Он не считал свой проект совершенным или раз навсегда данным. Это скорее призыв осуществить определенные возможности преобразований, гибкая и открытая схема, поддающаяся исправлениям и переработке. Четверостишие, поставленное на титульном листе, говорило:
В тебе, о Англия, закон встает, чтобы сиять.
Коль примешь, воплотишь его, — венцом тебя
венчать.
Но коль отвергнешь, суть презрев, что завещал
Отец,
В другой стране заблещет он, — и твой возьмет
венец.
Но к кому обратит он свой трактат? Кому вверит надежды? На кого возложит почетную задачу воплотить в жизнь великий план построения новой, справедливой республики?
Было время, когда он надеялся только на бога. В сорок восьмом году, еще до того, как яркий свет откровения о правде народной засиял в его душе, он думал, что надо только ждать, верить, молиться — и все придет само собой, по мановению незримой праведной руки. Потом ему открылось, что бедняки, работая совместно на ничейной земле, сами могут построить счастливую жизнь, ничего не продавая и не покупая, никому не кланяясь, ни от кого не завися. Он не раз призывал народ не подчиняться лендлордам, судейским и попам и осуществить свое древнее право работать на кормилице-земле и питаться трудами рук своих. Но и эта надежда рухнула. Печальный опыт диггеров — не только на холме Святого Георгия, но и по всей Англии, — показал ему, что сами бедняки, безоружные и беззащитные, не смогут добиться перемен. Им нужна поддержка, могучий заслон, способный справиться со всеми трудностями, победить всех врагов.
Когда-то ему казалось, что лорд Фэрфакс, главнокомандующий армией, испытывает к ним сочувствие. Именно к нему Уинстэнли направил в свое время несколько писем, прося оградить их колонию от нападений. Но Фэрфакс ушел от дел и живет теперь у себя в йоркширском имении. А самой могучей силой в стране стал Кромвель. И Уинстэнли решает посвятить свой проект Кромвелю. На титульном листе новой книги он пишет: «Закон свободы, изложенный в виде программы, или Восстановление истинной системы правления. Почтительно поднесенный Оливеру Кромвелю, генералу республиканской армии в Англии. И всем моим братьям-англичанам, внутри церкви и вне церкви, идущим по жизни согласно своему пониманию Евангелия; а от них — всем народам мира…»
Он обращается к владыке Англии и пытается разбудить в нем чувство совести, чувство справедливости к беднякам — основной массе английского народа. «Сэр, — пишет он, — Бог облек вас величайшей для человека почестью со времен Моисея, поставив главою народа, который изгнал угнетателя Фараона… Бог избрал вас своим победоносным орудием, дабы изгнать завоевателя и вашими победами вновь вырвать нашу землю и наши свободы из рук нормандской власти… Вы занимаете такое место и облечены такой властью, что можете снять все бремя с плеч ваших друзей, простых людей Англии».
Он хотел, чтобы Кромвель увидел в себе самом освободителя народа, защитника простых людей. Главная ваша задача, подчеркивал Уинстэнли, — искоренить власть угнетения и дать простому угнетенному люду Англии свободу пользования землей и своими правами. «Ибо ни венец чести не сможет принадлежать вам, ни победы ваши названы победами, пока завоеванные земля и свобода не будут принадлежать тем, кто ради них рисковал жизнью и благосостоянием». Ведь победы ваши, напоминал он, были завоеваны не только и не столько вами и вашими офицерами, но и руками простых людей, из которых одни воевали сами, а другие, оставаясь дома, обрабатывали землю, растили хлеб, платили налоги и кормили солдат. Таким образом все, что отвоевано у королевской тирании, отвоевано руками народа.
Глубоко и поразительно верно рисует Уинстэнли альтернативу, стоящую перед Кромвелем: «либо освободить землю для угнетенного простого люда, который помогал вам и платил жалованье армии, и тогда вы выполните заветы Писания и ваши собственные обязательства», либо просто сменить лиц, стоящих у кормила правления, оставив нетронутыми старые законы, «и тогда ваши мудрость и честь будут утрачены навсегда и вы либо погибнете сами, либо заложите основание еще большего рабства для потомков».
Он ищет образы в Писании — то вспоминает законы царя Давида, то историю с тыквой Ионы. Господь произрастил тыквенное растение над головой пророка, дабы оно защищало его своею тенью от палящих лучей солнца. Но прошел день, и червь в почве подточил корни растения, оно засохло, и «солнце стало палить голову Ионы, так что он изнемог и просил себе смерти». История эта — пример людям, занимающим высокие посты. Почва, на которой произрастает ваша тыква, втолковывает Уинстэнли Кромвелю, — это простые люди Англии. Тыква — это власть, которою вы облечены. Корни вашей тыквы — сердце народа, жаждущее республиканской свободы на своей английской земле. Червь в почве, подтачивающий корень тыквы, — недовольство, вызванное тем, что не выполнены обязательства и обещания, данные людьми, которые обладают властью.
