— Это трудно объяснить, — смутился герцог. — Тебе еще многому следует учиться. Как будешь это делать старательно, то когда-то поймешь. Возможно.
— Не будет ли слишком дерзко, если я скажу, что уже понимаю? Ирландцы — о, как их боится моя няня, вы бы знали! — хотят свободы. Для них вы — не вы, не мой дедушка. Вы вице-король, представитель королевы Виктории. Королева — тоже хорошая и добрая, но им все равно. Им все равно, какие мы люди, потому что им важно, кем мы являемся. И королева, и вы, ее представитель, и я, ваш внук — мы англичане. Ирландцам этого достаточно, чтобы хотеть нас убить.
— Очень хорошо сказано, мой мальчик! Ты тонко замечаешь суть явлений. Очень важно видеть суть, отбрасывая шелуху слов… Это полезно, кем бы ты ни стал. А что еще ты запомнил?
— Как мы ездили к дяде… К дяде… Там еще башня была, белая. Ее подрывал Оливер Кромвель. Как я понял, этот человек был против короля. Поэтому Кромвель всегда что-то взрывал. Особенно любил башни. А потом сам чуть не стал королем.
— Странно: имя своего дядюшки, лорда Порталингтона, ты забыл, а лорда-протектора Оливера Кромвеля — знаешь. Видимо, чтобы ты кого-то запомнил, нужно, чтобы он устроил какой-нибудь взрыв, — хмыкнул герцог. — Еще что-то?
— Как вы открывали памятник! — звонко воскликнул малыш. — Это было торжественно.
— Да неужели? Тебе было три года! А помнишь ли ты, Уинстон, чей был этот памятник? — поинтересовался герцог.
— Ге-ге-ге… Генералу Грофу… Кажется, — Уинстон покраснел и начал заикаться — он всегда заикался, когда волновался.
— Лорду Гофу! — поправил старик. — Важно помнить выдающиеся имена и правильно их называть! История — наука точная, и ошибки в ней временами стоят дороже математических просчетов, мой мальчик.
— Да, простите. Зато я помню часть вашей речи!
Придав лицу отстраненное выражение, будто глядя сквозь дуб, у которого они остановились, четырехлетний мальчик стал произносить длинные пафосные предложения. Это был отрывок выступления деда, который Уинстон слышал раз в жизни!
Герцог Мальборо не считал беседы с детьми достойным занятием. Он любил назидательно повторять поговорку викторианских времен: «Детей должно быть видно, но не слышно». Он и с Уинстоном заговорил только потому, что его сын и секретарь, отец малыша Рэндольф Черчилль назвал своего первенца «трудным ребенком». Герцог решил составить личное мнение об одном из своих внуков.
Не сказать, что в то утро его слишком волновал или интересовал Уинстон. В конце концов, имени и наследства герцогов Мальборо этому мальчику не видать — кроме Рэндольфа герцог имел старших сыновей. Вот потомок первого из них, кузен Уинстона, действительно требует особого внимания.
Но прогуливаясь возле пруда и разговаривая с четырехлетним внуком, герцог и вице-король Ирландии сам поразился своей внезапной вовлеченности. Ему было и смешно, и странно, и приятно, что четырехлетний внук почти дословно воспроизводит сложную речь. Речь, которую написал он, взрослый опытный человек, а потом учил ее почти неделю.
«Надо сказать Рэндольфу, что пора нанимать учителя этому мальчишке. Хватит общаться с няньками. Пусть учится читать. Кстати! Кузен отправляет своего сына летом в школу, освобождается гувернантка. Стоит об этом поговорить. Не забыть!» — думал дед.
Черты его строгого властного лица смягчились: то ли от солнца, выглянувшего из-за туч едва ли не впервые за эту весну, то ли от того, как мальчишка взмахнул палкой, будто шпагой.
«…И победным залпом разметав лавы своих врагов» — торжествующе закончил цитату Уинстон. — Затем конница стянула полотно на веревках. И я увидел памятник. И снова раздался громоподобный звук.
— Что, и памятник тоже взорвали? — спросил дед внука, пряча улыбку в пышных усах.
— Нет, памятник никто не взрывал! Это стреляли пушки! Думаю, это и называется «залп».
— Прекрасно, прекрасно! Как тебе удалось все это запомнить? — спросил дед внука.
— Не знаю, — пожал плечами Уинстон. — Но с тех пор я все время играю в открытие памятника со своими солдатиками. Надо же мне что-то при этом говорить! И я говорю то, что слышал.
— Тогда понятно. Может, ты хочешь стать военным? Офицером или даже генералом? Ездой на ослике ты овладел: даже успел с него упасть и разбить голову. Пора учиться гарцевать на лошади — что скажешь?
— Я хочу командовать… И решил быть очень умным и очень храбрым! Я хочу стать как вы, сэр! Если, конечно, у меня получится, — ответил Уинстон и покраснел.
Говорят, если мечты не озвучивать, они так и останутся невоплощенными мечтами. Возможно, именно здесь, в Ирландии, четырехлетний мальчик впервые осознал и признал, чем он хотел бы заниматься.
