Д. М.] не обещали», — парировал генерал, считавший, что у Британии хватит сил на войну только в одном регионе и этим регионом должно остаться Средиземноморье. Приоритет этого региона для Брука был связан с тем, что контроль в Средиземноморье позволял снизить объем поставок через мыс Доброй Надежды, сократить линии коммуникаций и высвободить дополнительные суда с последующим увеличением за их счет поставок на Остров.
Бруку не пришлось усердствовать в переубеждении премьер-министра. Союзники не смогли захватить Тунис в декабре 1942 года до начала периода зимних дождей. Операция «Факел» перешла на следующий год со всеми вытекающими отсюда последствиями в ограничении использования человеческих и материально-технических ресурсов на других театрах военных действий. Причин неудачи было несколько. Свою лепту внесли французы, позволившие немцам в ноябре 1942 года использовать аэродромы Туниса. Свою лепту внес Гитлер, приняв неожиданное решение усилить группировку своих войск в Северной Африке. «Никто не мог предвидеть в то время, что Гитлер приложит такие огромные усилия, чтобы укрепиться на Тунисском мысе», — констатировал Черчилль, который, хотя и считал, что в Берлине совершили «серьезную стратегическую ошибку», был вынужден действовать в новой реальности. Свою лепту внесли и американцы, которые не решились укреплять свои силы через Гибралтар, опасаясь, что Гитлер займет Испанию и станет использовать Иберийский полуостров для авианалетов на десантируемые войска. Необстрелянные американские солдаты показали себя не самым лучшим образом, значительно уступая противнику. Даже король Георг VI отмечал, что само упоминание американских военных «звучит пораженчески»; возникает ощущение, что британцы «провели все бои самостоятельно». Черчилль привел письмо короля в мемуарах, однако упомянутые замечания подверг купюре, как, впрочем, и собственные заявления из ответного послания Его Величеству: «Противник совершит огромную ошибку, если сочтет, что все наши войска в этом регионе настолько же незрелы, как наши друзья из Соединенных Штатов»[381].
Черчилль считал, что операция «Факел» должна стать «трамплином, а не диваном». Но трамплином куда? Через день после начала операции, выступая на традиционном обеде у лорд-мэра в Мэншн-Хаусе, британский премьер произнес ставшие впоследствии знаменитыми слова: «Я стал первым министром короля не для того, чтобы председательствовать при ликвидации Британской империи». Удовлетворение имперских интересов оставалось первоочередной целью британского политика. Причем империи в том виде, в каком он ее понимал. Не с заботой об Австралии и Новой Зеландии, а с сохранением Суэца и контроля за Средиземноморьем. Для этого Черчилль считал необходимым нанести следующий удар по Италии. Но этот подход требовал согласия американцев, с которыми отныне Британия двигалась в унисон. У Черчилля и Рузвельта было разное понимание империи. В то время как британский политик считал, что «британцам удалось совместить империю и свободу», для американского президента эти понятия были антонимами. В начале 1943 года пришло время двум лидерам англоязычного мира вновь встретиться и обсудить дальнейшие планы и средства их достижения[382].
Местом проведения новой конференции (кодовое название «Символ» — Symbol) стал освобожденный порт Касабланка в Марокко. На повестке дня было рассмотрение различных стратегических инициатив. Джордж Маршалл предлагал сосредоточиться на увеличении численности союзных войск на Туманном Альбионе — операция «Болеро» (Bolero) — для последующей высадки усиленного контингента войск на побережье Северной Франции: операция «Сбор» (Roundup), преемница операции «Кузнечный молот». Главком Флота США адмирал Эрнест Кинг (1878–1956) считал, что основные ресурсы следует переводить в Тихоокеанский регион. Сторонники ведения войны на Дальнем Востоке считали разгром Японии приоритетной задачей и в качестве срочной меры настаивали на деблокировании Бирманской дороги с последующим оказанием помощи войскам Чан Кайши — операция «Анаким» (Anakim). В то время как Маршалл хотел нанести главный удар по Германии, а Кинг — по Японии, Черчилль стремился как можно скорее вывести из игры Италию. Для чего предлагалось осуществить вторжение в Сицилию — операция «Эскимос» (Husky). В итоге в решения конференции попали все эти планы, превратив их, как выразился американский историк Самюэль Элиот Морисон (1887–1976), в «стратегическое меню, которое союзники просто не смогли переварить»[383].
После завершения конференции для Черчилля было важно не допустить, чтобы его план оттеснили другие инициативы. И он смог настоять на своем, сфокусировав внимание Рузвельта на подготовке к «Эскимосу». Для британского премьера Касабланка стала зенитом его дипломатического влияния в годы Второй мировой. После разгрома в Сталинградской битве 6-й немецкой армии генерал-фельдмаршала Фридриха Паулюса (1890–1957) и вступления в войну США появились другие лидеры, за которыми стояли другая мощь и другие возможности. Неблагоприятно складывающиеся для нашего героя долговременные тенденции накладывались на неблагожелательные изменения текущих реалий. После возвращения из Северной Африки 7 февраля Черчилль почувствовал себя плохо. 16-го числа у него констатировали воспаление легких. Новости из Туниса, которые могли придать бодрости и способствовать выздоровлению, лишь усугубляли и без того тяжелое состояние премьер-министра.
