— Не офицер? Не солдат?
Черчилль мотает головой, видит, что лежит в канаве. Ощупывает тело, ноги… Садится, осматривает себя. Крови на одежде почти нет, боли тоже — только в голове как будто гудит колокол. Справа он видит группу своих товарищей в форме. С ними Голдейн — жив, слава Богу; это военнопленные. Слева — несколько мужчин без формы, работники железной дороги.
— Юрко! — рявкнул кто-то над ухом Уинстона, добавив несколько слов на незнакомом языке, как будто славянском.
«Поляки? Русские? Сербы? Я в Южной Африке или…?» — мысли Черчилля путались.
Молодой мужчина, на которого обратил внимание Черчилль, махнул рукой влево — не к военнопленным, дескать. Он почувствовал, как его подхватили сильные руки и встряхнули, толкая к группе железнодорожников. «В расход!» — услышал он и, не понимая значения восклицания, осознал, что сейчас его, офицера британской армии и сына министра Ее Величества, пристрелят как собаку.
— Проше пана… Спасибо… Добрый день, — начал он, выковыривая из глубин подсознания все вежливые славянские слова, которые он слышал хоть раз в жизни.
Он потянулся к нагрудному карману, но молодой усач, очевидно, командир этой бригады, подскочил и слегка ударил его по руке.
— Позвольте, я взгляну, — насмешливо сказал он на плохом английском.
— Документы, — выдохнул Черчилль.
— Я вижу, — так же издевательски ответил парень.
Когда он развернул удостоверение корреспондента, его лицо внезапно стало серьезным, а из-под темных, припорошенных песком и порохом бровей, блеснули умные серые глаза.
— Журналист? — в его голосе была смесь уважения и недоверия.
— Да-да! «Морнинг пост», — закивал Черчилль.
— «Чур-чилл», — прочитал славянин его фамилию и тихонько засмеялся. — Да? Ты Чурчилл?
— Черчилль, — поправил наш герой. — Уинстон Черчилль.
— Ого! — воскликнул славянин. — Прямо как министр!
— Это мой отец! Но он уже не министр. Отец умер четыре года назад, — уточнил Уинстон.
Мужчина, которого все называли «Юрком», почесал затылок рукоятью пистолета. Едва заметным кивком, он отправил Черчилля к группе, стоявшей справа.
— В лагерь поедешь. Со мной, — бросил славянин.
Военнопленных вместе с Черчиллем загнали в единственный уцелевший вагон. Сквозь закрытые двери британцы ясно услышали команды на неизвестном языке. Затем прозвучало несколько десятков выстрелов, криков — и все стихло.
— Кто это? — шепотом спросил Уинстон знакомого офицера.
— Это бригада Юрия Будяка. Говорят, он злой, как черт. Собрал бригаду из разных иностранцев, желающих повоевать на стороне буров. Здесь много таких сборных партизанских бригад, — шепотом ответил тот.
— Но это не их война! — изумился Черчилль.
— Наверняка каждый имеет свои причины в ней воевать. Я даже не знаю, кто он, этот Будяк. Говорят, из России, но… Может, поляк, который понимает, что воевать за независимость Польши бессмысленно. Или еще кто-то… В России много народов живет.
Двери тяжело отъехали, и в вагон заглянул руководитель отряда. Встретившись глазами с Черчиллем, он приказал ему выйти и протянул флягу с водой.
— Пусть моим товарищам тоже дадут пить, — сказал Уинстон. Почему-то он чувствовал, что его просьбу выполнят.
И только убедившись, что остальным дадут промочить горло, Черчилль схватил флягу и жадно глотнул теплой воды. Славянин смотрел на него пристально и с любопытством.
— Лорды — такие же люди, как и остальные, — заключил он и протянул руку. — Юрий Будяк.
— А вы откуда? — поинтересовался Черчилль. — Вы поляк или русский?
— Ни первый, ни второй — подвижное лицо Юрия дернулось, будто он укусил лимон. — Я из Украины. Когда-то земля вольных казаков, сейчас часть Российской империи. Но я не русский, — подчеркнул он.
— Почему вы оставили меня в живых? — спросил Уинстон.
— Вы принимали участие в бою, хотя как корреспондент не имели на это права. Но я не видел вас с оружием, — сказал Юрий.
— Мой меч — карандаш, — с достоинством отметил Черчилль.
— А щит — имя папаши. Я не дикарь. Много читаю. Сам понемногу пишу… Хочу создать книгу об этой войне, — смущенно признался Юрий.
— Если мне вернут блокнот с моими записями, я смогу написать матери, брату и некоторым друзьям отца, — слегка наклонив голову и пристально глядя в глаза Юрию, сказал Уинстон.
Да, они прекрасно поняли друг друга. Славянин погрыз ноготь.
— Я напишу, что вы спасли меня, хотя могли не делать этого. Вы необычный человек, вам учиться нужно. Тогда и книга может интересной выйти, — пояснил Черчилль.
— Deal, — сказал Юрий. — По-нашему, «згода».
— Zgo-da, — повторил Уинстон. — Может, вы и отвезти письма хотите? Собственноручно?
— Пишите. Там разберемся, — ответил Юрий.
А далее — был лагерь.
«Наверное, это Юрий уже доставил мои письма. Теперь известно, что я жив. Хотя сейчас, после побега из лагеря — я в этом не уверен», — думал Черчилль в полусне, лежа в незнакомом погребе.