Но ни он, ни старый герцог не могли себе представить, что слава этого малыша с пухлыми губами превзойдет славу не только деда, но и всех предков, чей титул Уинстон так никогда и не унаследует. Даже славу первого герцога Мальборо, который служил пяти монархам, полководца времен Славной революции, которого когда-то назвали «фактическим первым премьер-министром Великобритании». Но вскоре (ведь для истории 60 лет — это вскоре!) его потомок, этот мальчишка, который обожал грохот взрывов и своих солдатиков, станет наиболее знаменитым премьером этой страны. И произойдет это во времена самой кровавой мировой бойни.
1. Кем был дед Уинстона Черчилля (титул, род, должность)?
2. Как звали королеву, правившую Великобританией в то время?
3. Почему в Ирландии было так опасно?
Раздел третий«Школа не имеет отношения к образованию; это институт контроля, где детям прививают навыки сосуществования»
— Няня, я б-боюсь, — чтобы произнести эту фразу, мальчику пришлось пальцем расклеивать пересохшие губы.
— Тебе почти восемь, Уинстон! В этом возрасте все дети твоего круга отправляются в школу, — ответила Элизабет Энн и нежно прижала к себе кудрявую голову воспитанника.
— Да, я знаю… «Школьные годы — самые счастливые в жизни», так все говорят. И мои старшие кузены уверяли, что уже не могут дождаться конца каникул — так хотят вернуться в школу, — сказал мальчик.
— Что же тебя тревожит? Ты просто не хочешь оставлять маму, папу, брата Джека и меня? — няня гладила его белокурую голову, перебирая пальцами волосы.
— Няня, я им не доверяю! — воскликнул мальчик.
— Кому? — удивилась Элизабет Энн.
— Моим кузенам. Они говорят, что им все нравится, когда их слышат взрослые. Или когда они хвалятся своей школой друг перед другом. Но я… я расспросил каждого из них отдельно.
— Даже так! И что же? — няня оценила сообразительность своего воспитанника.
— Все признались, что дома им нравится больше. Один сказал, что в школе очень холодно. Утром ему приходится вставать и дрожащими руками скалывать лед в кувшине, чтобы умыться! Он неоднократно болел, но болезнь ему была в радость, потому что у него был жар, и он хотя бы не мерз! Второй кузен рассказывал, что в их школе очень плохо кормят. Утром овсяная каша, днем суп, вечером только молоко с хлебом. А я не могу без домашних булочек! — из глаз Уинстона брызнули слезы.
— Дорогой мой, если бы у меня был выбор… — вздохнула няня, но мгновенно осеклась. — Все мальчики из семьи Черчилль учатся в таких школах. Без этого не видеть тебе Итонского колледжа, как собственных ушей.
— Няня, мне не нужен Итон! Я хочу быть простым генералом, а не ученым. И не политиком, как отец! — воскликнул Уинстон.
— Во-первых, чтобы стать генералом, тоже нужно образование. Во-вторых, со временем твое мнение может измениться. Это почти со всеми происходит!
— Няня, а вы что, не всегда хотели быть моей няней?!
Мальчик так искренне удивился, что даже прекратил рыдать.
— Когда я была девочкой — я еще не знала тебя. Я даже не была знакома с Эллой, ребенком, чьей няней я была раньше — в Кенте, помнишь, я рассказывала?
— А кем вы тогда хотели стать? В вашем детстве? — спросил Уинстон, еще раз всхлипнув.
— Ты не поверишь! Я хотела стать матросом на корабле, как мой отец. Но потом выяснилось, что девочек в королевский флот не берут. Пришлось придумывать что-то другое — так я стала няней. Мальчикам, конечно, легче. Но у них есть другие ограничения — возможности семьи, например. Тебе повезло — у твоей семьи они широкие. Но чтобы ты в самом деле мог выбирать — надо учиться! — строго сказала Элизабет Энн.
— Но я же уже прочитал книгу «Чтение без слез», которую вы мне дали! И гувернантка меня учит и учит! Особенно она любит мучить меня задачами по математике — ей никогда не нравится мой ответ, которую цифру я бы не назвал! В школе будет еще хуже — там придется учиться и жить среди совсем чужих людей!
Мальчик все еще надеялся, что ему удастся как-то уговорить взрослых — избежать школы или хотя бы отсрочить разлуку.
— Послушай, Уинстон! Сент-Джордж — очень хорошая школа. Возможно, самая престижная в Англии! Ты же не только уроками будешь заниматься. Там будут различные экскурсии, появятся новые друзья! Я слышала, в школе есть бассейн! Ты же любишь купаться, не так ли? — мальчик кивнул, а няня дальше перечисляла преимущества школы: — Там есть поля для футбола и крикета. Есть даже электрическое освещение, представляешь? Не плачь! Через семь недель или даже раньше мы снова увидимся.
Элизабет Энн говорила, не слишком веря в собственные слова о преимуществах учебного заведения. Но разве кто-то спрашивал ее мнения? Или кого-нибудь интересовали чувства маленького Уинстона? Или кто-то слушал его мать, красавицу леди Черчилль? Все выполняли волю отца, однако даже он не решал, отпускать ли мальчика. Он выбирал только название школы. Принципиальное решение диктовало общество, его традиции, положение семьи.
— Хорошо, я поеду. И не буду плакать. Но двое моих кузенов говорили, что в их школах мальчиков секут, — всхлипнул Уинстон. — Я не знаю, правда это или нет. Может, они меня хотели напугать… Или смеялись. Но я очень этого боюсь, няня!