Уинстон Черчилль. Личность и власть. 1939–1965 — страница 119 из 174

[459].

Когда парламентские прения закончились, Черчилль проследовал в свой кабинет.

— Если вы больше не выступите ни с одной речью, ваше нынешнее выступление станет прекрасной лебединой песней, — произнес Кристофер Соамс.

— Возможно, я больше действительно не буду выступать с большим количеством речей в палате общин, — ответил Черчилль.

После короткой беседы с близким окружением он попросил пальто и сказал, что направляется к королеве. Присутствующие замерли в ожидании — неужели это произошло, и восьмидесятилетний политик собирается сообщить Ее Величеству о своей отставке? Поймав на себе заинтересованные взгляды, Черчилль добавил:

— Все в порядке. Конечно, я устал, но не настолько. Я чувствую себя прекрасно. Я сделал это сам. Никто не смог бы это сделать за меня[460].

Через неделю после выступления в палате общин Черчилль пригласил на ланч Идена. «Все решено, — записал Макмиллан на следующий день в своем дневнике. — Уинстон уходит в отставку 5 апреля»[461].

До знаковой даты оставалось меньше месяца. Другой бы стал готовиться к неизбежному, передавать дела, завершать то, что еще можно было закончить. Но Черчилль отказался мириться с неотвратимым. Он продолжал сохранять надежду и искать повод остаться. Кто ищет, тот всегда найдет. Спустя три дня после встречи с Иденом в Лондон пришла телеграмма от британского посла в Вашингтоне сэра Роджера Мэкинса (1904–1996), в которой сообщалось, что Эйзенхауэр планирует 8 мая посетить Париж по случаю десятой годовщины победы в Европе. На повестке дня было два вопроса, привлекшие внимание премьера. Первый: намерение президента «ратифицировать с президентом Коти[133], Аденауэром и сэром Уинстоном Черчиллем» соглашение о Европейском оборонительном сообществе. Второй: «наметить планы для встречи с советским руководством с целью ослабления напряженности и снижения риска начала войны»[462].

Черчилль отреагировал незамедлительно. В записке Идену он указал, что возможность встречи с Эйзенхауэром на высшем уровне «создает новую ситуацию, которая влияет на наши личные планы и расписание»[463]. Иден встретил поступившие предложения в штыки. На очередном заседании правительства между старыми коллегами состоялась холодная дискуссия, значительно обострившая их многолетние отношения. Струна была натянута до предела. До взрыва не хватало последнего акта. Утром 16 марта была получена новая телеграмма Мэкинса, уточняющая намерения американского руководства. В частности, сообщалось, что ни президент, ни госсекретарь не настроены на скорейшую встречу с представителями СССР. Послание из Вашингтона выбило почву из-под ног главы британского правительства. Его надежда на саммит с советскими политиками испарилась, словно никогда и не существовала ранее. «Кризис в кабинете министров завершен», — констатировал Макмиллан с облегчением[464]. Двадцатого числа Sunday Express впервые обнародовало сообщение о предстоящей отставке.

Наш герой тяжело переживал происходящее. Его сын подарил ему только что вышедшую книгу: «Черчилль: его жизнь в фотографиях». Политик внимательно просмотрел все фотографические оттиски, запечатлевшие его жизнь от рождения в Бленхеймском дворце до празднования восьмидесятилетнего юбилея. У Черчилля ушло на знакомство с книгой два часа. Он связывал это со своим «тщеславием» и добавлял, что «возможно, читателям эта книга будет менее интересна, чем мне»[465]. Политик ошибался — многочисленные сборники с его фотографиями, которые будут выходить в дальнейшем, убедительно опровергают его точку зрения.

