Что это были за проблемы? Объединенная титаническим усилием Бисмарка, Германская империя стала претендовать на мировое господство. Экспорт из Германии в период с 1880 по 1913 год вырос на 240 %, а ее доля в мировой торговле увеличилась с 17 до 22 %. Для сравнения, доля Великобритании сократилась с 40 до 27 %. В 1897 году Рейхстаг одобрил новую программу строительства военно-морского флота. Отлично понимая, что Германия не располагает возможностями повсеместно противостоять Королевскому флоту, отец немецкого ВМФ гросс-адмирал Альфред фон Тирпиц (1849–1930) решил сосредоточить основные силы Флота открытого моря (Hochseeflotte) на позициях между Гельголандом и устьем Темзы, где создать угрозу Туманному Альбиону и оспорить превосходство «владычицы морей». Дальнейшее воплощение амбициозного замысла было осуществлено с немецкой основательностью, педантизмом и рационализмом, основные силы были брошены на строительство новых моделей судов и использование последних достижений науки и техники.
В 1908 году была принята третья новелла военно-морской программы, согласно которой срок эксплуатации боевых кораблей сокращался с 25 до 20 лет, что фактически означало ускорение процесса обновления кораблей и знаменовало собой еще один шаг против заморского конкурента. Примерно в это же время развитие немецкого флота вызвало неподдельный интерес у Черчилля. Он познакомился с адмиралом Джоном Фишером (1841–1920), занимавшим с 1904 по 1910 год пост первого морского лорда и являвшегося главным идеологом модернизации британского флота. Несмотря на разницу в возрасте, они быстро нашли общий язык и между ними завязалась оживленная переписка. Жесткий, эксцентричный, не терпящий возражений и посредственностей адмирал не стеснялся в выражениях, подробно описывая идеи технического перевооружения флота и понося своих недоброжелателей, всех этих «подлецов» и «вонючек». Во время спора с Адмиралтейством относительно строительства шести линкоров Фишер презрительно отвернулся от своего нового друга, но тот, поджав хвост и умерив гордость, сумел восстановить отношения. Видно было, что они нужны были Черчиллю, который словно губка впитывал знания и взгляды адмирала, медленно, но уверенно формируя свое мнение о сложившейся ситуации.
Помимо общения с Фишером осенью 1909 года Черчилль поручил экспертам изучить вопрос экономической устойчивости Германии и достаточности у немцев средств на реализацию своих амбициозных планов. В результате выяснилось, что немецкий флот развивается на пределе экономических возможностей, государственный долг Германии, начиная с 1897 года, увеличился в два раза и по состоянию на 1 октября 1908 года достиг 212,6 млн фунтов. И это без учета долга отдельных германских земель. Общий же долг кайзеровской империи составил порядка 900 млн фунтов. На основе проведенного исследования Черчилль подготовил меморандум для членов правительства, в котором отметил, что в условиях возрастающей напряженности и будущего кризиса, с которым неизбежно столкнется Германия, немцы постараются либо урегулировать ситуацию внутри страны, либо найти «решение во внешнеполитической авантюре». Это было мудрое и проницательное заключение, ознаменовавшее собой начало трансформации Черчилля из политика социальной направленности в государственного деятеля[89].
Летом 1911 года Европа вплотную подошла к военному конфликту, который не разразился лишь благодаря терпению дипломатов и восторжествовавшему здравому смыслу политиков. Когда после вспыхнувшего в столице Марокко восстания французы направили в город войска для защиты своих граждан, немцы ответили отправкой в марокканский порт Агадир канонерской лодки Panther («Пантера») и заявили о своем намерении создать там военно-морскую базу. На стороне Франции выступила Великобритания. В марте 1912 года стороны удалось примирить, передав Франции протекторат над Марокко, а Германии в качестве компенсации — часть Французского Конго.
Во время Агадирского кризиса Черчилль не растерялся и, готовясь к худшему, организовал защиту угольных резервуаров, на тот момент основного топлива ВМФ. Как показало дальнейшее развитие событий, в этом не было острой необходимости, но очки себе он этим заработал, как и разработкой меморандума «О военных аспектах континентальной проблемы», в котором не только точно предсказал дату начала Первой мировой войны и основных участников военного конфликта, но и буквально до дня правильно описал первые полтора месяца противостояния. Было очевидно, что Черчилль созрел для решения новых задач. Определяющим для его дальнейшей судьбы стало чрезвычайное заседание Комитета имперской обороны в конце августа 1911 года, собранное по личному распоряжению премьер-министра. На этом заседании вскрылись удивительные факты — во-первых, руководство Адмиралтейства не собиралось делиться с уважаемой публикой своими планами; во-вторых, у моряков отсутствовали планы доставки Британских экспедиционных сил на континент в случае начала войны с Германией; в-третьих, они считали высадку контингента нецелесообразной и предлагали сосредоточить основные усилия на морской войне[90].
