Со стороны самих флотоводцев также не встретила поддержки манера Черчилля вмешиваться в различные вопросы, выходившие за рамки его компетенций. «Его фатальной ошибкой, — считал командующий Флотом метрополии вице-адмирал Джон Джеллико (1859–1935), — была неспособность понять всю свою ограниченность и безграмотность, как гражданского лица, в военно-морских вопросах». При этом политик не просто подключался к решению чисто технических задач, но и неизменно настаивал на своем мнении. А последнее он делать умел. Однажды в момент острой дискуссии с главой разведывательного управления адмиралом Реджинальдом Холлом (1870–1943) он заметил, что его собеседник что-то бубнит себе под нос. Черчилль прервал свою речь и уточнил, что происходит. «Я повторяю, что меня зовут Холл, поскольку если я и дальше буду вас слушать, я поверю, что мое имя Браун», — ответил адмирал[110]. Черчиллю и дальше придется регулярно вступать в противоборство с экспертами, иногда добиваясь своего, иногда терпя поражение, иногда предлагая свежие и здравые идеи, иногда толкая всех на скользкий путь катастрофы.
Введение новых правил и новых лиц не было самоцелью. Черчилль стремился создать податливую и отвечающую его требованиям машину управления, которая позволила бы ему реализовать задуманное. А в отличие от предыдущих возглавляемых им ведомств на этот раз планы у него были масштабные и, как обычно, направлены на конкретный результат. Последнее обстоятельство особенно прельщало его в должности первого лорда. «Наконец, я теперь могу нести хорошие яйца, вместо того чтобы царапаться, окруженный пылью и кудахтаньем», — комментировал он свое положение[111].
Укрупненно все изменения в Королевском флоте, проведенные Черчиллем в период с 1911 по 1914 год, можно свести к четырем основным блокам. К первому относится создание Военно-морского штаба, а также внедрение новых принципов планирования и управления знаниями. Придя в Адмиралтейство, новый министр был неприятно удивлен отсутствием какой-либо формализованной процедуры планирования, а также стойким неприятием к ней членов Совета Адмиралтейства, которые отдавали предпочтение эксперименту и принятию решений в зависимости от обстоятельств. Наш герой сам был сторонником итерационного подхода, часто меняя свои взгляды под действием вновь вскрывшихся фактов и полученных результатов, но принятые в управлении ВМФ вольности показались избыточными даже ему. Он настаивал, что в связи с постоянными изменениями и появлением новых условий должна появиться группа специально обученных специалистов, отвечающих за анализ внешней среды и проработку деталей военно-морской стратегии.
Приступив к формированию подобной группы офицеров, Черчилль пришел в недоумение от качества подготовки кадрового состава и отсутствия «систематического образования в вопросах общей стратегии и тенденций развития международной политики». Каждый учился самостоятельно, опираясь на свой опыт. «Я обнаружил, — возмущался политик, — что в течение всей службы у офицера не было ни одного момента, когда он был обязан прочесть хотя бы одну книгу о ведении военно-морских сражений или сдать хотя бы элементарный экзамен по военно-морской истории». Черчилль инициировал написание официального учебника по военно-морской стратегии, а также предложил проведение двух- или трехмесячной стажировки штабных офицеров во внешнеполитическом ведомстве для «понимания специфики текущих международных событий, а также их возможного влияния на наши интересы» и в Министерстве торговли для получения представления о коммерческих интересах и вопросах гражданского судоходства. Также благодаря его стараниям в Королевском морском военном колледже в Портсмуте открылся специальный курс подготовки штабных офицеров. Ключевую же роль в изменении устоявшихся практик Черчилль отводил Военно-морскому штабу, который в его понимании был не только органом планирования, но и базой знаний. «Штаб должен стать мозговым центром, превосходящим по своему потенциалу способности любого человека, каким бы одаренным и усердным он ни был, — указывал первый лорд в своем меморандуме в январе 1912 года. — Штаб должен обеспечить последовательные научные и теоретические изучения вопросов военно-морской стратегии и подготовки к войне. Он должен служить инструментом, способным сформулировать любое детальное и тщательно проработанное решение, которое будет принято или может быть принято высшими должностными лицами»[112].
