Уинстон Черчилль — страница 26 из 105

Фишеру 25 января исполнилось 74 года. Свой день рождения он отметил тем, что вступил с Черчиллем в очередной спор и написал второе прошение об отставке. Он выступил против отправки старых линкоров в Дарданеллы, опасаясь значительных человеческих жертв, и настаивал на проведении операции совместно с сухопутными силами. Не без влияния Асквита его удалось переубедить. Продемонстрировав внешнюю лояльность, внутри адмирал затаил обиду. Одновременно с Фишером среди морских экспертов стало преобладать мнение о необходимости задействования сухопутных сил, как для разрушения орудий турецких фортов, так и для обеспечения безопасности коммуникаций на полуострове Галлиполи после проникновения флота в Мраморное море. 19 февраля Карден начал обстрел фортов, успех которого породил оптимистичные оценки скорейшего завершения операции. За три дня до этого на Военном совете было принято решение направить в Дарданеллы 29-ю дивизию, а также австралийские и новозеландские войска. Это решение оказалось принципиальным, поскольку из небольшой периферийной операции боевые действия в Дарданеллах постепенно начали трансформироваться в масштабную военную кампанию с участием армии и флота. Примечательным в этой перемене было то, что два ключевых министра — Черчилль и Китченер — продолжили придерживаться первоначального плана. В частности, в своих указаниях Кардену от 24 февраля Черчилль писал, что «в настоящий момент не предполагается использование сухопутных сил за исключением отдельных частей морской пехоты для разрушения конкретных орудий фортов». Военный министр также отказался направлять 29-ю дивизию. На этой почве у него возник конфликт с нашим героем. Глава Адмиралтейства, постепенно понимая и принимая изменившуюся концепцию, пришел к выводу, что использование войск без регулярных частей, к которым относилась 29-я дивизия, не позволит достичь цели и приведет к большим потерям. Поэтому он стал убеждать Китченера выделить 29-ю дивизию, но до поры до времени его настоятельные просьбы разбивались вдребезги о категоричную позицию военного министра. «Мои ограниченные возможности не позволяют мне влиять на события, — жаловался Черчилль в конце февраля своему брату, который в тот момент воевал во Франции. — Я выдохся»[132].

Последующее развитие событий показало, что ситуация стала выходить из-под контроля, а каждое действующее лицо начало вести себя по меньшей мере странно. Сначала на заседании Военного совета 10 марта Китченер заявил, что ситуация на Восточном фронте не вызывает опасений и он готов направить 29-ю дивизию в Дарданеллы. В ответ Черчилль неожиданно парировал, что флот справится самостоятельно. После этого члены совета приступили к обсуждению территориальных приобретений, как будто уже захватили Константинополь. На следующий день из перехваченного радиосообщения стало известно, что форты, защищающие Дарданеллы, испытывают серьезную нехватку боеприпасов. На основе этой информации Карден получил новые инструкции с требованием перейти к более активным действиям. 12 марта в Дарданеллы направился командующий сухопутными силами генерал Гамильтон, старый друг нашего героя еще со времен Англо-бурской войны. Карден тем временем столкнулся с проблемой траления мин из-за плотного огня береговых укреплений. Черчилль призвал его дождаться высадки сухопутных частей и координировать совместные усилия с Гамильтоном, но Карден решил не ждать армии и перейти в наступление 18-го числа. При этом сам он неожиданным образом оформил больничный лист и передал командование следующему по званию контр-адмиралу Джону де Робеку (1862–1928). Новый командующий не стал менять планы предшественника и перешел в наступление в назначенный час. В течение одного дня, подорвавшись на минах, затонули один французский и два британских линкора, еще три — получили серьезные повреждения. Несмотря на тяжелые потери в технике, человеческих жертв на британской стороне было относительно немного — в течение дня погибли 50 моряков, еще 23 получили ранения. В этот момент следовало признать ошибочность всей операции и полностью отказаться от дальнейших действий. Но британское руководство, завороженное манящими плодами возможной победы, решило на совете 19 марта продолжать наступление, перейдя затем к очередному обсуждению планов разделения Османской империи. Из-за плохой погоды де Робек взял тайм-аут на пару дней, после чего 23 марта телеграфировал о своем решении собраться с силами и перенести наступление на середину апреля. Черчилль попытался его переубедить, на этот раз вновь поверив в возможности решения боевой задачи исключительно морскими силами. Он подготовил соответствующую телеграмму от имени руководства Адмиралтейства, согласовав ее текст с Китченером и Асквитом. Но Фишер и его коллеги заблокировали отправку телеграммы, поддержав де Робека. Асквит также отказался идти наперекор адмиралам. В результате Черчилль ограничился персональной телеграммой, в которой призвал де Робека еще раз подумать относительно продолжения операции в ранее согласованные сроки. Контр-адмирал ответил, что «штурмовать пролив только силами флота будет ошибкой». Трансформация завершилась. Отныне сухопутные силы начали играть основную роль, существенно сократив полномочия Черчилля при влиянии на дальнейший ход событий. 24 марта он вернулся к своей идее с Боркумом, подготовив подробный меморандум о предположительном захвате острова после 15 мая[133].

