— Именно! Уинстон сказал, что в этом разговоре отец ему запретил стрелять куропаток во дворе. Поэтому мы решили играть в догонялки. Уинстон побежал на мост, и тут мы с Робертом с обеих сторон… — Джек жестами пытался показать расстановку сил.
— Господи! Неужели вы не видели, что он творит? — спросила мать, сбегая по деревянной лестнице в десятиметровый обрыв.
— Все произошло так быстро! Он перемахнул через перила! Мы кричали, чтобы он не прыгал! Даже обещали, что уйдем, что он уже выиграл. Но он все равно прыгнул… Вот они, вот! — Джек показывал направо.
— Ро-о-бе-ерт! Уинстон жив? — крикнула леди Черчилль.
— Жив, тетушка! Я послушал — дышит. Только не разговаривает и кровь везде. Штаны, куртка, трава, — комментировал Роберт, пытаясь подготовить мать к страшному зрелищу.
Но она уже летела к месту, где лежало неподвижное тело в изодранной одежде — ее сын. Правая нога Уинстона неестественно вывернулась, а лицо — было все в крови.
— Его нельзя трогать. Нам на занятиях говорили. Вы можете его поломать еще больше, станет только хуже! — воскликнул Роберт.
— Ты прав! Джек! Беги за носилками! И полотенцами! Пусть придет несколько человек — придется нести осторожно и поднимать по лестнице.
Леди Черчилль старалась мыслить быстро и четко, но ее трясло. Когда Джек понесся наверх, она закрыла лицо руками.
— Может, я приведу доктора? Он живет по ту сторону моста, недалеко отсюда. Я хотел сразу сбегать, но боялся оставить Уинстона самого, — предложил находчивый Роберт.
— Да, мой мальчик! И как можно быстрее! — не успела леди Черчилль договорить, как ее племянник уже взбирался по лестнице.
— Через полчаса я приведу врача, — крикнул он уже с моста. — Только бы он не ушел к пациенту!
Сельский врач успел вовремя. Он объяснил, как транспортировать человека с многочисленными травмами. Уже в доме, когда на Уинстоне разрезали всю одежду, врач установил диагноз: переломы конечностей и ребер, разрывы связок, травма головы. К вечеру прибыл его более опытный коллега, вызванный из ближайшего военного госпиталя. Он уточнил: у старшего сына лорда Черчилля разорвана почка.
Затем приехали «светила» хирургии из Лондона — родители не считались с расходами. В одной из комнат поместья даже оборудовали операционную, чтобы никуда не перевозить этот «обломок кораблекрушения», как назвал Уинстона его отец.
После трех недель между жизнью и смертью, пережив несколько операций и тяжелую лихорадку, наш герой стал понемногу приходить в себя.
Сначала он ничего не понимал и не помнил. Когда память вернулась, Уинстон рассказал, что прыгая с десятиметровой высоты, он рассчитывал на сосны, растущие в обрыве.
«Их верхушки почти касались моста, и я подумал — ничего особенного… Всего три этажа…» — объяснял он. Матери при этом всякий раз делалось дурно, а отец задумчиво смотрел на него. «Прав герцог, прав… Хоть он и сумасшедший, но судьба его бережет. Вопрос: для чего», — бормотал лорд Рэндольф.
Удивительно, но именно благодаря этому несчастью в жизни Уинстона произошли две важные перемены.
Во-первых, вынужденно прикованный к постели, он наконец взялся за «невозможную» математику. Простые и десятичные дроби, квадратные и дифференциальные уравнения, теория коэффициентов, синусы, косинусы и тангенсы, которые он так и не смог одолеть за несколько лет в школе, вдруг покорились ему за полгода.
На августовском экзамене в Сандхерсте, который он сдавал уже третий раз, юному Черчиллю наконец повезло. Ему попалась сложная задача, которую Уинстон решал буквально накануне. Если раньше из 2500 возможных баллов по математике он едва набирал несколько сотен, то на сей раз — получил 2000. Как тут было не поверить в счастливую звезду?
Во-вторых, сын лорда Черчилля, как только врачи разрешили перевезти его в Лондон, стал посещать дебаты в парламенте. Сначала на костылях, потом с палкой, затем прихрамывая, он наблюдал, как делается британская политика, изучал ее «кухню». При содействии отца, который разумно счел, что общение с лучшими умами своего времени предпочтительнее прыжков с десятиметровой высоты, Уинстон завязал полезные контакты. Он познакомился с людьми, бывавшими у них дома, с теми, к кому ездил отец, с кем он встречался на тех или иных мероприятиях.
В последние два года жизни лорд Рэндольф, сам того не осознавая из-за стремительного прогресса тяжелой болезни, дал сыну больше, чем за предыдущие восемнадцать лет. Никто не заметил, что этот искалеченный сумасшедший мальчишка не только слушал, разинув рот, все эти дипломатические small talks — короткие беседы. Он рассуждал и делал выводы.
1. Какая наука не давалась Черчиллю? Почему ему было так трудно ее освоить?
2. Какая особенность характера заставила Уинстона совершить прыжок с моста? Это позитивная или негативная черта?
3. В чем суть конфликта, возникшего у отца Черчилля во время его работы в правительстве? Чью реакцию вы считаете верной: юного героя или его отца?
Раздел шестой«Зачем смерть прошла на волосок от меня, как не для того, чтобы я совершил что-то стоящее?»
— Папа! Папа!
