тынные» годы Уинстона были насыщеннее, чем самые бурные периоды жизни обычных людей.
Литературный труд стал в этот период главным источником его доходов. Черчилль всегда шутливо утверждал, что в жизни не стал бы писать, если бы пришлось делать это бесплатно. Ему не приходилось: издательства платили за его труды по высшему разряду. Аванс за биографию Мальборо, гонорары за три статьи и отчисления за последний том военных мемуаров в сумме оказались равны зарплате премьер-министра за два с половиной года. За «Историю англоязычных народов» он получил 20 тысяч фунтов!
Его основной досуг в этот период, помимо светских мероприятий и обустройства Чартвелла, составляла живопись. Рисовать Уинстон начал в 1915 году, когда приходил в себя после галлиполийского позора. Тогда же он убедился, насколько благотворное влияние на него оказывает это занятие, позволяя отвлечься от всех забот. Он рисовал в своем поместье, но предпочитал средиземноморское побережье с его яркими красками. Конечно, он не был столь же одаренным художником, сколь и литератором. В конце концов, один человек не может получить все! Его картины, однако, не были и ужасны. Нет нужды говорить, что они неплохо продавались еще при его жизни, а после смерти и вовсе стали цениться на уровне работ признанных мастеров.
В 30-Х ГОДАХ ЖУРНАЛ «ПАНЧ» ОПУБЛИКОВАЛ КАРИКАТУРУ: ЧЕРЧИЛЛЬ И ПРЕМЬЕР-МИНИСТР АСКВИТТ СИДЯТ НА ПАЛУБЕ ЯХТЫ ВО ВРЕМЯ КРУИЗА ПО СРЕДИЗЕМНОМУ МОРЮ. АСКВИТТ ЧИТАЕТ ГАЗЕТУ. ЧЕРЧИЛЛЬ СПРАШИВАЕТ: «НОВОСТИ ИЗ АНГЛИИ?» «ОТКУДА ИМ ВЗЯТЬСЯ, – ОТВЕЧАЕТ ПРЕМЬЕР-МИНИСТР, – ЕСЛИ ВАС ТАМ НЕТ!»
С 1933 года, однако, его все сильнее волнуют вопросы большой политики. Он продолжает заседать в палате общин, пытаясь донести до кабинета министров и общественности, какую опасность представляет собой нацистская Германия. Продолжая оставаться солдатом и обладая блестящей политической интуицией, Черчилль раньше других осознает угрозу большой войны, нависшую над Европой. С трибуны, в статьях и личных письмах он снова и снова повторяет: необходимо прекратить сокращение вооружений, перестроить промышленность, чтобы она в любой момент могла перейти на военные рельсы, наладить производство новых военных самолетов.
«Писать картину – это все равно что давать сражение. В случае успеха испытываешь даже большее волнение» (У. Черчилль)
Его никто не воспринимает всерьез. Вердикт коллег и общественности: Уинстон вновь оседлал любимого конька, его хлебом не корми – дай порассуждать о войне. Правительство Британии берет курс на умиротворение. Но умиротворение, как справедливо замечает Черчилль, бывает разным. Политика умиротворения, которую проводит сильное и уверенное в себе государство, обладающее всеми необходимыми ресурсами для того, чтобы справиться с врагом, оправданна. Политика умиротворения, которую проводят от слабости и трусости, лишь скорее приведет к войне. История подтвердила справедливость этого мнения.
С 1936 года, однако, люди начали просыпаться от иллюзий: ведь к этому моменту Германия отказалась соблюдать условия Версальского мира и активно наращивала производство оружия и военной техники. Все чаще раздавались голоса: «Черчилля в правительство!» В 1936 году было создано министерство координации оборонных мероприятий, и многие считали, что Черчиллю следует его возглавить. Однако при формировании нового кабинета его вновь обошли. Премьер-министр Стэнли Болдуин пошутил по этому поводу, что Черчилля надо поберечь на случай войны, где его таланты непременно окажутся востребованы. Шутка оказалась пророческой.
После того как Британия дала согласие на раздел Чехословакии и подписала Мюнхенское соглашение, Черчилль произнес в парламенте свою знаменитую фразу о выборе между войной и позором. Британия выбрала позор и должна была получить войну.
Правительство Чемберлена продолжало делать вид, что ничего не происходит, и после аннексии Чехословакии, сделавшей мюнхенский договор пустой бумажкой. Но нападение Германии на Польшу, с которой Соединенное Королевство было связано договором о гарантиях независимости, проигнорировать было невозможно, не утратив лица окончательно. Британия вступила в войну, и одновременно с этим Уинстон Черчилль получил пост первого лорда Адмиралтейства. По легенде, в этот день все корабли облетело сообщение: «Уинстон вернулся». Британии наконец-то потребовались его способности и умения. Но подлинный триумф был впереди.
В 1932 ГОДУ В НЬЮ-ЙОРКЕ ЧЕРЧИЛЛЯ СБИЛА МАШИНА. КОГДА ОН ВЕРНУЛСЯ В АНГЛИЮ, ЕМУ ПРЕПОДНЕСЛИ В ПОДАРОК «ДАЙМЛЕР», ЧТОБЫ СГЛАДИТЬ НЕПРИЯТНЫЕ ВОСПОМИНАНИЯ ОБ ЭТОМ ИНЦИДЕНТЕ. СРЕДСТВА НА МАШИНУ СОБРАЛИ ДРУЗЬЯ И ПОКЛОННИКИ УИНСТОНА
«Я уверен в том, что смогу спасти эту страну…»
На посту первого лорда Адмиралтейства Черчилль, как ему и было положено, активно занимался делами флота, но постепенно область его влияния вышла за пределы войны на море. В качестве члена Военного кабинета он, в частности, занимался формированием сухопутных войск. Между тем дела на фронтах шли неважно: Германия оккупировала Норвегию, Данию и изрядно продвинулась по территории Франции. С каждым днем угроза капитуляции французов становилась все реальнее. Немцы хозяйничали в Атлантике, их подводные лодки то и дело наносили коварные удары по кораблям флота Ее Величества.
