– Я не – подчеркиваю – не убивала Гарольда. И вообще не причиняла ему никакого вреда. И представления не имею, кто это сделал. А больше мне сказать нечего.
– Прекрасно, – сказал старший детектив. – Тогда поговорим о том, что вы сделали совершенно точно. Например, нам доподлинно известно, что вы на принадлежащем вам автомобиле «вольво» привезли в Ипфорд некоего мужчину и бросили его в Новом районе. Также следствие располагает доказательствами, что перед этим упомянутый мужчина, раненый и истекающий кровью, находился в вашем гараже. Все это нам известно, а потому…
– Говорю же, я не собираюсь отвечать на ваши вопросы! – хрипло выкрикнула Рут.
– А я ни о чем не спрашиваю. Я лишь перечисляю факты. Неоспоримые факты.
– О боже, замолчите вы когда-нибудь или нет? Все это я слышала, и ваши факты очень даже оспоримые.
– Пусть так, однако вам не известно, что у нас есть свидетель, который видел, как вы извлекли упомянутого мужчину из машины и бросили посреди дороги. Очень надежный свидетель. – Следователь помолчал, чтобы уставшая Рут уяснила его слова. – Мы хотим знать, с какой целью вы доставили потерпевшего в Новый район Ипфорда, если, согласно вашим же неоднократным заявлениям, понятия не имели, как он, раненый и без сознания, очутился в вашем гараже.
Рут заплакала. По-настоящему.
– В гараже его нашел Гарольд, когда приехал из Лондона. Так он, по крайней мере, сказал. Он страшно разозлился, как будто это я во всем виновата. Ругался, кричал, что я таскаю в дом мужиков, чтобы заниматься сексом. Я думала, он меня убьет.
– Продолжайте. Что было дальше?
– Он заставил меня пойти в гараж и посмотреть на этого человека. Я его никогда раньше не видела. Клянусь.
– Что случилось потом?
– Зазвонил телефон. Это был какой-то репортер, он сказал, что они хотят взять у Гарольда интервью – насчет того, правда ли, что он водит домой… ну, мальчиков по вызову.
Ее допрашивали еще час, но толком ничего не добились. В конце концов Рут, зарыдав, уронила голову на стол. Следователи оставили ее в комнате для допросов, а сами перешли в соседний кабинет.
– Все вполне правдоподобно, за исключением одной вещи, – сказал старший из представителей Скотланд-Ярда. – А именно, клочка джинсов этого мужика, Уилта, который нашли в гараже. И того, что сами джинсы обнаружились за Особняком через два дня после пожара, хотя до этого их там не видели. И сам он в Ипфорде валялся без штанов. А помимо прочего, его барахло – ботинки, носки, рюкзак – были на чердаке дома Ротткомбов.
– Думаете, это она подбросила джинсы?
– Кто-то их точно подбросил.
– Мама дорогая, ну и дельце. А Лондон еще требует ускорить расследование, – проговорил суперинтендант.
В разговор вмешалась девушка-сержант:
– Арестованная вырубилась. Или притворяется, – доложила она. – Мы отправили ее обратно в камеру.
Начальник следственной бригады снял трубку и позвонил в Ипфорд. Потом положил трубку и покачал головой.
– Оказывается, Уилта перевели в психиатрическую клинику на так называемое «освидетельствование». Видимо, будут выяснять, псих он или нет. – Старший детектив помолчал, обдумывая возможные варианты развития событий. Перспективы вырисовывались неясные.
Его коллеге версия о невменяемости явно пришлась по душе:
– Тот, кто устроил эту заварушку, как пить дать не в себе. А с Уилтом, говорят, и раньше случались разные чумовые истории. Может, ему заплатили за поджог?
Старший детектив, подумав, ответил:
– По-моему, это вполне вероятно, но инспектор Флинт так не считает. Говорит, Уилту ума бы не хватило. Будто бы он такой недотепа, что и пачки газет, политых бензином, не сумел бы поджечь. И потом, если бы он собирался спалить дом, то не светился бы так. Не записывался бы в пансионах под настоящим именем. Нет, тут не обошлось без кого-то еще. Одно меня ставит в тупик: почему у них с теневым министром одинаковые раны на голове? Министр помер. И этот дурак мог бы, если бы его вовремя не нашли. Нет, наша красотка Ротткомб чего-то не договаривает. А на ее обмороки мне плевать. Я ее расколю: она знает больше, чем говорит. И вообще, слишком уж у нее грязное прошлое: проститутка высшего разряда с поддельным свидетельством о рождении, которая женила на себе члена парламента, и плюс ко всему садомазохистские оргии с педофилом Бэттлби… Немудрено, что он пытался все спихнуть на нее. Говорит, она его нарочно спаивала, чтобы иметь над ним власть. Не удивлюсь, если это отчасти правда.
И так допросы продолжались и продолжались, но ни к чему не вели.
Глава 35
Не легче приходилось и женщине-психиатру, сотруднице клиники Метьюен, которой поручили освидетельствовать Уилта. Он с поразительной легкостью – как будто всю жизнь только тем и занимался – прошел все стандартные проективные тесты; при этом навыки разговорного общения оказались таковы, что лишь окончательно запутали картину. Единственное, что вызывало подозрение – отношение испытуемого к сексу. Процесс совокупления он находил утомительным, немного противным и, по большому счету, смехотворным. О серьезном подавлении либидо свидетельствовало и то восхищение, с каким больной отзывался о способе воспроизводства, принятом у амеб и земляных червей. Ведь они размножаются простым делением – добровольным у амеб и принудительным у червей; последних, насколько известно Уилту, делят лопатой. Черт с ними, с амебами, но к сексу – насколько, учитывая внешние данные, она могла на него рассчитывать – мозговедша относилась с пиететом. А потому откровения Уилта произвели на нее крайне негативное впечатление.
– То есть, вы хотите сказать, что скорее дадите разрубить себя пополам, чем станете спать с женой? – спросила она, надеясь из полученного ответа вывести заключение об имеющихся у больного симптомах раздвоения личности.
– Разумеется, нет, – возмутился Уилт. – Хотя, увидев мою жену, вы поймете, что ответ мог быть иным.
– Она не привлекает вас физически?
– Этого я не говорил. И вообще это вас не касается.
– Я только пытаюсь помочь, – сказала психиатр.
Уилт скептически на нее посмотрел.
– Правда? Мне казалось, ваша задача меня освидетельствовать, а вы самым неприличным образом вмешиваетесь в мою интимную жизнь.
– Выяснение вашего отношения к сексу – часть процесса освидетельствования. Нам нужна всеобъемлющая картина состояния вашей психики.
– Состояние моей психики никак не изменилось из-за того, что меня избили, стукнули по голове и бросили без сознания. Я не преступник и, как вам давно следовало бы понять, пребываю в здравом уме. А коль скоро это так, моя семейная жизнь не должна вас касаться. И если вы думаете, что я извращенец, то мы с моей женой Евой, к вашему сведению, произвели на свет четырех дочерей, а точнее, чтобы уж у вас больше не возникало вопросов, четырнадцать лет назад моя жена Ева родила четверню. Надеюсь, теперь вы убедились, что я обыкновенный человек, отец и гетеросексуал до мозга костей? Если нужно пройти еще какие-нибудь идиотские тесты – пожалуйста, я готов. Но обсуждать свою семейную жизнь не намерен. Для этого у меня есть Ева. Кстати, я, кажется, слышу ее голос. Какая умница, пришла меня навестить, и так вовремя! Надеюсь, вы меня извините – мне лучше вернуться под защиту полиции.
Очкастая докторша глупо разинула рот и вытаращила глаза, а Уилт торопливо вышел из комнаты и заспешил прочь от громкого голоса Евы, требовавшей, чтобы ее немедленно пропустили к дорогому Генри. Слышно было и четверняшек, которые, чуть тише, объясняли кому-то, что у него вовсе не двоится в глазах.
– Мы не двойняшки, мы четверняшки, – хором тянули они.
Уилт быстро шагал по коридору и тыкался во все двери, тщетно надеясь найти незапертую. Вдруг из туалета для посетителей вышел инспектор Флинт, а из приемной ввалилась Ева и сразу же столкнулась с психиатрессой – та как раз выглянула из кабинета и, близоруко щурясь, стала всматриваться вдаль, чтобы понять, что, черт возьми, происходит. В образовавшейся свалке докторша, пока инспектор поднимал ее с полу, успела переменить мнение о Уилте.
Если мастодонт, который ее уронил, и есть миссис Уилт – а судя по четырем практически одинаковым девочкам, это она, – становится понятно, почему пациента так мало занимает сексуальная сторона супружеской жизни. И почему он нуждается в защите полиции. Она пошарила рукой, нашла очки, нацепила их на нос и скрылась в своем кабинете. Ева и инспектор вошли следом; Ева – чтобы извиниться, а Флинт, куда неохотнее – узнать, как прошло освидетельствование.
Врач с сомнением поглядела на Еву, но решила не высказывать возражений по поводу ее присутствия.
– Хотите знать мое мнение о пациенте? – спросила она.
Инспектор кивнул. При Еве чем меньше слов, тем лучше.
– Он производит впечатление вполне нормального человека. Я провела все тесты, которые применяются в подобных случаях, и не обнаружила никаких признаков расстройства психики. Я считаю, что его можно выписать домой.
Она закрыла историю болезни и встала.
– А я вам что твержу? С ним все в порядке! Слышали, что говорит доктор? – напала на инспектора Ева. – Вы не имеете права задерживать Генри! Я забираю его домой.
– Думаю, нам лучше продолжить этот разговор с глазу на глаз, – сказал инспектор.
– Если не возражаете… я, видите ли, здесь работаю… веду прием, – забормотала психиатр, стремясь поскорее выпроводить из кабинета этот бронетранспортер в женском обличье. – Вы можете пройти в комнату для посетителей.
Вслед за Евой Флинт вышел в коридор.
– Ну? – бросила Ева, едва инспектор закрыл за собой дверь. – Немедленно говорите, в чем дело! Зачем вы притащили моего мужа в это ужасное место?
– Миссис Уилт, прошу вас, сядьте, и я, как смогу, постараюсь объяснить, – начал инспектор.
Ева села.
– Уж будьте любезны! – рявкнула она.
Флинт внутренне заметался, соображая, как рассказать обо всем помягче: баба-то бешеная.
– Я привез вашего супруга сюда на освидетельствование, чтобы забрать его из больницы до появления представителей американского посольства. Они должны были допросить мистера Уилта по поводу одного происшествия в Штатах. Что-то связанное с наркотиками. Не знаю, что именно, да и не хочу знать. А еще, и это гораздо серьезнее, его подозревают в убийстве члена теневого кабинета министров, некоего Ротткомба, и… Конечно, я знаю, он не мог убить… – заторопился инспектор, но Ева уже вскочила с места.