В МОЛОДОСТИ УИНСТОН ВЫВИХНУЛ ПЛЕЧО, И ЭТА ТРАВМА ПЕРИОДИЧЕСКИ БЕСПОКОИЛА ЕГО. ОЧЕРЕДНОЙ ВЫВИХ СЛУЧИЛСЯ НАКАНУНЕ ФИНАЛА МЕЖПОЛКОВОГО ТУРНИРА ПО ПОЛО. ЧЕРЧИЛЛЬ ПОЧТИ НЕ МОГ ДВИГАТЬ РУКОЙ, НО ДРУЗЬЯ УГОВОРИЛИ ЕГО СЫГРАТЬ, УВЕРЯЯ, ЧТО ЕГО ОПЫТ И ЗАДОР СТАНУТ РЕШАЮЩИМИ.
КОМАНДА УИНСТОНА ПОБЕДИЛА
Корреспондент обязан быть в центре событий, а офицер-британец – тем более! Этого простого принципа участия в войне Уинстон придерживался следующие пятьдесят лет. На Кубе Черчилль познакомился с сигарами, впоследствии ставшими неотъемлемой частью его образа, сиестой и ромовым коктейлем, а также незабываемым ощущением, когда пуля пролетает над твоей головой и сражает кого-то другого. Но это впечатление ничуть не охладило горячую голову юного офицера. Вернувшись в Англию, в расположение своего полка, он начал немедленно грезить о новых боях (описания которых к тому же вызывали живейший интерес у читателей и заставляли раскошеливаться издателей). Взор Уинстона естественным образом обратился к Индии – крупнейшей и богатейшей из британских колоний, беспорядки в которой не утихали на протяжении столетий имперского владычества.
«Война кажется забавной резвой кошечкой, если умеешь увертываться от ее когтей, но стоит ее раздразнить – и это грозит тебе большими неприятностями» (У. Черчилль)
Первое знакомство с Индией вышло для Уинстона на удивление мирным. В 1897 году четвертый гусарский полк направили в Баргалор, но никаких боевых действий в тот момент не велось. Черчилль провел весьма приятные полгода, наслаждаясь роскошной индийской природой, мягким климатом, активно участвуя в тренировках полковой команды по поло и… читая книги. Да-да, недавний юнец, ненавидевший учебу, повзрослел и осознал досадные пробелы в своем образовании. Что-то он попросту пропустил мимо ушей, а что-то в Сандхерсте не преподавали, дабы не забивать голову солдат бесполезными на поле боя знаниями.
Однако Уинстон решил, что ему эти знания необходимы, отправил матери письмо с просьбой выслать ему нужные книги и с ноября по май каждый день проводил четыре-пять часов за трудами по философии, истории и экономике, поглощая все подряд, от Сократа до Дарвина. Спустя полгода в Лондон вернулся молодой человек, образованный не хуже, чем его ровесники-лорды, окончившие престижные университеты. Но это не значит, что Уинстон угомонился и стал разумнее или сдержаннее. Ничуть не бывало: война все так же манила его. И тут – о счастье! – вспыхнул мятеж в индийском приграничье, долгожданная возможность утвердить британское могущество огнем и мечом и принести в дикое плоскогорье цивилизацию.
Сейчас, в XXI веке, многие ценности минувших веков пересмотрены. Совсем иначе, чем тогда, мы смотрим на имперские завоевания и захватнические войны, человечество учится уважать различные культуры и обычаи не меньше, чем достижения европейцев. Но во времена Черчилля бремя белого человека было воистину тяжелым: цивилизованные люди искренне верили, что несут несчастным, бедным, диким туземцам свет истины и материальные блага. Частично это, возможно, было так; но бесконечные восстания и освободительные войны недвусмысленно намекают: у имперского владычества была и другая, не столь радужная сторона.
Участвуя в Малакандской кампании, Уинстон Черчилль в полной мере познакомился с самой мрачной изнанкой колониальных войн. Он был свидетелем беспощадной бойни, пыток, расстрела пленных с обеих сторон и прочих необязательных зверств. Но это нисколько не ослабило его имперских амбиций: до конца жизни британский лев полагал, что его страна, как никакая другая, имеет право властвовать над «неразвитыми» народами и устанавливать свои порядки на захваченных землях.
«История Малакандского полевого корпуса», написанная Черчиллем по результатам индийской кампании, была мгновенно распродана, принесла автору хорошие деньги, но неоднозначную репутацию. Слишком откровенно молодой офицер высказывался по многим вопросам, слишком нелицеприятной была его критика действующих военачальников и самой кампании. Книгу даже предлагали переименовать в «Советы младшего офицера генералам».
«ВОЙНА НЕ ЗАСТАВИТ СЕБЯ ЖДАТЬ. ЕЕ ХВАТИТ НА ВСЕХ. ХВАТИТ С ИЗЛИШКОМ. НЕМНОГИЕ ИЗ ПЫЛКИХ, ЧЕСТОЛЮБИВЫХ САНДХЕРСТСКИХ КАДЕТОВ И ЮНЫХ ОФИЦЕРОВ, КОТОРЫЕ В ТЕ И ЧУТЬ БОЛЕЕ ПОЗДНИЕ ГОДЫ С ЭНТУЗИАЗМОМ ВСТУПАЛИ В КОРОЛЕВСКУЮ СЛУЖБУ, УЦЕЛЕЮТ В ЭТОМ ОЖИДАЮЩЕМ ИХ РАЗГУЛЕ СМЕРТИ»
У Черчилля впервые появились недоброжелатели, усилиями которых он долго не мог попасть на следующую назревающую заварушку – в Судан. Его невзлюбил лично главнокомандующий Герберт Китченер и методично отклонял любые просьбы и запросы как самого Уинстона, так и его защитников. В итоге Черчилль все же оказался на Ниле и даже принял участие в кавалерийской атаке во время решающего сражения при Омдурмане.
«Впервые я познал треволнения, трудности и превратности войны. Отнюдь не все в ней, как оказалось, сводится к веселым приключениям» (У. Черчилль)
Как выяснилось, бедуины научились весьма эффективно противостоять британской коннице, и потери среди офицеров-кавалеристов оказались серьезными. Черчилль вышел из боя без единой царапины. Не полагаясь на палаш, он орудовал верным маузером, и оружие не подвело. Впервые убив человека в Малаканде, будущий премьер-министр пополнил счет в Северной Африке. При этом он числился на сверхштатной должности лейтенанта и в случае ранения не мог претендовать на выплаты из фондов военного министерства.
Итогом суданской кампании стала «Война на реке», одна из самых известных книг Черчилля. В ней он продолжил взятую линию: увлекательные описания политических коллизий, сражений и армейского быта перемежались философскими размышлениями и собственными оценками исторических событий, происходящих на его глазах. Книга вновь отлично разошлась, Уинстон получил деньги, не сравнимые с армейским жалованьем, и вернулся в Англию с намерением обернуть полученные дивиденды себе на пользу. Вслед за отцом Черчилль собирался стать политиком и баллотироваться в палату общин.
Но прежде чем ему удалось успешно взять штурмом и эту высоту, грянула еще одна война. Она была не похожа на прежние столкновения с мятежными туземцами. Восстали буры Южной Африки – ничуть не менее белые люди, чем британцы. Трансвааль и Оранжевая республика жаждали независимости от метрополии, потребовали вывести войска… Ответить на это империя могла только одним: новой военной кампанией, более масштабной и кровопролитной, чем все предыдущие.
Единственная разница, которую подметил Уинстон Черчилль, прибыв в Южную Африку, заключалась в том, что отношение противоборствующих сторон друг к другу было более цивилизованным и уважительным. Правила войны, тем не менее, соблюдались только в отношении офицеров из высшего сословия, на бедняков и тем более коренных африканцев армейский моральный кодекс не распространялся. Романтик Черчилль, однако, успешно делал вид, что не подозревает об этом.
«Буры были самыми добросердечными из всех врагов, с которыми мне довелось соприкасаться на четырех континентах в качестве наблюдателя и участника военных операций» (У. Черчилль)
Участие Черчилля в Англо-бурской войне как будто преследовало одну-единственную цель: вознести достоинства молодого офицера на недосягаемую высоту. Во всяком случае, события складывались именно так, и именно таковы были их последствия. Уинстон принял активное участие в спасении бронепоезда, атакованного бурами. По единогласному мнению всех причастных, поезд удалось увести из-под огня именно благодаря его титаническим усилиям. А ведь Уинстон числился при армии всего лишь корреспондентом! На этот раз ему не удалось усидеть на двух стульях, командование поставило условие: или он пишет статьи, или держит в руках оружие.
Доказавший свою эффективность маузер, впрочем, был при Уинстоне и в этой стычке. К счастью, он оставил маузер в бронепоезде, когда решил вернуться по путям к месту боя и узнать, что случилось с группой офицеров, оставшихся на баррикаде из поездных платформ.
Оказалось, что офицеры уже пленены, и Черчилль разделил эту позорную участь. Найдись при нем пистолет – его могли бы расстрелять: по законам военного времени той поры, гражданское лицо, схваченное с оружием в руках, подвергалось высшей мере наказания.
Но, несмотря на обоснованные подозрения, что корреспондент во время боя орудовал отнюдь не пером, Уинстона пощадили – лишь потому, что «не каждый день в плену оказывается сын лорда».
Потянулись дни унизительного заключения. Офицеров держали в хорошо охраняемом здании школы в центре Претории. Заговор нескольких друзей с целью побега окончился тем, что за стену удалось перебраться лишь Уинстону.
«В КАВАЛЕРИЙСКОЙ АТАКЕ, КАК В КАКОМ-ТО СМЫСЛЕ И В ОБЫЧНОЙ ЖИЗНИ, ПОКА ТЫ ПРИ ОРУЖИИ, ТВЕРДО ДЕРЖИШЬСЯ В СЕДЛЕ И НЕ ВЫПУСКАЕШЬ ИЗ РУК ПОВОДЬЯ, ВРАГИ ПРЕДПОЧИТАЮТ С ТОБОЙ НЕ СВЯЗЫВАТЬСЯ, ОНИ СТОРОНЯТСЯ ТЕБЯ»
Впоследствии его не раз обвиняли в предательстве друзей и нарушении честного слова, что он не попытается бежать, которое он якобы дал.
Сам Черчилль с презрением отметал эти обвинения, уверенно утверждая, что никаких «честных слов» в этой войне ни с кого уже не брали, этот обычай остался в прошлом. Его содержали как обычного пленника, и он имел полное право бежать. Что касается «брошенных друзей», он и в самом деле принял решение уходить в одиночку, но лишь после того, как убедился: повторить его путь и выбраться за стену ни один из участников заговора не может.
Вернуться означало пережить позор и ужесточение условий содержания. Да и какого черта?! Возвращение было не в характере Уинстона.
Он отправился в ночь, пересек вражескую столицу из конца в конец и спрятался в товарном поезде, который, по его расчетам, направлялся на нейтральные португальские территории. Покинуть поезд, однако, пришлось гораздо раньше.