Macmillan. Одновременно у политика были договоренности написать после войны книгу об истории Европы с момента Октябрьской социалистической революции для издательства Harrap & Co. Ltd. С Макмилланами все оказалось просто. Играя на политических амбициях одного из управляющих издательства — Гарольда Макмиллана, Черчилль без проблем добился расторжения договора в одностороннем порядке. Вальтер Харрап (1894–1967), напротив, не желая упускать знаменитого автора, решил побороться за свои права. Но и его сопротивление было недолгим. После нескольких нелицеприятных фраз Черчилля в его адрес он ретировался, заметив, что «с нашей стороны было бы некрасиво, вне зависимости от того, правы мы или нет, судиться с человеком, которому каждый из нас стольким обязан». Для издания нового произведения на территории Британии и Содружества наций Черчилль выбрал Cassell & Co. Ltd. Относительно публикации в США, не желая делиться своими гонорарами с литературными агентами, Черчилль обратился для проведения переговоров с американскими издателями к Камроузу и Эмери Ривзу. В результате пятинедельных консультаций им удалось договориться с владельцем Life Генри Люсом (1898–1967) о продаже прав на публикацию фрагментов нового произведения в американских газетах за 1,15 млн долларов, а также на книжный формат с издательством Houghton Mifflin Co. за 250 тыс. долларов. Учитывая договоры в Британии и Содружестве наций, принесшие автору 2,23 млн долларов, а также многочисленные переиздания и переводы, новый труд позволил нашему герою больше не думать о деньгах. «У меня такое ощущение, что я не книгу пишу, а делаю себе состояние», — заметит он в конце 1940-х и будет полностью прав[441].
Успешно преодолев основные препятствия и обеспечив благоприятные финансовые условия, Черчиллю теперь предстояло реализовать задуманное. Планировалось, что произведение будет состоять из пяти томов и основываться на аутентичных документах. При этом авторство большинства из них будет принадлежать нашему герою. Последнее обстоятельство было вызвано не только желанием сконцентрироваться на собственных поступках и изложении собственных взглядов, но и на трудностях в получении согласований у третьих лиц. Черчилль признавал, что эти документы, написанные «под влиянием событий и на основе сведений, которые имелись лишь в тот момент», являются «во многих отношениях несовершенными». Но в этом несовершенстве заключались их основная сила и притягательность с изображением реальных событий во всей их противоречивости и непредсказуемости. Черчилль считал, что подлинные документы представляют «более достоверную летопись и создают более полное впечатление о происходившем и о том, каким оно представлялось нам в то время», чем любой отчет, который мог быть написан, когда «ход событий уже всем известен». Одновременно с правдой жизни используемые Черчиллем документы были неизвестны широкой публике, что повышало эксклюзивность произведения. Не исключено, что, подробно фиксируя в письменном виде свою деятельность в годы войны, Черчилль изначально готовился к написанию мемуаров. В пользу этого говорит его указание секретарям подбирать в конце каждого месяца всю корреспонденцию, а также комментарии коллег. Также обращает на себя внимание избыток его письменной корреспонденции. Тот же Чемберлен недоумевал, зачем его коллега направляет ему объемные письма, когда «мы и так видимся каждый день на заседаниях военного кабинета», если только они не «предназначены для книги, которую Уинстон напишет в дальнейшем»[442].
По сути, Черчилль обратился к практике, которую успешно апробировал еще четверть века назад при написании «Мирового кризиса». Также, опираясь на предыдущий опыт, в том числе на «Мальборо», он решил привлечь к написанию текста творческий коллектив помощников и исследователей. Собранная Черчиллем команда станет известна как «Синдикат». Планировалось, что первая скрипка в ней будет принадлежать Уильяму Дикину. Однако его активная педагогическая деятельность и руководство колледжем Святого Антония в Оксфорде оставляли немного времени на литературный проект. Хотя роль Дикина все равно будет значительна. Большой пласт исследовательской работы лег на плечи генерал-лейтенанта Генри Паунэлла, возглавлявшего в годы войны различные штабы. С Черчиллем Паунэлла познакомил Гастингс Исмей, который также активно помогал в работе над новым произведением. Еще одним членом «Синдиката», отвечавшим за освещение военно-морской тематики, стал коммодор Гордон Аллен (1891–1980). Для систематизации архива был нанят барристер Денис Келли (1916–1990). «Тебе, мой мальчик, поручается создать вселенную из хаоса», — объяснил ему Черчилль, показывая свой архив, в котором многочисленные папки и свыше семидесяти черных жестяных коробок перемежались с подарками и сувенирами[443]. Из последних Келли обратил внимание на американский пистолет-пулемет и самурайский меч ручной работы. Со временем функции Келли расширятся и он возьмет на себя проверку фактов, поиск противоречий и устранение неточностей. Помимо членов «Синдиката» Черчиллю также активно помогали многие коллеги — военные, политики, дипломаты — которые делились своими воспоминаниями и записями, а также читали и проверяли готовые куски. Особняком стоит имя Нормана Брука, который проштудировал текст несколько раз, строго следя, чтобы ни один эпизод, факт, оценка, высказывание или мнение, которые могли навредить стране, не появились в окончательной редакции.
