Уинстэнли — страница 19 из 64

тирания, ибо она узаконивает неравенство состояний путем сложной системы хартий, монополий, патентов, даров и огораживаний. Монархия — краеугольный камень в огромном здании тирании, «всякая тирания находит приют под королевскими крылами».

Монархия создает продажное сословие юристов, которые усиливают угнетение, усложняя систему законодательства и повышая судебные издержки. Попы — еще одно ее порождение: они проповедуют народу покорность неправедным установлениям и за то имеют от короля поддержку, титулы, звания.

Что же должны мы делать, друзья, спрашивалось в памфлете, с этим разрушительным господством темных сил? Не станем принимать печать зверя, будем сопротивляться его власти! Злобные хозяева мира сего стоят за короля; мы же, кому открылся свет истины, должны сопротивляться власти Велиала. Сказано у апостола: противьтесь дьяволу, и он побежит от вас. И мы испытали это на собственном опыте: когда мы смело сопротивлялись власти короля, он бежал с поля битвы.

И потому уничтожение королевской власти должно быть главной задачей. А вместе с ней следует отвергнуть власть юристов, лордов, баронов, привилегированных корпораций, а также, если мы хотим, чтобы тирания пала, — власть землевладельцев, джентри, священников, неправых судов; надо уничтожить и церковную десятину.

Чтобы установить на земле справедливое правление, надо дать каждому человеку на прожитье справедливую долю имущества, дабы не было ни у кого нужды просить милостыню или красть, но чтобы все жили в довольстве. Для всех следует установить единый закон, исходящий из правил Писания, и этот закон — «поступай с другим так, как он поступает с тобой», то есть око за око, зуб за зуб, рука за руку и так далее; а если кто украдет, пусть вернет в двойном размере.

Правительство должно состоять из избранных народом старейшин, или судей — людей богобоязненных и ненавидящих жадность. Образец для такой республики дан в Писании: это древняя республика Израиля. Как там поступали с бедными? Существовал общественный фонд, из которого беднякам оказывалась помощь. Так и в Англии: епископские и коронные земли, которые теперь изменники в парламенте раздают друг другу, могут послужить таким фондом.

И тогда с угнетением будет покончено; права народа более не станут попираться лордами и королем. Бедняки узрят свет истинного знания, постигнут простую истину: «Незаконно и не подобает, чтобы одни работали, а другие развлекались; ибо господь повелел, чтобы все работали; и пусть ест только тот, кто трудился наравне с другими; и разве не подобает всем есть наравне с другими и наравне наслаждаться всеми привилегиями и свободами?»


Некоторые думали потом, много времени спустя, что этот памфлет написал сам Уинстэнли. Он жил всего в нескольких милях от границы Бекингемшира и, возможно, имел там знакомых. И отдельные его мысли вполне совпадают с тем, что высказано в декабрьском памфлете. Божественный свет, писал его анонимный автор, «это тот чистый дух в человеке, который мы называем Разумом… От него исходит то золотое правило или закон, которое мы называем справедливостью; суть же ее, говорит Иисус, — поступай с другим так, как хочешь, чтобы поступали с тобой…» И еще — брошенная вскользь мысль, никак в памфлете не развитая: апостолы, как сказано в Деяниях, жили одной семьей и владели всеми вещами сообща, каждый трудился и ел свой хлеб.

Но многое и различается. Уинстэнли во всех своих ранних сочинениях пытался вскрыть причины несправедливости мира сего, причины хаоса и насилий гражданской войны, угнетения и несчастий бедняков исходя из внутренней жизни человека, из борьбы духа и плоти, Христа и дьявола в его душе. «Свет, воссиявший в Бекингемшире» ставил вопрос на иную, более земную, более материалистическую основу. Несправедливость — результат грабежа и насилия. Конфликт разыгрывается не в душе человека, а в реальной общественной жизни. И потому сопротивляться ему надо делом, силой, ибо вера без дел мертва.

Уинстэнли всегда ставил свое имя под тем, что написал; этот памфлет вышел анонимно. И еще важная деталь. Как правило, творения Уинстэнли публиковал Джайлс Калверт. «Свет» вышел из другой печатни.

Но Уинстэнли, без сомнения, читал сочинение соседей — бекингемширских левеллеров. Они прямо называли себя левеллерами и заявляли, что их принципы освободят всех от рабства и послужат самой справедливой и честной основой достижения истинной свободы. Уинстэнли читал этот замечательный трактат, впервые за годы революции потребовавший кардинальных изменений в жизни общества: уравнения имуществ, уничтожения короля и лордов, отмены всякого угнетения человека человеком. И размышлял. Дать каждому поровну? Но один получит хороший надел, другой — скудный; один здоров и трудолюбив, другой ленив или болен. Бедняки все равно останутся. Иначе зачем фонд для бедных? Не есть ли земля общая сокровищница для всех, из которой надо черпать не поровну, а сообща?..

