Правда, в собственной партии его по-прежнему недолюбливали, тем более что главой консерваторов продолжал оставаться Чемберлен. Да и вообще, если рядовые члены парламента были согласны с простыми англичанами, поддерживающими Черчилля, то представители политической элиты очень боялись, что он порастрясет их упорядоченный мирок. Джок Колвилл, секретарь сначала Чемберлена, а потом Черчилля, вспоминал: «Мысль об этом леденила душу служащих дома 10 по Даунинг стрит. То же самое испытывали все остальные министры и их подчиненные. Нечасто случается, чтобы политическая элита испытывала столько опасений в связи с назначением нового премьер-министра, а главное, была готова к тому, что опасения эти оправдаются».
Впрочем, самого Черчилля эти политические дрязги мало волновали. Он верил в свою звезду. А опрос общественного мнения, проведенный в начале августа, показал, что его поддерживают 88 % англичан – неслыханный рейтинг, какого в Британии никто не видел уже много десятилетий. С такой народной поддержкой можно было не обращать внимания на недоброжелателей и сосредоточиться на главном – войне. Он твердо решил – Англия будет сражаться до конца.
А между тем 15 мая 1940 года капитулировала Голландия. Французские войска после немецкого прорыва при Седане были вынуждены начать отступление по всей линии фронта. В Париже заговорили о неминуемом поражении. Британские войска в северной Франции и Бельгии тоже задумались об отступлении.
«Уинстон прибыл в пять часов вечера, – рассказывал сотрудник британского посольства в Париже о визите Черчилля во Францию сразу после поражения при Седане, – вне себя от ярости, называл французов трусами, говорил, что они должны сражаться. Однако после разговора с Рейно он понял, что все гораздо серьезнее». А Колвилл через пару дней записал в дневнике: «Черчилль неукротим, если бы нацисты завоевали Францию или Англию, мне кажется, он сам отправился бы в крестовый поход против Гитлера с отрядом добровольцев».
Умиротворитель кормит крокодила, надеясь, что тот съест его последним.
При всей красоте стратегии, посматривайте иногда на результаты.
При всей своей уверенности в легкой победе помните, что в мире не случилось бы ни одной войны, если бы другая сторона не думала, что у нее тоже есть шанс.
«Наступил один из самых страшных эпизодов в многовековой истории Франции и Британии. Хотя в то же время, без сомнения, это самый славный ее эпизод. Встав плечом к плечу, не имея никакой поддержки со стороны, кроме разве что помощи, оказываемой братскими нациями наших доминионов и находящихся под нашим протекторатом далеких империй, британский и французский народы взяли на себя миссию спасения не только Европы, но и всего человечества от самой омерзительной и страшной тирании из всех, которые когда-либо оставляли свой грязный след в истории. За спиной Британии и Франции – за нашими спинами, за спинами наших солдат и моряков – ищут защиты напуганные и порабощенные народы, чья государственность уничтожена: чехи, поляки, норвежцы, датчане, голландцы, бельгийцы – все те, чья жизнь окончательно погрузится во тьму варварства, у кого не останется никакой надежды, если мы потерпим поражение в этой войне. И потому мы должны победить! И потому мы обязательно победим!»
После прорыва немцами линии фронта в Бельгии у британских войск на континенте осталась единственная возможность для спасения – выйти к Дюнкерку на побережье Ла-Манша. 26 мая началась операция «Динамо» по эвакуации солдат из района Дюнкерка. В случае неудачи она могла обернуться тяжелейшими потерями и уничтожением большей части армии. Для обеспечения прикрытия эвакуируемых войск Черчилль приказал любой ценой удерживать порт Кале и потребовал, чтобы французов спасали так же, как англичан. 27 мая король Леопольд объявил о капитуляции Бельгии, но благодаря героическим усилиям британской авиации и флота удалось эвакуировать двести тысяч англичан и сто тридцать тысяч французов.
Для Черчилля это была победа. Вроде бы странно – ну о какой победе может идти речь, если войска вынуждены были бежать, бросив оружие? Но Дюнкерк невероятно подействовал на дух нации. Англичане воочию увидели, что пусть половина Европы уже пала перед Гитлером, пусть поражение Франции неминуемо, но Британия не разгромлена, и у нее есть вождь, который готов сражаться до конца.