Несмотря на обилие людей, приложивших руку к созданию нового произведения, основная роль принадлежала все-таки Черчиллю. Да, он делегировал исследовательскую работу своей команде, обильно снабжал повествование документами и официальными бумагами, не брезговал включать тексты помощников, но на протяжении всего процесса работы над книгой он продолжал оставаться единственным ее автором, определяя содержание книги, смысл и трактовку описываемых событий, приводимые факты и используемые документы. Непосредственное участие Черчилля состояло в обсуждении с командой общей концепции, определении состава необходимых данных и цитируемых документов, диктовки фрагментов-связок и личных воспоминаний, а также редакции набросков, подготовленных членами «Синдиката» или другими привлеченными лицами. В среднем текст рукописи выдерживал от 6 до 12 редакций, прежде чем отправлялся издателям. На этом работа не заканчивалась. Сродни Бальзаку, Черчилль любил вносить правки в уже готовый текст, постоянно что-то добавляя, уточняя или переписывая, чем, разумеется, вызывал раздражение у сотрудников типографий и издателей.
Непосредственная работа началась до решения вопроса с правами. В мае 1946 года Черчилль приступил к диктовке текста о событиях, приведших к началу войны. Первоначально планировалось, что первый том будет включать в себя описание 20 межвоенных лет, 8,5 месяца «странной войны», а также событий до конца 1940 года. В процессе работы материала подготовили так много, что первый том в окончательной редакции смог вместить только два вышеперечисленных периода. Рассмотрение решающих в карьере Черчилля восьми месяцев с мая по декабрь 1940 года — «звездный час» нашего героя — также увеличилось в объеме до полноценного (второго) тома. Указанные изменения оказались существенными, приведя в дальнейшем не только к появлению шестого тома, но и разбалансировке всего произведения со смещением центра тяжести на первую часть. Из других неприятных сюрпризов, которые поджидали издателей, стало разочарование в качестве текста с преобладанием пространного цитирования официальных бумаг и отсутствием знаменитых авторских рассуждений и аналитики. Эта же особенность распространилась и на остальные тома. Благодаря серьезным переработкам и вынесению большинства документов в приложения текст стал более читабельным и интересным, хотя уровня изложения «Мирового кризиса», не говоря уже о «Мальборо», он так и не достиг. Ради справедливости нужно признать, что по своей значимости новое произведение отличалось от предыдущих. Слишком велик был круг заинтересованных сторон, а также влияние на восприятие описываемых событий, чтобы приносить содержание в угоду форме. Фактически речь шла о первом шаге на пути создания официальной истории участия Великобритании во Второй мировой войне.
Помимо качества немало беспокойных минут издателям доставил рваный темп работы. Автор был слишком занят на других фронтах, чтобы полностью посвятить себя творчеству. Для создания комфортных условий и изоляции от других насущных вопросов издатели были вынуждены оплачивать Черчиллю творческие каникулы, которые он предпочитал проводить в Марракеше, на юге Франции, в Италии или на Мадейре. Для большинства британцев подобные поездки в теплые края были на тот момент недосягаемой роскошью. Но Черчилля это не смущало. Привыкший всегда получать по максимуму, он не стеснялся требовать удовлетворения своих запросов относительно высокого качества еды и напитков, наличия персонального автомобиля с шофером, размещения сопровождавших его помощников, секретарей, родственников и телохранителя, предоставления обязательной студии для занятия живописью и даже, при необходимости, перепланировки номеров. Но даже обеспечение шахского комфорта не гарантировало результат. У Черчилля стала появляться леность, и вместо работы над книгой он нередко предпочитал проводить время в беседах или за мольбертом. Поэтому в периоды творческих каникул его приходилось нередко побуждать к работе над книгой.
Первый том мемуаров — «Надвигающаяся буря» — вышел в США в июне 1948 года, а спустя четыре месяца — в Британии и доминионах. Описывая события с 1919 по 1939 год, Черчилль коснулся актуальных на момент публикации книги вопросов — как стало возможно возникновение нового мирового конфликта и что нужно было сделать для сохранения мира. Отвечая на эти вопросы, автор демонстрировал жесткую причинно-следственную связь между двумя мировыми войнами и воспринимал период с 1914 по 1945 год как единую Тридцатилетнюю войну. По его мнению, начало войны в 1939 году стало результатом ошибок, допущенных триумфаторами в 1919-м — «если бы не это безрассудство победителей, не было бы ни соблазна, ни возможностей для преступлений». Одним 1919 годом ошибки не ограничились. Называя Второму мировую «ненужной войной», Черчилль показывал, что ее легко можно было предотвратить, но из-за «неблагоразумия, легкомыслия и добродушия» англоязычных народов этого не произошло. Черчилль обратился к приему упрощения. Он оставил за рамками рассмотрения свои собственные