Иудейский закон гласил, что справедливость — в равном воздаянии за равный ущерб. Око — за око, зуб — за зуб, руку — за руку… Но разве не дан был человечеству пример отказа от всякой мести, пример любви и милосердия — даже к тем, кто мучит и ненавидит тебя?..

Из этого памфлета Уинстэнли мог почерпнуть и некоторые важные мысли. Например, что внутренняя борьба в человеке выражается во вполне реальных общественных законах и институтах и что их тоже надо изменить, коли желаешь изменить человека изнутри. «Свет, воссиявший в Бекингемшире» мог дать ему иное, более реалистическое понимание сути охватившего Англию кризиса, осознание жизненной важности общественной борьбы.

Здесь было над чем подумать. И может быть, именно этот памфлет, вышедший в грозные, чреватые великой трагедией декабрьские дни 1648 года, дал Джерарду Уинстэнли тот необходимый толчок, тот импульс, который привел его к невиданной в истории программе справедливого общественного переустройства Англии?

ЧАСТЬ ВТОРАЯ
ИСПЫТАНИЕ ДЕЛОМ(1649–1650)

Ты нынче друг, назавтра стал врагом.

Все клятвы рушатся, добро встречают злом.

О, где же власть, что может мир спасти,

Согреть сердца людей и правду принести?

Уинстэпли

«НОВЫЙ ЗАКОН СПРАВЕДЛИВОСТИ»

апыленный, усталый после долгой пятидневной дороги, Кромвель въехал в Лондон вечером 6 декабря 1648 года, когда Прайдова чистка в основном была уже закончена. Ему поспешили сообщить о происшедшем.

— Я ничего не знал об этом деле, — сказал он серьезно. — Но поскольку оно совершилось, я рад ему и постараюсь поддержать.

Знал ли лорд-генерал о действиях полковника Прайда или нет, но события с его возвращением стали развертываться еще стремительнее.

В парламенте теперь заседало не более пятидесяти человек; но они, в отличие от сотен пресвитериан, были решительны и активны. Они выразили благодарность Кромвелю; 13 декабря отменили решение о возобновлении переговоров с королем, а через несколько дней повторно издали билль «Никаких соглашений», вотированный год назад. Все пункты переговоров, принятые в Ньюпорте, были аннулированы; аресты пресвитериан, замешанных в приглашении шотландцев, получили законодательное подтверждение.

15 декабря короля было решено перевести в Виндзорский замок, поближе к Лондону. Он прибыл двадцать третьего, его поместили под двойной охраной. Стража несла службу днем и ночью, всякая связь с внешним миром была ему заказана.

Старшие офицеры днем заседали в палате, ночью — в военном совете, который переместился в королевский дворец Уайтхолл. Напрасно левеллеры пытались добиться от них уступок и нового обсуждения «Народного соглашения». В эти тревожные дни офицерам было не до споров о конституции. Они решали судьбу короля, левеллерский проект в который раз отложили.

Говорили, что Кромвель колеблется, тянет, не решается дать согласие на суд над Карлом. Но справедливости и возмездия требовали слишком многие: со всех концов страны шли петиции, неспокойные толпы собирались на улицах Лондона. Армейские офицеры, левеллеры, ветераны гражданских войн, парламентские республиканцы, подмастерья и лавочники — все требовали наказать виновников угнетения и кровопролития. И Кромвель сдался: с его молчаливого согласия 23 декабря палата общин постановила создать комитет для привлечения короля к судебной ответственности.

Первого января 1649 года палата общин сформулировала обвинение в адрес короля: «Карл Стюарт… задался целью полностью уничтожить древние и основные законы и права этой нации и ввести вместо них произвольное и тираническое правление, ради чего он развязал ужасную войну против парламента и народа, которая опустошила страну, истощила казну, приостановила полезные занятия и торговлю и стоила жизни многим тысячам людей… Посему король должен быть привлечен к ответу перед специальной судебной палатой, состоящей из 150 членов, назначенных настоящим парламентом, под председательством двух верховных судей».

Но лорды, о которых как-то забыли и которые едва ли и собирались на заседания после потрясений Прайдовой чистки, неожиданно выразили протест. Король — верховный суверен в стране, заявили они, он не может быть виновен в измене парламенту. Да и кто первый развязал войну? Не палата ли общин? Второго января палата лордов в составе всего двенадцати членов (остальные или давно перешли в роялистский стан, или разбежались) единогласно отвергла ордонанс о привлечении короля к суду и демонстративно отложила заседания на неделю.

Тогда палата общин объявила себя верховной властью в стране. Было постановлено, что источником всякой справедливой власти в Англии является не король, как думали много веков подряд, а «народ, находящийся под водительством божьим». И поскольку общины, собранные и парламенте, избраны народом и представляют его, — они, и никто другой, имеют высшую власть в государстве. То, что они объявят законом, должно иметь силу закона, хотя бы ни король, ни лорды не согласились на это.