Указанные реформы были своевременны и необходимы, но, как верно заметил однажды сам Черчилль, «одно дело увидеть путь, лежащий впереди, и совсем другое — быть в состоянии по нему пройти». Он приступил к созданию штаба сразу же после назначения в Адмиралтейство. Спустя всего несколько дней он подготовил пространный меморандум, обосновывающий необходимость оргштатных изменений. Спустя два месяца — в начале января 1912 года — он представил второй меморандум, описывающий цели штаба, примерную структуру, требования к кандидатам, правила взаимодействия с руководством Адмиралтейства и Штабом сухопутных сил. В том же месяце он объявил о создании нового структурного подразделения. Но этой активности было недостаточно. Штаб должен был начать функционировать и решать возложенные на него задачи. А учитывая имеющееся на флоте сопротивление и отсутствие подходящих кадров, для начала полноценной работы нужно было время. Черчилль и сам это понимал, жалуясь супруге в марте 1912 года, что подготовленные штабистами планы «содержат совершенно глупые детали, которые вызывают у меня беспокойство». «Просто удивительно, насколько мало офицеров обладает широким взглядом на войну», — сокрушался он. Схожие мысли он озвучит через несколько месяцев премьер-министру: «Чрезвычайно тяжело найти офицеров, которые имеют склад ума, подходящий к скрупулезной и непрерывной умственной работе». Адмирал Джеллико вспоминал, что, когда в декабре 1916 года он сам возглавил Военно-морской штаб, это подразделение мало чем отличалось от образца 1912 года. Придется потратить еще много нервов и сил, чтобы идеи Черчилля реализовались в полном объеме. И с годами это произойдет, только с самим политиком его детище сыграет злую шутку. Когда после начала Второй мировой войны он вновь возглавит Адмиралтейство, его отношение к штабным офицерам и результатам их интеллектуальной деятельности будет основываться на опыте 25-летней давности. Только на тот момент ему придется иметь дело с другими экспертами, качественно превосходившими своих предшественников[113].
Второй блок изменений касался технического перевооружения флота. Главной гордостью Королевского ВМФ в начале XX века был линкор Dreadnought («Неустрашимый»), спущенный на воду в 1906 году, название которого вскоре стало нарицательным. В отличие от стандартных четырех орудий главного калибра он располагал десятью 12-дюймовыми пушками, каждая из которых выпускала снаряд весом 368 кг. Стрельбу с носа можно было вести одновременно шестью орудиями, а при бортовом залпе задействовать сразу восемь из десяти. Таким образом, при стрельбе с борта «Дредноут» мог заменить два линкора предыдущего поколения, а во фронтальном построении — три. Несмотря на свои гигантские размеры (водоизмещение 17,9 тыс. тонн превышало на 750 тонн водоизмещение самого крупного военного корабля того времени) «Дредноут» развивал скорость 21 узел в час, что на 3 узла превышало схожий показатель у других линкоров. Во многом Великобритания перехватила пальму первенства в отношении строительства судов нового типа благодаря бескомпромиссности, проницательности и жесткости адмирала флота «Джеки» Фишера. Он же инициировал в 1910–1912 годах строительство дредноутов нового типа Orion («Орион») — собственно «Орион», Conqueror («Завоеватель»), Thunderer («Громовержец») и Monarch («Монарх»), главный калибр которых был увеличен до 13,5 дюйма, а водоизмещение — до 22,5 тыс. тонн, с сохранением скоростных характеристик. Изменение калибра всего на полтора дюйма позволило увеличить вес снаряда сначала до 567,5 кг, а затем до 635,6 кг, то есть на 72 % по сравнению со снарядами «Дредноута».
У Черчилля было два пути: первый — продолжить строительство судов типа «Орион», второй — пойти на следующий виток развития и построить новый тип военных судов с увеличением калибра главных орудий до 15 дюймов. В обычных обстоятельствах первый вариант был приемлемым, тем более что 13,5-дюймовые орудия хорошо себя зарекомендовали. Но пребывание Черчилля в Адмиралтействе пришлось на необычные времена. По другую сторону Северного моря активно строился флот предполагаемого противника, который не собирался уступать и также смотрел в сторону 13,5-дюймовок. Учитывая, что на тот момент 15-дюймовых орудий не существовало даже в проекте, принимать решение приходилось в условиях полной неопределенности. После мучительных размышлений Черчилль санкционировал постройку судов нового типа, ставших известными в дальнейшем, как супердредноуты. Вес снаряда увеличился до 870 кг — более чем в два раза по сравнению с «Дредноутом»! Поясняя, насколько качественным был этот скачок, наш герой впоследствии скажет, что «между супердредноутами и дредноутами была такая же разница, как между дредноутами и их предшественниками»[114].
И без того рискованное решение Черчилль вывел за грань безопасности, когда распорядился закладывать корпуса новых кораблей до проведения необходимых орудийных испытаний. Тем самым он хотел сэкономить время и обеспечить превосходство своей страны в случае начала в ближайшей перспективе боевых действий. Фактически, руководствуясь государственными интересами, в этот момент Черчилль поставил на кон свою карьеру, поскольку в случае неудачи вина упала бы исключительно на него, а учитывая давно точивших на него ножи консерваторов, его падение было бы катастрофическим.