Политик поправится, но понадобятся еще два с половиной месяца, прежде чем англо-американские войска одержат в Северной Африке победу. Как с пафосом заметил впоследствии наш герой: «Один континент освобожден». 10 мая исполнилось три года с тех пор, как он возглавил правительство. Оставалось решить еще множество проблем и преодолеть огромное количество препятствий, но в целом ситуация выглядела более стабильной, чем год назад. По случаю одержанной на юге победы Черчилль распорядился, чтобы по всей Англии звонили церковные колокола. За месяц до этого в парламенте обсуждался вопрос разрешить церквям созывать прихожан на службу звоном колоколов: еще летом 1940 года колокольный перезвон был запрещен и должен был использоваться исключительно с целью оповещения населения о начавшемся вторжении. Когда один из депутатов спросил премьер-министра, какая система оповещения будет использоваться, если не колокола, Черчилль со свойственным ему остроумием ответил: «Что касается меня, то я не могу отделаться от мысли, что известие о таком серьезном событии, как вторжение, обязательно просочится наружу»[384].
Отсроченная победа в Тунисе привела к задержке «Эскимоса». Изначально высадку в Сицилии планировалось провести 30 августа, для чего американцы должны были выполнить свои обязательства и обеспечить готовность своих войск к 30 июля. В ходе обсуждений срок начала операции был перенесен на 1 августа. Этот срок не устроил Черчилля, возмущенного задержкой и бездействием. Еще на конференции в Касабланке он настоял, чтобы к официальному докладу Объединенного комитета начальников штабов было добавлено поручение «в течение ближайших трех недель приложить серьезные усилия с целью добиться проведения операции в период благоприятной фазы Луны уже в июне». По возвращении с конференции Черчилль взял на контроль исполнение этого поручения. Первые проработки Комитетом начальников штабов дали обнадеживающие результаты, и 10 февраля генерал Исмей представил премьер-министру доклад о возможности осуществления его замыслов по сокращению сроков подготовки наступательной операции. Предложения британских штабистов не встретили поддержки у командования на местах. В своем донесении Объединенному комитету начальников штабов от 11 февраля генерал Эйзенхауэр оценил надежды англичан на своевременную подготовку своих войск как слишком оптимистичные. В качестве аргумента он сослался на продолжающуюся кампанию в Северной Африке. По его расчетам, после освобождения Туниса потребуются не меньше десяти недель на передислокацию ВВС союзников и еще четыре недели на обеспечение господства в воздухе. С учетом этих факторов, а также принимая во внимание «нехватку времени на обучение войск и их подготовку», Эйзенхауэр заключал, что «начало операции в июне вряд ли приведет к успеху».
Черчиллю в очередной раз пришлось бороться с экспертным мнением военных, на этот раз американских. Они считали, что опыт высадки в Северной Африке указывает на наличие серьезных проблем в управлении войсками. Например, на участках высадки американских частей было потеряно 34 % всех десантных средств, главным образом из-за допущенных ошибок. Эйзенхауэр опасался, что повторение подобных оплошностей приведет к трагическим последствиям, поэтому не следует скупиться на подготовку солдат. Об этом он прямо сказал Черчиллю в своем послании от 17 февраля, увязав дату начала операции с «наличием времени для обучения и подготовки различных соединений и частей».
В своем стремлении начать операцию как можно раньше Черчилль руководствовался геополитическими факторами, считая, что любые задержки негативно скажутся на отношениях с восточным союзником, который в этот момент в одиночку крушил монолит Третьего рейха. «Мы выставим себя на посмешище, если ни весной, ни в начале лета ни один английский или американский солдат не выстрелит в немецкого или итальянского солдата», — заявил Черчилль начальникам штабов. Также свои «глубокие волнения» относительно «ужасного перерыва в разгаре самого удобного для боевых действий сезона, когда мы не будем делать совершенно ничего», он довел до Рузвельта и его ближайшего помощника Гарри Гопкинса (1890–1946). В частности, в письме Гопкинсу он писал, что «мы заслужим серьезные упреки со стороны русских, если, принимая во внимание слишком мелкие масштабы наших нынешних действий, добавим к этому еще и столь большие отсрочки». Зачем понадобилась Североафриканская кампания, сокрушался британский премьер, «если мы так легко поддались на страхи профессиональных военных?». Параллельно на генерала Эйзенхауэра было оказано давление по линии Объединенного комитета начальников штабов. В частности, в дирек