Сквозь прищуренные глаза он увидел свет наверху и фигуру, спускавшуюся по лестнице. «Так вот как выглядят ангелы», — мелькнула у него мысль.
«Ангел» оказался упитанным рыжеватым бородачом. У него был невыносимый южноафриканский акцент, но говорил он по-английски:
— Эй! Добрый человек! Вы кто?
— Вы британец! Слава Богу! Несколько дней назад я бежал из лагеря буров в Претории. Где я? — спросил Черчилль.
— На моей ферме, где же еще? Вы проникли в мой погреб — догадываюсь, почему. Вы ранены? — поинтересовался спаситель.
— Не так ранен, как я устал. Очень, — выдохнул беглец.
— А как вы здесь оказались, если были в Претории? — удивился мужчина.
— Мы решили бежать втроем. Я перелез через стену, а они… Ждал их два дня. В кустах. С собой — лишь немного воды. Видел, как меня искали. Потом, когда я убедился, что товарищей не будет, а охота за мной прекратилась — прыгнул в товарный вагон, проходивший мимо. Поехал наугад. Когда поезд остановился — я соскочил и шел, держась подальше от людей. Несколько ночей брел по каким-то болотам, днем прятался. Ничего не ел. Сегодня утром увидел вашу ферму, попил из колодца и решил, что должен хоть что-то съесть и отдохнуть… Дальше вы знаете. Извините, но у меня нет сил. Можете меня сдать, — равнодушно сказал Черчилль.
Фермер посветил свечой ему в лицо — так, что Уинстон зажмурил глаза.
— Подождите, ведь вы… Черчилль, сын министра? — удивился фермер.
Уинстон покраснел. Что он должен сделать, чтобы наконец стать собой, чтобы его не воспринимали только как тень отца? Но вслух сказал:
— Да, Уинстон Черчилль. А откуда вы, собственно?..
Фермер вытащил из кармана газету. На первой полосе был его, Черчилля, снимок — самоуверенное лицо блестящего офицера и успешного военного корреспондента.
«Живой или мертвый! Вознаграждение! 25 фунтов» — в глазах Уинстона мелькнула молния. «За мою голову дают больше, чем за его ферму! Я покойник» — решил он, но осторожно поинтересовался:
— А чья это территория? Я думал, здесь еще буры, а вы вроде бы англичанин…
— Это территория буров. Но не бросать же мне ферму, если война! Я стараюсь не конфликтовать с ними, а жить себе тихо-мирно. А вам — почему бы не помочь? — ответил фермер.
— Что вы хотите сделать? — напрягся Черчилль.
— У нас разные фермеры живут. Кстати, как у вас с португальским? Не учили где-то в Оксфорде? — грубовато пошутил фермер.
— Я закончил Сандхерст. Это заведение, где готовят офицеров. Зачем мне португальский? — пожал плечами Уинстон.
— Ближайший сосед справа — бур. А слева — португалец. Сейчас мы пойдем в дом, вы помоетесь, поедите и ляжете спать. А я поеду и поговорю с португальцем. Возможно, с его документами мне удастся вас переправить на территорию португальской колонии. На самом деле это близко, вы немного не дошли. А Португалия — наш давний союзник, не так ли? — подмигнул фермер.
— Спасибо. А как вас зовут? — спросил Черчилль.
— Джон… А вы — Уинстон. Знаю, о чем вы думаете. Если я здесь — я за буров. А за вашу голову назначена награда. Но… своих я не сдаю. На самом деле здесь я единственный англичанин, поэтому вам очень повезло, что вы влезли именно в мой погреб. Вы не представляете, насколько повезло! Для остальных — вы враг, потому что англичанин. Для меня — вы только человек, нуждающийся в помощи, — пояснил Джон.
— Спасибо вам! — воскликнул Черчилль.
— Если решите когда-то отблагодарить — замечательно. А пока наденьте мою куртку, шляпу и выходите отсюда. Идти можете? — спросил фермер, протягивая руку.
— Кажется, да. Но пока что единственное, чем я могу вас отблагодарить — это вот, — сказал Черчилль и полез рукой под одежду. — Возьмите, для вашего мальчика. Я прихватил ее в библиотеке лагеря. Так стыдно, что я ее не вернул, поэтому…
Уинстон протянул небольшую книгу. На переплете отмечалось: «Милль „О свободе“». Фермер улыбнулся в усы и взял книгу.
Черчилль действительно был спасен. Вскоре его переправили на территорию португальской колонии, а впоследствии — к британцам. Они восторженно приветствовали своего соотечественника. Да и сам он не забыл написать ряд материалов о своих приключениях. Поскольку в течение двух месяцев британцы проигрывали в этой войне, плен и побег нашего героя стали единственной победой и историей со счастливым концом на фоне общего поражения.
Имя Уинстона Черчилля сразу стало популярным — его знали уже не как «сына того самого министра» и даже не как «то ли офицера, то ли корреспондента». О нем заговорили как о герое. Когда Уинстон вернулся в Англию, эта известность позволила ему блестяще провести избирательную кампанию и попасть в парламент — впервые.
Юрий Будяк действительно доставил письма Черчилля. Благодаря этому случайному знакомству украинец некоторое время учился в Англии, а затем стал писателем. Не самым известным — но все-таки стал.
1. Кто такие буры и как назывался конфликт в Южной Африке, в котором принял участие Черчилль?