«НЕЛЬЗЯ РАССЧИТЫВАТЬ, ЧТО РОССИЯ БУДЕТ НАШИМ АКТИВНЫМ ПАРТНЕРОМ В ПОДДЕРЖАНИИ МИРА ВО ВСЕМ МИРЕ. ОДНАКО В КОНЦЕ ВОЙНЫ РОССИЯ ОСТАНЕТСЯ В ПОЛОЖЕНИИ ГОСПОДСТВУЮЩЕЙ ДЕРЖАВЫ, ОКАЗЫВАЮЩЕЙ ВЛИЯНИЕ НА ВСЮ ЕВРОПУ»
В ноябре 1945 года Черчиллю исполнился семьдесят один год. Он оставался лидером оппозиции и членом парламента. Но всю свою энергию, коей у него по-прежнему было в достатке, он вновь направил на внешнюю политику, а именно на предотвращение угрозы всему свободному миру, которая, по его мнению, исходила от Советского Союза. С точно таким же упорством, с которым в 30-х годах он твердил об опасности нацизма, Черчилль теперь утверждал, что на планете появился новый очаг тирании и деспотизма, а значит, третья мировая война может стать ужасающей реальностью в ближайшие годы.
Квинтэссенцией его взгляда на будущее послевоенного мира стала знаменитая Фултонская речь, с которой и поныне принято вести отсчет холодной войны. В ней впервые прозвучало хлесткое выражение «железный занавес», мгновенно облетевшее мир. Черчилль утверждал, что сохранить мировое равновесие возможно, только если Британия и США единым фронтом выступят против новой угрозы. Речь эта была принята неоднозначно. Антикоммунистическая истерия еще не охватила США, и многие увидели в мрачных пророчествах бывшего премьер-министра очередное кликушество, а то и желание натравить Соединенные Штаты на Советский Союз.
Вскоре, однако, стало ясно: как и в случае с Гитлером, Уинстон не так уж ошибался в своих предположениях. Вторая мировая война плавно перетекла в холодную войну капиталистического Запада с коммунистическим Востоком, и кто, кроме Америки, владеющей атомной бомбой, был способен выступить достойным противовесом «советской угрозе»?
«Просить меня не произносить речи – все равно что просить сороконожку повременить и не ставить лапку на землю» (У. Черчилль)
Но появилась новая опасность. Любой политический кризис в новых условиях мог привести в буквальном смысле к концу света. Уинстон совершенно не желал новой глобальной войны и отчаянно стремился найти «иное основание для мира, чем атомная бомба». По его мнению, таким основанием могли стать переговоры между лидерами противоборствующих держав. Последний романтик от политики, Уинстон трогательно верил, что если политики сядут за стол переговоров и мирно обсудят сложившееся положение дел, это позволит уменьшить международную напряженность и подготовит почву для разрядки. Все его усилия по подготовке такой встречи, однако, ни к чему не привели. Миротворческим устремлениям Черчилля препятствовали как американская сторона, так и собственные министры. Кроме того, та эпоха, в которой великие личности могли непосредственно вершить историю, неумолимо заканчивалась, хотя Уинстон и не желал этого замечать.
Еще одной своей задачей Черчилль видел укрепление связей в Западной Европе и восстановление отношений между Британией, Францией и побежденной Германией, которую ни в коем случае нельзя было исключать из семьи просвещенных европейских народов. Он не желал повторения ошибки, которую страны-победители совершили после Первой мировой войны, унизив тевтонцев. Тем более что в противостоянии с немцами не было никакого смысла, ведь мировое зло теперь олицетворял Советский Союз. Осенью 1946 года, выступая в Цюрихском университете, он заговорил о необходимости создания «Соединенных Штатов Европы», два года спустя на конгрессе в Гааге призывал активно расширять не только политическое, но и экономическое, и военное сотрудничество европейских стран, а в 1949 году принимал участие в создании Совета Европы.
При этом он считал, что в этой «новой Европе» Британии уготовано особое положение и что будущее Туманного Альбиона напрямую связано не с Европой, а с «братской» Америкой, у которой с британцами один язык и одни культурные корни. Глядя на нынешнюю политическую ситуацию, нетрудно заметить, что Черчилль предсказал не только создание Евросоюза, но и скандальный Brexit.
«Демократия – это маленький человек в маленьких ботинках с маленьким карандашом, ставящий маленький крестик на маленьком листочке бумаги» (У. Черчилль)
Было у Черчилля и еще одно дело в жизни, которое он считал столь же важным, как политические переговоры о будущем мира и Европы. Он жаждал продолжить битву на бумаге и создать свою собственную версию глобального мирового конфликта. Сложив с себя полномочия премьер-министра, он делил свое время между поездками, речами, письмами и написанием многотомной «Второй мировой войны». Первая книга увидела свет в 1948 году и сразу стала бестселлером. Нет нужды говорить о том, что литературная деятельность по-прежнему приносила ему баснословные доходы: права на издание «Второй мировой войны» в США были проданы больше чем за миллион долларов. Уинстон заключил контракты с несколькими крупными периодическими изданиями по обе стороны Атлантики (журнал «Life», газеты «Daily Telegraph», «New York Times») и получал значительные гонорары за статьи, которые по-прежнему строчил с большим увлечением.
ОДНАЖДЫ ПОСЛЕ ВОЙНЫ УИНСТОН ВСТРЕТИЛ ОДНОГО ИЗ СВОИХ СОРАТНИКОВ. ТОТ НАЧАЛ ЖАЛОВАТЬСЯ, ЧТО НЫНЕШНЯЯ ЖИЗНЬ НЕ СТОЛЬ ИНТЕРЕСНА, КАК БЫВАЛО РАНЬШЕ. «ЧТО ВЫ ХОТИТЕ? – ВОСКЛИКНУЛ ЧЕРЧИЛЛЬ. – НЕ МОЖЕТ ЖЕ ВОЙНА ПРОДОЛЖАТЬСЯ ВЕЧНО!»
На выборах 1951 года консерваторы одержали убедительную победу: страна наконец-то устала от «социалистических экспериментов» лейбористов. В семьдесят семь лет Черчилль вновь стал премьер-министром. В этом возвращении он увидел свой последний шанс повлиять на положение Великобритании в мире, укрепить ее обороноспособность и престиж. И хотя здоровье его уже не было прежним, его жизнерадостность, воинственность и глубокая убежденность в том, что он может указать стране верный путь к процветанию, по-прежнему были при нем. Ему предстояло спеть свою «лебединую песню», и Уинстон собирался сделать все, чтобы она была услышана.
«…Мир постоянно меняется к лучшему»
Последние четыре года у власти Уинстон употребил на то, чтобы разобраться с проблемами в экономике и восстановить в Британии права и свободы, урезанные, по его мнению, во время правления лейбористов. Итоги работы сформированного им правительства впоследствии были признаны вполне удовлетворительными: на выборах в 1955 году, уже после того, как Черчилль подал в отставку, консерваторы вновь одержали убедительную победу. Народ поддержал курс, избранный премьер-министром, и для Черчилля это стало пусть небольшим, но утешением.
О досрочной отставке Уинстон начал думать едва ли не в тот момент, когда вновь оказался на высшем в стране посту: возраст и все ухудшающееся состояние здоровья наводили его на мысль, что он попросту не выдержит тягот премьерства. Руководитель страны должен был постоянно совершать поездки и перелеты, работать с бумагами, анализировать информацию, поступающую из разных ведомств. То, что прежде давалось Уинстону так легко, теперь требовало напряжения и преодоления собственной слабости и немощи.
Впрочем, премьер-министра это скорее раздражало, чем заставляло отступить. Главным девизом его жизни вполне мог бы стать девиз российских ВДВ – «Никто, кроме нас». Уинстон искренне полагал себя незаменимым и действовал в соответствии с этим убеждением. Его отставки ожидали родные и друзья; о его отставке грезил его заместитель, министр иностранных дел Энтони Иден. Последний, разумеется, рассчитывал на место Черчилля, и не без оснований: многие считали его вполне достойным преемником, да и сам Уинстон не сомневался в способностях своего давнего соратника. Но каждый раз он еще немного откладывал решение уйти. Даже серьезный инсульт, поразивший его в 1953 году и приведший к временному параличу половины тела, стал поводом не для отставки, а для скорейшего восстановления. И восстановление действительно произошло – большинство членов правительства и парламента даже не узнали о тяжком недуге премьер-министра.
Главной причиной, по которой Уинстон затягивал свой уход, были вовсе не внутренние проблемы Соединенного Королевства, которых оставалось немало. Эти проблемы могли разрешиться и без него. Черчилль до последнего хотел оставаться у руля, пока сохранялась надежда на трехстороннюю встречу в верхах руководителей США, Британии и СССР. На протяжении 1951–1955 годов Уинстон продолжал настойчиво склонять Эйзенхауэра к встрече со Сталиным, а после смерти последнего пытался организовать переговоры на нейтральной территории с первыми лицами Советского Союза Маленковым и Молотовым. Но какие бы варианты ни предлагал Уинстон, они отвергались по разным поводам. Эйзенхауэр с самого начала занял откровенно русофобскую и антикоммунистическую позицию, и на его фоне сразу стало заметно, что Черчилль вовсе не такой уж милитарист и что главная забота британского премьер-министра – снизить угрозу войны и найти иное основание для мира, чем атомная бомба.
«Мир – наша цель, а сила – единственный способ достичь его» (У. Черчилль)
К сожалению, его усилия вновь ни к чему не привели. СССР создал собственное ядерное оружие. Началась гонка вооружений, и мир приблизился к опасной черте. Между тем здоровье Черчилля все ухудшалось. До сих пор он легко восстанавливался после болезней и возвращал себе прежнюю живость. Теперь же быстрого восстановления не получалось, и после каждого ухудшения Уинстон ощущал, что стал слабее. У него прогрессировала глухота, а необходимость пользоваться слуховым аппаратом раздражала премьер-министра. Он больше не мог произносить речи в парламенте с прежним пафосом и силой. На трибуне все чаще стояла тень неистового Черчилля, а не он сам.
«В ОТЛИЧИЕ ОТ СПОРТА ИЛИ ИГР, ГДЕ НЕВОЗМОЖНО ДОБИТЬСЯ УСПЕХА, НЕ ПРИЛОЖИВ ЗНАЧИТЕЛЬНЫХ ФИЗИЧЕСКИХ УСИЛИЙ, ЖИВОПИСЬ НЕ ПРЕДЪЯВЛЯЕТ НЕЛЕПЫХ УСЛОВИЙ И НЕ ТРЕБУЕТ НЕВОЗМОЖНОГО, ОНА, НАПРОТИВ, ПРЕКРАСНО УЖИВАЕТСЯ СО СТАРОСТЬЮ И ДАЖЕ ДРЯХЛОСТЬЮ»