня не вынесу! Между прочим, мы ему сделали все анализы и томографию – мозг в полном порядке!.. Если, конечно, у него там мозг, в его чертовой башке.
Флинт вздохнул, вышел в коридор, прошел в изолятор. Уилт сидел на кровати и улыбался сам себе – видимо, слышал, что кричал врач, и был этим доволен. Инспектор встал в ногах кровати и некоторое время молча смотрел на Уилта. Да, друг, думал Флинт, что бы ты ни вытворял, как бы ни доводил доктора, а все равно ты в норме, пусть даже и не совсем. Инспектор уже знал, какой тактики намерен придерживаться. Он долго разговаривал с суперинтендантом остонской полиции и выяснил, где пропадал Уилт. Что ж. Где двое, там можно и поблефовать.
– Вот что, Генри, – сказал инспектор, доставая наручники. – На этот раз вы зашли слишком далеко. Одно дело – пихать в яму резиновую куклу в одежде собственной жены и инсценировать убийство, когда вам отлично известно, что ваша мадам, живехонька-здоровехонька, сидит на краденой яхте с теми калифорнийцами. И совсем другое – поджог и вполне реальное убийство члена теневого кабинета министров. Короче, радоваться тут нечему.
Улыбка сползла с лица Уилта.
Флинт запер дверь и сел очень близко к кровати.
– Убийство? Теневого кабинета министров? – с искренним потрясением прошептал Уилт.
– Вы слышали, что я сказал. Убийство и поджог особняка в деревне под названием Мелдрэм-Слокум.
– Мелдрэм-Слокум? Не знаю такой.
– Как же тогда ваши джинсы оказались там на дороге за особняком? Какой-то мерзавец спалил дом, а ваши джинсы, Генри, прожжены и все в пепле. А вы говорите, что не знаете такой деревни? Не вешайте мне лапшу на уши.
– Но… Богом клянусь…
– Клянитесь чем хотите, но все улики против вас. Прежде всего, ваши джинсы. Они найдены на дороге позади сгоревшего дома и заляпаны грязью. При этом состав пятен соответствует составу почвы у дороги. Третье: доказано, что вы какое-то время находились в гараже дома убитого теневого министра. Анализ ДНК подтвердил идентичность крови – вашей и на полу гаража. Кроме того, в доме другого подозреваемого найден ваш рюкзак. Таковы факты. Неоспоримые факты. Ну а чтобы немножечко вас приободрить, скажу по секрету, что к делу подключился Скотланд-Ярд, и вряд ли вам удастся выкрутится так же легко, как раньше.
Флинт подождал, пока весь ужас сказанного дойдет до сознания Уилта. Тот изо всех сил напрягал мозги, стараясь хоть что-то припомнить, но перед глазами проносились лишь неясные, смутные картины.
– Думайте, Генри, думайте. Я не шучу. Все, что я сказал, святая правда.