Мальчишка орал так, что фермер Джон, доивший козу, подскочил с треноги. Он зацепил ногой ведро и ударился мизинцем. Молоко слегка хлюпнуло на штаны и ботинки, однако Джон успел поймать ведро.
— Вот, ч… — почти чертыхнулся он, но сдержался, заметив в дверях сарая рыжую голову и растаращенные голубые глаза сына.
— Чего ты вопишь? Забыл, что на этой земле любой шум, созданный англичанами, вызывает проблемы? — возмутился отец.
— Папа! У нас в погребе кто-то сидит! — десятилетний Джим пытался говорить тихо, но выходило не очень.
Фермер понял, что мальчишка не шутит — он действительно напуган. Только сейчас он заметил, что одна нога сына была босой.
— А что ты забыл в погребе? — строго спросил отец.
— Вообще я хотел… За вареньем я туда полез! Но лучше бы я этого не делал! — раскаяние сына звучало неподдельно.
— Бог всегда наказывает за непослушание! Будет тебе наука, — буркнул Джон.
— Я знаю… Полез без свечи, чтобы меня не заметили. А когда спускался, то в темноте наступил на что-то мягкое! Думал, мешок с мукой. И вдруг мешок застонал и схватил меня за ногу! — воскликнул Джим.
— И что же ты сделал? — спросил отец.
— Да я пулей по лестнице взлетел! Вот, ботинок потерял! Даже не понял, кто это был — человек или призрак… — Джим вздрогнул.
— Подумай, если бы это был призрак — смог бы он стащить ботинок с непослушного мальчишки? Идем познакомимся с твоим призраком, — и фермер решительно двинулся к двери.
— Может, соседей позвать? — осторожно предложил мальчик.
— Джим, до ближайшей фермы полчаса ходу. К тому же вокруг сплошные буры. Не хотел бы я их беспокоить… И вообще иметь с ними какие-то дела, — возразил отец.
— Но…
— Слушай, сынок. Если кто-то сидит у нас в погребе — ему, видимо, негде спрятаться. А кому сейчас, во время войны, негде спрятаться?
Глаза Джима расширились, но он промолчал. На войне люди учатся быстро соображать — даже дети.
— Ну вот, ты понял. А теперь подумай — если этот «мешок» стонал, разве он может хорошо себя чувствовать?
Джим мотнул головой.
— То-то же. Ему хуже, чем нам. Бери ведро, там осталось немного молока. И… Да, куртка. Куртка… Вот свеча в кармане. Где же спички? А?
Фермер испытующе посмотрел на сына. Тот покраснел и вытащил из штанов коробо́к. Отец вздохнул, но промолчал, и они отправились в погреб. Открыв грубо сколоченные двери с остатками синей краски, фермер Джон поджег свечу и посветил вниз, туда, где семья хранила овощи, яйца и другие нехитрые припасы. Не заметив ничего подозрительного, он поставил ногу на лестницу, ведущую вниз. И тут остановился, повернулся к Джиму:
— В случае чего — ты не лезь. Больше поможешь, если возьмешь лошадь и поскачешь к соседям. Пусть едут с оружием. Буры, португальцы, китайцы — все мы люди, — сказал англичанин и стал спускаться.
Уинстон бредил. Он снова и снова видел картинки пережитого за последний месяц.
14 ноября. Капитан Голдейн, друг Черчилля еще с индийской кампании, рассказывает ему о планах разведывательного рейда по бурской территории, показывает карту. Уинстон хочет поехать с ним. «Но эту операцию поручили нам. Ваша военная часть не имеет к ней отношения», — возражает Голдейн. Однако 25-летний Черчилль настойчиво попросит взять его не как офицера, а как журналиста «Морнинг пост»: «Я должен оправдывать 250 фунтов гонорара, который мне платят. Ни один военный корреспондент не получал столько! А чтобы писать интересно, я должен все видеть собственными глазами. Иначе мне сократят зарплату!» — иронизирует наше герой, и Голдейн соглашается.
15 ноября. Вместе с десятками офицеров и солдат они выезжают на бронепоезде. Машинист резко тормозит — впереди на рельсах лежат каменные валуны. Повстанцы-буры перерезали британцам путь, а бронепоезд становится прекрасной артиллерийской мишенью. Машинист пытается разогнаться и сдать задним ходом, но… Буры успели и там набросать валунов, и машина на всех парах сходит с рельсов. Люди, оружие, запасы пищи и воды летят в разные стороны. Раздаются крики ужаса и стоны раненых.
Единственный большой пулемет выходит из строя. Черчилль, будучи в рейде в качестве корреспондента, под огнем противника командует расчисткой дороги от камней. Он мог спрятаться в вагоне, залечь за насыпью — имел полное право. Но увидев, как один за другим падают убитые и раненые, Уинстон тоже таскает камни, пока другие стреляют в многочисленных врагов. Одна пуля свистит над его правым ухом, а вторая прошивает левый рукав. Но он не обращает внимания — выхватывает пистолет, стреляет через плечо, даже не прицеливаясь, и роняет оружие.
Далее — пустота. Он чувствует, как его дергают за рукав. Приоткрывая один глаз, Черчилль видит склонившееся над ним грязное молодое лицо. И снова пустота. «Трясця» — слышит, но не понимает странный и для англичанина, и для бура окрик. Чувствует, как его хлопают по щекам, снова видит это лицо. Мужчина обращается к нему на ломаном английском: