Парис, чье имя красноречиво свидетельствует о куртуазной природе его образа – «красавчик», «лучший цветок в цветнике Вероны», «книга без обложки», – как и Ромео, не интересуется вопросами междоусобицы и лишь поддакивает потенциальному тестю по поводу примирения с Монтекки: «Достоинствами вы равны друг другу, / И жаль, что ваш раздор так долго длится» (примечательно, что Парис дистанцируется от ссоры, называя его «вашей», хотя в пьесе фигурирует как родственник Капулетти).
Меркуцио и Тибальт, зачинщики и жертвы кульминационной уличной стычки, не отличаются миролюбием, однако они представляют не столько враждующие дома (Меркуцио вообще родственник герцога), сколько самих себя, то есть определенный типаж, характерный и для других произведений Шекспира. Меркуцио – шут, зубоскал, циник и гедонист, глумящийся над романтическими чувствами Ромео и воспевающий фею иллюзий – царицу Маб. Он являет собой характерный тип трикстера – зачинщика любых раздоров, противника скуки и однообразия. Тибальт – другая вариация того же амплуа, это задира, дуэлянт, бретёр, «огненный» холерик. Он самый рьяный защитник чести Капулетти, однако правда в том, что ему безразлично, за что сражаться и кого задирать на улицах Вероны. Если Меркуцио – дух карнавала, дружеской пирушки, розыгрыша, то Тибальт – «кошачий бог», задира, Марс и Эрида в одном лице, воплощение немотивированной агрессии. При этом оба они лишь рядовые, расходный материал в этой войне, но не ее стратеги и полководцы – они лишь подчиняются многолетней инерции вражды, которой ничего не могут противопоставить.
Что же мешает влюбленным соединиться в счастливом союзе, если все препятствия оказываются преодолимыми и иллюзорными? Их любовь родилась из противостояния и подпитывалась ненавистью, она сладка именно потому, что была запретным плодом, не случайно сцена признания в любви и «сговора» происходит именно в саду. Подобно библейским прародителям, Ромео и Джульетта не могут устоять перед соблазном, который угрожает смертью, но и обещает мучительное блаженство. Как Адам и Ева, вкусившие запретный плод и впустившие в Эдем смерть, шекспировские герои после свидания в саду начинают свое движение к неотвратимой гибели. Препятствия, разделяющие их, приводят к смерти самих героев, но отсутствие препятствий погубило бы их любовь. Шекспиру в его полные тридцать лет было уже известно, что от любви не умирают[225], однако его зрители предпочитают на сцене видеть не правду жизни, а поэзию вымысла, поэтому Шекспир добавляет в сюжет колоритные детали, в конечном счете формирующие рисунок судьбы героев, – эпидемию чумы, опоздавшее письмо, яд старого аптекаря, сонный напиток, и позволяет двум влюбленным сгореть в пламени своей невыносимой, несовместимой с жизнью страсти. Не приходится сомневаться, что зрители по достоинству оценили такой накал страстей и нагромождение роковых событий.
Через десять лет Шекспир вернется к сюжету об испепеляющей любви и позволит своим героям пройти за черту, за которую Ромео и Джульетта едва шагнули. Дездемона и Отелло, Антоний и Клеопатра – герои еще двух трагедий, фабула которых вращается вокруг любовных отношений – не похожи на юных веронцев, не способных вынести и дня в разлуке. Римский трибун и царица Египта вообще имели богатый опыт взаимоотношений за плечами – оба уже не по разу состояли в браке; да и Отелло не похож на торопливого, неопытного юнца, готового вручить сердце первой же красавице, встреченной на жизненном пути. Но и этих героев не спасли от гибели ни опыт, ни возраст, ни жизненная мудрость: в шекспировской трактовке любовь – всегда неизлечимая и смертельная болезнь. Однако в зрелых трагедиях Шекспира она всегда «осложнена» дополнительными обстоятельствами, персонажи всегда вовлечены в какие-то еще конфликты – с обществом, государством, друг другом, самими собой. И лишь «Ромео и Джульетта» – история страсти, и только; дружба, конфликт поколений, поиск себя – все это отходит для героев на второй план или вовсе отсутствует в пьесе.
Чтобы подчеркнуть интенсивность сжигающего влюбленных пламени, Шекспир идет на нарушение и без того нестрогих правил сценического правдоподобия и «втискивает» в несколько дней события, у его предшественников растянутые на долгие месяцы. Ромео, предоставленный самому себе на такой срок, обязательно влюбился бы в кого-нибудь другого…[226] «Убивая» своих героев, Шекспир в каком-то смысле оказывает им милость, спасая от мучительных разочарований, утраты любви, рутины брака, увядания и старения. Впрочем, учитывая «прокреативную» риторику его сонетов в адрес прекрасного юноши, совсем не очевидно, что сам поэт считал столь ранний и трагический уход лучшим вариантом для молодой четы. Он понимал, что публика желала ужасаться и сострадать, но сам драматург при этом не испытывал в этот период тяги к запечатлению сценических мук и смертей, поэтому вернулся к непринужденной и жизнерадостной комедии.