Штурм береговых укреплений с высадкой 30 тысяч человек на полуостров Галлиполи начался 25 апреля. Вместо ожидаемого уничтожения фортов десант встретил серьезное сопротивление, погрязнув в кровавых перестрелках на невыгодных позициях. За две недели упорных боев поставленные цели достигнуты не были. Войска понесли существенные потери. Черчилль решил возобновить наступление силами флота, но встретил сопротивление со стороны Фишера, опасавшегося дополнительных жертв. Первый лорд попытался задобрить адмирала, согласившись на возвращение в домашние воды супердредноута Queen Elizabeth, но первый морской лорд закусил удела. Утром 15 мая он написал свое восьмое заявление об отставке и спрятался в отеле у вокзала Чаринг-кросс, ожидая, кто пригласит (фактически найдет) его первым — Черчилль или Асквит. Служба сыска на Даунинг-стрит оказалась эффективнее. Продолжая играть роль обиженного, адмирал подтвердил премьер-министру, что больше не может работать с Черчиллем. Асквит попытался помирить двух примадонн. Черчилль в свою очередь передал Фишеру примирительное письмо, но безрезультатно. От личной встречи со своим руководителем адмирал отказался. Получив поддержку со стороны других членов Совета Адмиралтейства, Черчилль решил назначить своим первым заместителем адмирала Уилсона, который после начала войны работал в ведомстве в должности советника. Но эти планы не будут воплощены в жизнь. Тори воспользовались ситуацией и перешли в масштабное наступление, обвинив правительство в неспособности управлять войной. Пытаясь удержать ускользающую из рук власть, Асквит решил сформировать коалиционное правительство и допустить консерваторов в Военный совет. Лидеры тори согласились на такой расклад, поставив одно условие — Черчилль должен покинуть Адмиралтейство. Наш герой сначала воспринял эту новость в штыки, заявив, что «не согласится ни на какой пост, кроме как в военном ведомстве». Затем его стиль общения с премьер-министром сменился с категоричного на заискивающий: «С вашей стороны было бы очень любезно пригласить меня сегодня». Пока, наконец, не превратился — в просящий: «Я согласен на любую должность, самую незначительную, если угодно, которую вы мне предложите».

Пока Черчилль боролся за свое будущее, произошли два события, скрасившие его темные будни в этот период. Сначала адмирал Артур Уилсон, которого он уволил в 1911-м и вернул в 1914-м, заявил, что согласен служить первым морским лордом только под началом Уинстона Черчилля. «Это величайший комплимент, который мне когда-либо оказывали», — заявил политик. Затем Клементина совершила поступок, который никогда не делала прежде и не будет совершать впредь. Она написала Асквиту эмоциональное письмо, в котором заявила, что, избавляясь от Черчилля, он демонстрирует слабость и причиняет стране вред. «В ваших глазах и в глазах тех, с кем он работает, у Уинстона, возможно, есть недостатки, но у него есть важные качества, которыми, я осмелюсь сказать, обладают немного членов вашего предыдущего и будущего кабинетов министров, — энергия, воображение, убойное стремление воевать с Германией», — заявила она. Асквит охарактеризовал это послание как «маниакальное» и был не прав. Несмотря на все недостатки Черчилля, проявившиеся во время планирования и реализации Дарданелльской кампании, он был нужен стране и своим настроем, упорством и военным стилем мышления мог принести на руководящем посту огромную пользу. Но Асквит, который больше заботился о своей карьере, решил иначе. Он оставил Черчилля в Военном совете, который был переименован в Дарданелльский комитет, но дал ему унизительную синекуру — канцлерство герцогства Ланкастерского. Единственной обязанностью бывшего первого лорда стало назначение магистратов в графстве Ланкашир. Новым главой Адмиралтейства был назначен Артур Бальфур[134].

Фактически активного и деятельного политика отправили на периферию, лишив задач, статуса и полномочий. Оказаться не у дел посреди мировой войны стало для Черчилля тяжелейшим испытанием. «Противно наблюдать за бездеятельностью и глупостью, все понимая и не имея возможности ничего сделать», — писал он одному из друзей. Сам он не верил в свое будущее. «Со мной покончено», — заявил он владельцу News of the World Джорджу Ридделлу (1865–1934). Спустя годы Клементина призналась официальному биографу своего супруга, она думала, что «Уинстон умрет от горя». С легкой руки лечащего врача Черчилля Чарлза Уилсона 1-го барона Морана (1882–1977) в исторической литературе стала преобладать точка зрения о наличии у британского политика тяжелого депрессивного эпизода и биполярного расстройства — маниакально-депрессивного психоза. Историки быстро обнаружили, что депрессия, или как ее обычно называл сам Черчилль — «черный пес», была частым гостем в его роду — пять из первых семи герцогов Мальборо были подвержены резким перепадам настроения и страдали «меланхолией». В XXI веке случаем Черчилля занялись п