Уинстэнли разъясняет причины недовольства народа. Это гнет налогов и пошлин. «Большая часть народа, — пишет он, — вопиет: мы платили налоги, предоставляли дома для постоя, опустошали свои владения и теряли друзей на войне, а сборщики налогов облагают нас еще более, чем прежде». Это претензии духовенства, продолжающего гигантским паразитом сидеть на шее простых людей. «Если кто-либо выскажет свое суждение по вопросам о Боге, противоположное представлению духовенства или мнению высших должностных лиц, то его лишают должности, заключают в тюрьму, подвергают лишениям, губят и объявляют преступником за одно слово, как это было во времена пап и епископов». Невежественные священнослужители являются злейшими врагами республиканской свободы. И хотя их проповедь забивает умы людей безумием, раздорами и никак не разрешает их сомнений, ибо их искусственные доктрины не могут быть поняты, народ должен уплачивать им десятую часть всех своих доходов.
Долгая несменяемость парламента превращает его в наследственную власть, подобную королевской, тогда как смена властей является одной из величайших гарантий мира, безопасности и свободы.
Тяжким бременем для народа служит и сословие юристов, которое охраняет королевские законы и обычаи. Воля судьи или прокурора зачастую стоит выше закона; тяжбы затягиваются, солидные суммы денег перекочевывают в карманы законников. Судебные порядки остались прежними, и «вследствие этого дух недовольства усиливается и умножает тяжбы. И получается, что одна рука свергает королевскую власть мечом, а другая восстанавливает монархию при помощи старого королевского права».
Но самое главное — над народом до сих пор тяготеет гнет лордов маноров, которые взимают с бедных арендаторов ренты и штрафы, лишают их права свободно пользоваться общинными землями, заставляют подчиняться своей воле. Раньше они получали свои права от короля. Но разве простые люди Англии, изгнав короля, не расторгли узы этой тирании и не освободились от рабского подчинения власти лордов?
Есть у народа и другой враг — богатые фригольдеры и новые, еще более алчные дворяне-джентри, которые «переполняют общинные пастбища своими овцами и крупным скотом, так что низшие держатели и бедные работники едва могут держать одну корову в полуголодном состоянии».
К этому прибавляется гнет чиновников: во многих приходах два-три влиятельных лица пользуются исключительной властью при распределении налогов, оказывая давление на констеблей и других должностных лиц. Часто они собирают большие суммы денег, превышая судебные полномочия по налогам, и при этом не дают объяснения, на каком основании они это делают. А простые люди не смеют требовать у них отчета, ибо тот, кто осмелится заговорить, будет подвергнут притеснениям при первой возможности. Кто когда-либо пробовал жаловаться на них комитетам или судьям, тот знает: жалоба так и останется без ответа, а его измотают до полусмерти волокитой и всякой чепухой.
Кроме того, деревенский люд не может продавать хлеба и плодов земных на рынке в городах; или он должен заплатить пошлину, или его выгоняют из города.
Итак, народ ропщет: «Мелкие держатели и работники несут все тяготы, пашут землю, платят налоги, держат постои свыше своих сил, поставляют в армию солдат, которые несут самое тяжкое бремя войны, а джентри, что угнетают их и живут в праздности их трудами, отнимают у них все средства к обеспеченной жизни на земле». В Англии достаточно земли, чтобы содержать в десять раз больше населения, чем в ней есть, и все же толпы нищих просят милостыню у своих же братьев, влачат бремя тяжкого труда за ничтожную поденную плату и либо голодают, либо воруют и кончают виселицей.
Все это терпеливо разъясняет Уинстэнли Кромвелю, всесильному владыке Англии. Он больше не надеется на то, что самостоятельные действия бедняков могут что-то изменить; он не призывает, как раньше, бороться и активно отстаивать свои права. Нота разочарования явственно звучит со страниц его трактата: «О, сколь велико смущение и глубок мрак, объявший наших собратьев! Я не имею сил рассеять его, но оплакиваю его в глубине моего сердца. Когда я вижу моления, проповеди, посты, благодарственные богослужения на словах и напоказ и когда я пытаюсь найти знаки повиновения справедливому закону, соответствующие такому излиянию веры, то я встречаю как бы людей другой нации, говорящих, но не делающих…»
Но он верит в неизбежность коренных социальных преобразований. Великий дух, сотворивший Вселенную, заявляет он на первых же страницах, стремится к переустройству всего мира, и он свершит эту работу. Орудием его должен стать Кромвель. «А ныне, — обращается к нему Уинстэнли, — я поставил светильник у ваших дверей, ибо в ваших руках власть при сей новой благоприятной возможности действовать ради всеобщей свободы, если вы пожелаете. Я не имею власти. Возможно, кое-что вам не понравится, но что-то может и понравиться, поэтому прошу вас прочесть все и, уподобясь трудолюбивой пчеле, высосать мед и отбросить все лишнее. Хотя сия программа подобна грубо отесанному куску дерева, все же искусные мастера смогут сложить из него стройное здание. Она похожа на бедняка, приходящего к вашим дверям в старой, изорванной деревенской одежде, не знакомого с обличьем и обхождением ученых го