«…Все мы стали свидетелями нашего чудесного избавления, ставшего возможным благодаря героизму, непоколебимости, бесстрашию, дисциплине, находчивости, мастерству и несокрушимой преданности наших военных. Британцы и французы совместными усилиями смогли отбросить врага назад…
…Я хочу выразить благодарность нашим молодым летчикам. В решающий момент битвы на побережье большинство соединений французской армии оказались опрокинуты и приведены в крайнее замешательство стремительным натиском вражеской бронетехники. Только представьте, что именно тогда судьба цивилизации оказалась в руках нескольких тысяч британских пилотов! Думаю, еще ни разу за всю историю, ни в одной минувшей войне у нашей молодежи не было такого шанса проявить себя. Все подвиги рыцарей Круглого стола и крестоносцев вместе взятые не просто меркнут на этом фоне, но и кажутся безнадежно устаревшими и скучными…
…Несмотря на то, что обширные европейские территории и многие древние государства уже оказались или вот-вот окажутся в цепких руках гестапо, пав жертвами нацистского режима, мы не должны терять веру в себя. Мы будем биться до конца и на континенте, защищая Францию, и на просторах морей и океанов, и даже в воздухе, где вскоре, я уверен, мы тоже достигнем значительных успехов, – мы будем воевать решительно и напористо и обязательно отстоим свой остров, чего бы нам это ни стоило. Мы будем драться с врагом и на наших берегах, если ему хватит наглости тут высадиться, и на полях и лугах, и среди холмов и гор, и в тесноте городских улиц – мы всюду дадим противнику достойный отпор. Мы ни за что не сдадимся! И даже если (хотя лично я никак не могу в это поверить) какая-то часть Британии или весь наш остров не выдержит натиска нацистов и окажется в голодном рабстве, то остальные земли нашей огромной империи, находящиеся далеко за морем, продолжат наше дело при поддержке и под защитой британского флота до тех пор, пока, Бог даст, Новый Свет не обрушит на врага всю свою силу и мощь, чтобы спасти и освободить Старый Свет».
Британии и Франции пришлось выбирать – война или бесчестье. Они выбрали бесчестье. Они получат войну.
Неужели единственный урок истории в том, что человечество не способно учиться?
Пожалуй, лучше быть безответственным и правым, чем ответственным и не правым.
Речь Черчилля после Дюнкерка стала настоящей сенсацией. Ее цитировали, ею восхищались, англичане почувствовали в ней дух нации. Известны, например, слова из письма одной дамы к ее американским друзьям: «Вот уж действительно, г-н Черчилль настоящий бульдог. Он просто воплощение национального бойцовского духа, типичный англичанин в бою – никогда не уступает и готов с радостью распилить салонный рояль на дрова, лишь бы огонь в очаге не погас… В конце концов, он приползет… весь в крови, но счастливый и с сердцем врага в зубах…»
«Черчилль сам демонстрировал неистовую активность и продуктивность на Даунинг-стрит, 10, – пишет Пол Джонсон. – Ему было шестьдесят пять, однако он выглядел воплощением неиссякаемой энергии. Он работал по шестнадцать часов в сутки и хотел, чтобы все следовали его примеру… Черчилль специально придумал для себя и стал носить костюм «сирена», что-то вроде рабочего комбинезона. Его можно было легко снять и так же легко надеть, в нем можно было вздремнуть в перерывах между ночными совещаниями. Публика называла этот наряд «rompers», и это стало еще одним элементом набиравшей силу «легенды Черчилля». На самом деле, благодаря Клемми, эти комбинезоны в большинстве своем были сшиты из дорогих тканей – вельвета, шелка или шерсти и предназначены для светских приемов в столовой зале бомбоубежища на Даунинг-стрит… Рабочий комбинезон во время войны стал его каждодневной одеждой и отличным инструментом пропаганды. Он надевал его в приемные дни, когда горячие новости и короткие отчеты публиковались под знаменитым заголовком «События дня». Бесконечные серии срочных запросов начинались так: «Прошу предоставить мне информацию на пол-листа о том…». Ответы запрашивались немедленно. У Черчилля были команды т. н. «секретарей для диктовки», которые работали на протяжении многих часов. Он бывал резок или груб, забывал имена, порой выходил из себя. Но одновременно он улыбался, шутил, пускал в ход все свое очарование. Все они его любили и гордились этой работой. Они помогли ему вернуть жизнь и энергию на Даунинг-стрит, 10, заразить этой энергией всю старомодную, ленивую, медлительную и громоздкую правительственную машину, которая до той поры едва скрипела…» Такой ритм жизни не прошел для Черчилля даром, здоровье его было уже не то, что в молодости. В декабре 1941 года он даже перенес небольшой сердечный приступ. Но его энергию это нисколько не уменьшило – других он не щадил, и себя тоже не собирался.
Черчилль извлек урок из тактических ошибок времен Первой мировой и из своих собственных неудач, поэтому одним из первых его нововведений стало создание поста министра обороны, который он сам же и занял. Так он сумел создать единое командование, ведь теперь ему непосредственно подчинялись военный министр, министр флота, министр авиации и Комитет начальников штабов трех армий. «Правительство, – писал президенту США Рузвельту американский посол, – это Черчилль. Он и стратегию разрабатывает, иногда до мельчайших подробностей, и доверием рабочих пользуется. Армия, флот и авиация беспрекословно ему подчиняются. Судя по всему, политики всех званий его просто обожают. Пожалуй, я не погрешу против истины, если скажу, что именно с этим представителем Соединенного Королевства Вам следует отныне согласовывать свои действия».