Угроза росла, а премьер-министр Чемберлен совсем не походил на человека, способного управлять Соединенным Королевством в такой момент. Ему попросту не хватало… воинственности. Его выступления, призванные поднимать боевой дух, произносились с такими пораженческими интонациями, что даже его сторонники заговорили о том, что стране нужен подлинный лидер, способный встряхнуть нацию и поднять боевой дух британцев. Стране нужен был Черчилль с его энтузиазмом, изобретательностью, с его военным опытом, историческими знаниями, умением видеть повсюду связи и закономерности, а самое главное, с его страстным желанием сражаться до конца и непоколебимой верой в победу. Сама логика событий неумолимо выталкивала Уинстона на вершину власти, туда, куда он всегда стремился.
10 мая 1940 года король принял отставку Чемберлена и попросил Уинстона сформировать новый кабинет. В новое правительство Черчилль, не колеблясь, пригласил представителей всех партий, включая лидеров лейбористов. Он был убежден, что в такой момент партии обязаны забыть разногласия, ведь отныне у них была одна задача – победа, победа любой ценой! В своей первой речи в качестве премьер-министра он не обещал ничего, кроме «крови, пота, тягот и слёз», и его мрачные прогнозы во многом сбылись. Но именно Уинстон, как никто другой, умел внушить людям, что жертвы не напрасны. Поднимая Британию на борьбу, он был убежден, что ее задача – защитить от нацистской угрозы весь свободный мир.
Между тем Германия захватывала одну страну за другой: Бельгия, Голландия, Люксембург. К концу июня стало очевидно, что не устоит и Франция, и Черчилль приказал эвакуировать британские войска. На протяжении нескольких дней под жесточайшими бомбардировками продолжался вывоз людей из порта Дюнкерк. Черчилль потребовал, чтобы вместе с британцами эвакуировали и французских солдат – ради сохранения «добрососедских отношений» и для того, чтобы вновь сформированные французские дивизии могли продолжать сражаться на стороне союзников. В итоге с побережья удалось вывезти триста тридцать тысяч человек – двести тысяч англичан и сто тридцать тысяч французов.
«Вся моя предыдущая жизнь была не более чем подготовкой к этому часу и этому испытанию» (У. Черчилль)
Битва за Францию окончилась, началась битва за Британию, которая ни в коем случае не должна была закончиться поражением. Ежедневно немецкие самолеты наносили удары по городам Британии. К августу 1940 года еженедельные потери среди гражданского населения в одном только Лондоне достигали 1000 человек, повсюду вспыхивали пожары, лежали в руинах жилые здания, больницы, соборы. Но чем ожесточеннее становились налеты, тем сильнее активизировался тот самый британский бойцовский дух, который Уинстон Черчилль так любил демонстрировать и к которому взывал в каждой своей речи или радиообращении. Как написал один из его биографов, «за одно лето он создал новую героическую Англию по своему образу и подобию». Появляясь на развалинах разрушенных домов, Черчилль не скрывал слез, и эти слезы становились для британцев лучшим стимулом продолжать сопротивление.
Основные сражения развернулись в небе над Британией между королевскими ВВС и люфтваффе. И хотя эта битва вовсе не стала самой масштабной и тем более самой кровопролитной во Второй мировой войне, ее символическое значение было огромно. К середине сентября массированное наступление гитлеровцев в воздухе было приостановлено, а вскоре стало ясно, что Третий рейх – по крайней мере, на ближайшее время – отказался от планов наземного вторжения.
«МЫ ПОЙДЕМ ДО КОНЦА, МЫ БУДЕМ БИТЬСЯ ВО ФРАНЦИИ, МЫ БУДЕМ БОРОТЬСЯ НА МОРЯХ И ОКЕАНАХ, МЫ БУДЕМ СРАЖАТЬСЯ С РАСТУЩЕЙ УВЕРЕННОСТЬЮ И РАСТУЩЕЙ СИЛОЙ В ВОЗДУХЕ, МЫ БУДЕМ ЗАЩИЩАТЬ НАШ ОСТРОВ, КАКОВА БЫ НИ БЫЛА ЦЕНА…»
Война, однако, продолжалась, требуя все новых жертв и новых усилий. Мобилизация в 1940–1944 годах достигла небывалого уровня для страны, где никогда не было военной обязанности: пятьдесят пять процентов работоспособного населения Британии было призвано в действующую армию или трудилось на оборонных предприятиях. Во вспомогательных службах состояло 500 тыс. женщин. Дети Уинстона Черчилля приближали победу наравне с рядовыми британцами: сын Рэндольф служил на Ближнем Востоке, а дочери Сара и Мэри состояли во вспомогательных службах.
«Во время войны британский народ доказал, что у него львиное сердце. Мне выпала честь издать призывный рык» (У. Черчилль)
В 1940 году в стране была введена карточная система распределения продуктов питания, а позже – одежды, шоколада, мыла. Нормальному снабжению острова препятствовали немецкие подводные лодки, в 1941 году уничтожавшие до трети грузов, направлявшихся в Британию морем. Разумеется, эти лишения были несравнимы с теми людскими и материальными потерями, которые пришлось понести Советскому Союзу. Но Британии с лихвой хватило и этих испытаний.