рожан; отбросьте деревенскую речь, и под ней вам может предстать красота…»
Он предлагал на суд Кромвелю программу реформ — политических, экономических, социальных, административных, юридических, образовательных, духовных. Он смиренно просил рассмотреть их, положив на другую чашу весов законы и нравы монархического строя. «Среднего пути между ними нет, ибо человек должен быть либо свободным и истинным республиканцем, либо монархистом, тираническим роялистом». Она даст народу, обещает Уинстэнли, полное изобилие земных благ при меньшем труде и волнениях, уничтожит нужду и праздность, водворит такой мир на земле, что народы больше никогда не будут знать войн.
Он не требует вводить это новое правление силой, ибо предвидит, что «умы многих будут сначала ему враждебны». Он желает только, чтобы на первых порах общинные земли и пустоши, парки, леса, места охоты были доступны всем, кто пожелает вложить в них долю участия своим личным трудом или деньгами. А другим, кто не согласен, пусть будет позволено оставаться при их купле и продаже, то есть при законе завоевателя, пока им будет угодно.
Далее шло обращение к читателю. Уинстэнли предлагал ему систему правления, которая станет царством первозданной справедливости и мира на земле; она наполнит сердце каждого тихим покоем.
Он предвидел возможные возражения. Он помнил, как диггеров обвиняли в посягательстве на чужую собственность, в обобществлении жен, в кровосмешении и разврате, в отрицании всяческих моральных устоев. И спешил предупредить подобные кривотолки. Страна не будет ввергнута в анархию: чтобы избежать безрассудства и невежества, в ней вводится закон, единый и обязательный для всех граждан. Специальные должностные лица будут следить за его исполнением. При этом непременным условием явится республиканская форма правления. Ибо «правление царей есть правление книжников и фарисеев, которые не считаются со свободой, только бы им быть владыками над землей и над своими братьями». Подлинное республиканское правление явится правлением справедливости и мира.
ЧТО ЕСТЬ ИСТИННАЯ СВОБОДА?
сновой основ общественной и политической жизни и борьбы всегда был вопрос о свободе. За нее сражались и умирали люди многих поколений в разных странах, в разные времена, начиная с глубокой древности. Гонясь за этим неуловимым призраком, убивали властителей, поднимали мятежи, сталкивали целые армии, устраивали заговоры, тайные союзы, шли на виселицу и костер. И ведь война с королем Карлом I началась как война за «древние свободы и вольности Англии». За свободу от королевского произвола шли на битву Кромвель и иидепенденты. Свободы добивались левеллеры, и сидели за нее в тюрьмах, и поднимались с оружием в руках, выставив на своих знаменах заманчивый лозунг свободы. «Свобода, — писал Лилберн, — единственное сокровище, заслуживающее, чтобы люди подвергали себя любым опасностям для сохранения и защиты его против всякой тирании и гнета, откуда бы они ни исходили». Левеллеры клялись не складывать оружия до тех пор, пока в Англии не будут утверждены и законодательно закреплены права и свободы граждан. Обильной жатвы свобод требовали многочисленные народные секты, свободу провозглашали своим богом рантеры — свободу от всего, полную свободу тела и духа…
Но вот беда — каждый понимал свободу по-своему. И Уинстэнли пытается внести ясность в этот кардинальный вопрос человеческой жизни. «Великое устремление сердец в наши дни, — пишет он, — это найти, в чем заключается истинная свобода… Одни говорят, что она заключается в свободе торговли и в том, чтобы все патенты, лицензии и ограничения были уничтожены; но это свобода по воле завоевателя. Другие говорят, что истинная свобода заключается в свободе проповеди для священников, а для народа — в праве слушать кого ему угодно, без ограничения или принуждения к какой-либо форме богослужения; но это неустойчивая свобода. Иные говорят, что истинная свобода — в возможности иметь общение со всеми женщинами и в беспрепятственном удовлетворении их вожделений и жадных аппетитов, но это свобода необузданных, безрассудных животных, и ведет она к разрушению. Иные говорят, что истинная свобода в том, чтобы старший брат был лендлордом земли, а младший брат — слугою. Но это только половина свободы, порождающая возмущение, войны и распри».
Все эти и подобные им свободы, заключает Уинстэнли, ведут к рабству и «не являются истинной, основополагающей свободой, которая устанавливает республику в мире».
В чем же заключается истинная свобода? Для Уинстэнли она состоит в свободном пользовании землей. В его время земля была главным средством пропитания и источником жизни для человека. И потому он написал: «Истинная республиканская свобода заключается в свободном пользовании землею». То есть «истинная свобода — там, где человек получает пищу и средства для поддержания жизни». Подлинная справедливость — в свободе от нужды, голода, угнетения. Подлинная свобода — в наличии у каждого гражданина независимых от чьего бы то ни было произвола источников существования. Ибо «лучше не иметь тела, чем не иметь пищи для него; а посему это отстранение от земли братьев братьями есть угнетение и рабство».
И в самом деле, развивал он свою мысль, ведь все труды человеческие направлены к тому, чтобы иметь свободное пользование землей и ее плодами. Разве священники не проповедуют ради присвоения земли? И не ведут ли тяжбы юристы, чтобы завладеть землею? Разве солдаты не сражаются за землю? И разве лендлорд не требует ренты, чтобы иметь возможность жить от изобилия земли благодаря труду своих держателей? Все — от вора на большой дороге и до короля, восседающего на троне, стремятся к тому, чтобы силой оружия либо тайными кознями отнять землю один у другого, ибо они видят, что их свобода заключается в изобилии, а их рабство — в нищете.
Некогда Уинстэнли думал, что первопричина зла на земле — человеческие пороки: алчность, себялюбие, гордыня, зависть, презрение к ближнему. Грехопадением он считал тот миг, когда человек позволил этим силам зла в себе победить стремление к единению, самоотречению и братству. Теперь же он понимал другое. Сама жизнь, горький опыт разгромленной бедняцкой колонии показали ему, что внутреннее, духовное рабство — «алчность, гордыня, лицемерие, зависть, уныние, страх, отчаяние и безумие — все это вызывается внешним рабством, которое одни люди налагают на других». Он теперь стал реалистом. Неправедные, несправедливые, угнетательские установления — вот причины духовного и морального несовершенства человека.
Уинстэнли вспоминал историю. Древний Израиль, покорив народы и захватив во владение неприятельские земли, поделил их по жребию менаду всеми коленами, ибо пользование землею считалось высшей свободой. Весь фонд земель был превращен в общую сокровищницу средств существования для республики; землю получили каждое колено и каждый род в колене; все имели достаточно, никто не нуждался, и не было нищенства между ними. Так свидетельствует Писание.
И нормандский герцог Вильгельм, который завоевал Англию, тоже использовал владение землей для своей свободы; он роздал наделы своим дружинникам и превратил завоеванных англичан в слуг, которые обрабатывали для них землю. «И все короли от его времени до короля Карла были наследниками этого завоевания; и все законы были выпущены для закрепления этого завоевания». Для того же были созданы и два паразитических сословия: юристов, чтобы толковать, и отстаивать, и проводить в жизнь законы завоевателя; и духовенство, которое лжет народу, что если он будет повиноваться королям и правителям, то после смерти попадет в рай, а на земле будет жить в мире; если же не подчинится им, то будет ввергнут в ад и пребывать в состоянии скорби плоти, нищеты, плетей и смерти, а его дома и богатства будут отняты у него.
Лживые проповеди духовенства всегда вызывали у Уинстэнли возмущение. И сейчас он с беспощадной трезвостью понимания срывает с них маску: «Они проповедовали о земном аде с тюрьмами, плетьми и виселицами для того, чтобы держать народ в повиновении королю; а об этом предполагаемом аде после смерти они вещают, чтобы держать и короля и народ в страхе перед собою, чтобы сохранить свой доход от десятины и недавно введенных пособий». Так они обманывают и короля и народ, чтобы самим стать правителями. Они хотят, чтобы народ смотрел на все их глазами. Но если очи народа начнут прозревать и он подвергнет сомнению их лжеучение, они пойдут на него войной. Ибо в сердце своем они говорят: «Если народ не станет работать на нас и платить нам десятину, то мы должны будем сами работать на себя, как они, и наша свобода будет потеряна». Это крик египетского надсмотрщика, который смотрит на свободу других людей как на рабство для себя.
Уинстэнли предвидел возражения, которые будут идти от непонимания той простой истины, что земля должна стать общей сокровищницей для всех. Одни скажут, что все плоды земли необходимо сделать общими независимо от того, работает человек или живет в праздности. Другие, пребывающие в скотском невежестве, станут полагать, что в новой республике будет установлена общность всех мужей и жен. Иные подумают, что закона не будет вовсе и все придет в полное смятение. И он разъяснял, что понимает под истинной общностью.
Это — освобождение земли от всяческого угнетения со стороны лендлордов. Ни земля, ни плоды ее не будут продаваться и покупаться. Каждая семья станет работать, а произведенное будет свозиться на общие склады. Каждый человек будет воспитываться в труде, изучая ремесла и виды сельскохозяйственных работ. Каждый ремесленник будет получать для обработки материалы — кожу, шерсть, лен, злаки и тому подобное из общественных складов, ничего не покупая. А готовая продукция — хлеб, мясо и другая еда, а также одежда, обувь, шапки, перчатки, скобяные изделия — будет доставляться в специальные магазины. И каждая семья, поскольку она нуждается в таких вещах, которые не производит сама, пойдет в эти магазины и получит без денег все, что ей нужно. Если, например, понадобится верховая лошадь, то летом можно будет пойти в поле, а зимой в общественные конюшни и получить лошадь от смотрителя; по завершении поездки лошадь возвращается туда, откуда она была получена, без уплаты денег. Подобным же образом стада скота на полях и отары овец «являются общим достоянием, так что из стада и отары каждая семья может получить то, в чем она