После заседания Комитета военный министр Ричард Халдейн заявил Асквиту, что подаст в отставку, если позиция Адмиралтейства не изменится в ближайшее время. На самом деле Халдейн сам хотел возглавить военно-морское ведомство. Но у премьера на этот счет были другие планы. В конце сентября он пригласил в арендуемое его семьей поместье Арчерфилд (Восточный Лотиан, Шотландия) Халдейна и Черчилля. Обсудив с ними сложившуюся ситуацию, Асквит направился в расположенную неподалеку королевскую резиденцию Балморал для консультации с Его Величеством Георгом V (1865–1936), сменившим в 1910 году на престоле своего скончавшегося от бронхита отца. Черчилль тем временем посетил свой избирательный округ Данди. Через некоторое время Асквит и Черчилль вновь встретились в Арчерфилде. Премьер-министр предложил своему гостю сыграть в гольф и во время игры сообщил о его переводе в Адмиралтейство. Радости Черчилля не было предела. «Его лицо сияло от удовольствия», — вспоминала дочь Асквита Вайолет (1887–1969). Она предложила ему чая, услышав в ответ: «Я не хочу чая, я не хочу ничего на свете. Только что ваш отец дал мне в распоряжение весь военно-морской флот Великобритании! Наконец это произошло, мне предоставили великолепный шанс. Теперь я смогу показать все, на что я способен»[91].
Официально о назначении Черчилля первым лордом Адмиралтейства (военно-морским министром) было объявлено 24 октября 1911 года. С формальной точки зрения его перевод в новое ведомство был понижением. В реальности ситуация выглядела иначе. Во-первых, речь, действительно, шла о самом крупном ВМФ в мире, что не может не опьянять. Во-вторых, флот для Британии — это не просто еще один вид вооруженных сил, от него зависели снабжение страны импортными товарами, успех военных операций, обороноспособность на случай вторжения, контроль и защита государственных интересов. «На британских военных кораблях плавают мощь, величие и сила Британской империи», — говорил Черчилль. И теперь ему поручили руководить этим исполином, заботясь о нем и развивая его. Описывая период своего руководства Адмиралтейством, он назовет его «великими днями», когда «воздух был пропитан властью, действием, организацией», а «от рассвета и до глубокой ночи, день за днем ум был поглощен очарованием и новизной накопившихся проблем»[92]. Черчилль оказался на своем месте, где ему предстоит насладиться ароматом впечатляющих побед и познать горечь сокрушительных неудач.
Семья
Пока Черчилль в 1907 году путешествовал по Африке, наслаждаясь охотой, экзотическими видами и общением с туземцами, его брат Джек нашел свою избранницу. Ей стала Гвенделин Тереза Мэри Берти (1885–1941), дочь 7-го графа Абингдона (1836–1928). Чувства молодых людей были сильными и взаимными, служа хорошей основой для создания крепкой семьи. Однако Джек все не решался сделать предложение, считая, что он недостаточно зарабатывает для того, чтобы осчастливить свою возлюбленную. Его старший брат смотрел на эту проблему проще. Когда его сын тридцать лет спустя будет мучиться аналогичным вопросом, Черчилль по-житейски мудро заметит, а что собственно, влюбленным нужно: «Сигары, шампанское и большая кровать». Джек отнесся к вопросу финансовой стабильности будущей семьи более серьезно, договорившись с руководством фирмы, где он работал, об увеличении своего годового дохода до 1400 фунтов. 8 августа 1908 года Джек и Гвенделин сочетались браком. «Надеюсь, ты будешь следующим», — скажет леди Рандольф своему старшему сыну[93]. Уинстон постарался не разочаровать свою мать, что для него оказалось непростой задачей.
Задолго до популярного высказывания Генри Киссинджера было известно, что власть является сильным афродизиаком. В каком-то смысле Черчилль был исключением из правила. Несмотря на свою активную публичную жизнь, а также впечатляющий шлейф популярности и влияния, который неизменно тянулся за его именем, отношения с противоположным полом у него были скромными и до поры до времени неудачными. По большей части он сам был тому виной, будучи слишком сосредоточенным на себе, своих планах и своих достижениях. «Разумеется, я эгоист, а иначе в этой жизни ничего не добьешься», — объяснял он. Автор множества хороших книг и участник множества волнующих событий, Черчилль был интересным собеседником, монологи у которого, правда, превалировали над диалогами. Но он слишком ценил свое время, чтобы обсуждать пустые темы, составляющие основу светских бесед. Эгоизм и разговоры с практической направленностью были не самым лучшим основанием для привлечения женского внимания. Ситуация усугублялась тем, что, являясь самодостаточным человеком, Черчилль не нуждался в женском обществе, ему не требовались поддержка, одобрение или просто приятное времяпрепровождение ради отвлечения и развлечения. Один из его друзей вспоминал, как однажды они решили пригласить к себе артисток мюзик-холла. Интересуясь потом у спутницы Черчилля, как она провела время с популярным политиком, он услышал в ответ: «Ничем, кроме разговоров, посвященных персоне Уинстона, мы не занимались»