Все пьесы в этом жанре, написанные Шекспиром за последние несколько лет XVI века, содержат ряд очень схожих, почти идентичных черт, что превращает их в остроумные и разнообразные вариации одного и того же сюжета. Это сюжетное и стилистическое родство позволяет предположить, что драматург нашел свою оптимальную формулу комедии, которую успешно эксплуатировал с незначительными вариациями почти пять лет, пока не исчерпал ее возможности или не пресытил публику этой разновидностью жанра.
Все комедии этого периода так или иначе связаны с двором, монархами и представителями знати, что заведомо противопоставляет их аристотелевской модели жанра, требующей изображения персонажей низких и неблагородных (впрочем, таковые у Шекспира тоже присутствуют – это неизменные шуты, слуги, ремесленники, стражники и другие простолюдины, которых Шекспир изображает с большой симпатией и явным знанием «материала»). Преобладание придворной тематики в этот период (в сочетании с попытками установить контакт с лордом Саутгемптоном) позволяют делать предположения о направлении интересов Шекспира, в этот период как раз подавшего заявку на присвоение его семье дворянского титула[227]. При этом в его пьесах нет заискивающего, идеализирующего изображения аристократии – монархи и придворные в его комедиях наделены недостатками и совершают промахи почти так же, как и простолюдины.
Все комедии этого периода строятся на любовно-авантюрной проблематике и щедро задействуют мотив переодевания, узнавания, подмены, розыгрыша, в результате чего действие пьес напоминает веселый карнавал. Героини «Бесплодных усилий любви» меняются масками, чтобы подразнить своих кавалеров, которые в свою очередь наряжаются «московитами», чтобы развлечь избранниц; с этой же целью они устраивают пьесу «Девять героев» (усугубляя эффект тотального карнавала приемом «театр в театре»), которую должны были исполнить персонажи с выраженными шутовскими чертами (паж, учитель, священник). Аналогичный прием – внутренняя пьеса, представленная забавными ремесленниками-простаками, – составляет основу комической линии в «Сне в летнюю ночь» (так как вторая сюжетная линия, история двух влюбленных пар, не столько забавна, сколько драматична). «Случайно» изменив геометрию любовного четырехугольника[228], Пэк показывает, как зыбки и непрочны человеческие чувства и как причудлива судьба.
«Карнавальный» эпизод есть и в «Венецианском купце» – Джулиано организует праздник с маскарадом, чтобы шумное гуляние позволило скрыть побег его возлюбленной Джессики. Однако тема маскарада не всегда носит праздничный, радостный характер: в пьесе «Много шума из ничего» переодевание используется антагонистами пьесы, чтобы опорочить невинную девушку и расстроить ее свадьбу: фрейлина Геро, Маргарита, исполнила роль своей хозяйки в подстроенном эпизоде ночного свидания, чем опорочила дочь губернатора. Розыгрыш над Мальволио, который устраивают сэр Тоби с друзьями в «Двенадцатой ночи», тоже нельзя назвать безобидным. В более ранней пьесе, «Укрощении строптивой», наряду с традиционными переодеваниями влюбленных с целью добиться свидания со своей дамой сердца, присутствуют эпизоды довольно жестоких розыгрышей над Катариной, организованных Петруччо с целью дезориентировать жену и сбить ее с толку для более эффективного укрощения.
Тема двойничества и «раздвоения» героев играет в комедиях ведущую роль и служит неиссякаемым источником забавных ситуаций и неожиданных сюжетных поворотов. Шекспир увлеченно экспериментирует с гендерными «превращениями» героев, усложняя традиционный для любовно-авантюрных комедий мотив: в «Венецианском купце» сразу три девушки переодеваются в юношей: Джессика – чтобы сбежать из отчего дома, Порция и ее служанка Нерисса – чтобы спасти Антонио и преподать урок своим женихам. В комедии «Как вам это понравится» Селия переодевается… в другую девушку, чтобы путешествовать под псевдонимом, тогда как влюбленная в Орландо Розалинда переодевается в юношу Ганимеда и в таком виде невольно очаровывает пастушку Фебу, в свою очередь пленившую сердце пастуха Уильяма (еще один пример усложненной системы персонажей, иллюстрирующей причуды Фортуны и Купидона). Тема «ошибочной влюбленности» есть и в «Сне в летнюю ночь», где Титания под воздействием чар влюбляется в ткача Основу, ставшего на время ослом, и в «Двенадцатой ночи», где ситуация усложняется наличием разнополых и не подозревающих о присутствии друг друга близнецов: молодую вдову влечет к красивому пажу, которого изображает
Виола, в свою очередь влюбленная в своего хозяина. Похоже, Шекспир искренне наслаждается царящей в его пьесах неразберихой и, совмещая в себе роли Оберона и Пэка, перемешивает пары, создает путаницу, чтобы в финале, как по волшебству, рассеять злые чары и восстановить гармонию. Все пьесы заканчиваются примерно одинаково – двойными или тройными помолвками и свадьбами: в «Бесплодных усилиях любви» заключена долгосрочная помолвка четырех пар, в «Сне в летнюю ночь» женятся три четы и еще одна возобновляет брачные отношения (Оберон и Титания, долго бывшие в ссоре), в «Венецианском купце» соединяются три пары, а в «Как вам это понравится» – целых четыре.