Столько лет потратив на аккумулирование власти, на движение по скользким и крутым тропам, ведущим наверх, на партийные и межпартийные баталии, Черчиллю тяжело было отказываться от своего положения. Даже публично объявив о своей отставке, он все равно искал повода отсрочить неизбежное. За восемь дней до намеченной даты он сказал Колвиллу, что в настоящее время перед правительством стоят важные и срочные задачи: принятие бюджета и проведение всеобщих выборов. Возможно, сейчас тоже не время уходить. На аудиенции у королевы он отметил, что рассматривает перенос своей отставки. Будет ли она возражать? Королева ответила, что нет[466]. На следующий день на заседании кабинета Черчилль попытался поднять вопрос о дате предстоящих выборов, на что получил вежливый, но недвусмысленный комментарий: принимать решение по этому вопросу должен новый премьер. Видя настрой кабинета, Черчилль был вынужден уступить. «Если приходится подчиняться, то это нужно делать, как можно грациознее», — писал он в своих военных мемуарах[467]. Вечером Черчилль пригласил к себе Идена и Батлера. Он подтвердил им, что собирается уйти в отставку 5 апреля[468]. Решение принято. На этот раз окончательно. В последний день марта Черчилль попросил личного секретаря королевы Майкла Одена (1910–1984) проинформировать Ее Величество, что он покинет пост премьер-министра в назначенную дату.

Первого апреля на Даунинг-стрит отметили семидесятилетний юбилей Клементины. По воспоминаниям очевидцев, Черчилль «выглядел усталым и старым»[469]. Четвертого числа в резиденции премьер-министра тоже принимали гостей. Только это были необычные гости. На Даунинг-стрит приехала королева с супругом. Журналисты раздули этот инцидент до колоссальных размеров, отметив беспрецедентный характер подобного визита. На самом деле прецедент был. Георг VI в аналогичной ситуации навестил Стэнли Болдуина в момент отставки последнего в 1937 году. Так или иначе, но появление монарха на Даунинг-стрит все равно было событием экстраординарным и, несомненно, говорило об огромном уважении Ее Величества к своему самому знаменитому подданному.

Несмотря на торжественный характер вечера, не все прошло гладко — сказался человеческий фактор. Иден, хотя и рассматривался в качестве потенциального главы правительства, имел невысокий общественный статус. Однако в лучах славы хотят погреться все, вне зависимости от своего положения. Чтобы иметь возможность засвидетельствовать свое почтение перед королевой, глава Форин-офиса решил нарушить протокол, и был одернут герцогиней Вестминстерской. Произошедший казус усугубил сын главного виновника торжества Рандольф. Хватив по привычке лишку спиртного, начал надоедать миссис Иден своей непочтительной статьей о ее супруге, которую написал для Punch[410].

На следующий день Черчилль провел заседание кабинета, последнее в своей жизни. Он сообщил министрам, что на сегодняшней аудиенции в Букингемском дворце будет просить королеву принять его отставку. Он поблагодарил всех за достойную службу и пожелал всем дальнейших успехов. На повестке дня нерешенным оставался только один вопрос.

Речь шла не просто об обычном премьер-министре, добровольно оставлявшим свой пост. Речь шла о человеке, который, обращаясь к братьям нашим меньшим, мог сказать: «Пес, представлял ли ты, проснувшись сегодня утром, что встретишь человека по имени Уинстон Черчилль»[471], а на вопрос сверстника своего шестилетнего внука: «Правда ли говорят, что вы самый великий человек в мире?», не тушуясь, спокойно ответить: «Да, а теперь не мешай мне работать»[472]. Выдающиеся достижения Черчилля не могли остаться незамеченными. Верный секретарь Джон Колвилл счел, что в сложившейся ситуации было бы уместно отметить уникальность премьер-министра в британской истории, предложив ему самый высокий титул — герцога. Это была смелая инициатива, поскольку герцогство не предлагалось в течение века ни одному подданному, в жилах которого не текла королевская кровь. Тем не менее Колвилл поделился своей идеей с Майклом Оденом. В ответ ему сообщили, что королева не намерена менять устоявшиеся традиции. Однако, учитывая великие заслуги сэра Уинстона перед Короной, предложение герцогства могло бы состояться при условии, что Черчилль откажется от этого титула. Таким образом, королева сохранит многолетний обычай, одновременно оказав огромную честь своему подданному.

Колвилл пообещал узнать мнение политика. При первой удобной возможности он поинтересовался у Черчилля относительно его реакции на возможное предложение титула герцога. Пожилой джентльмен, который даже на посвящение в рыцари ордена Подвязки согласился не сразу, ответил, что решительно отклонит это предложение. Во-первых, какой именно титул ему собираются пожаловать? Герцог Вестерхемский — по названию населенного пункта, рядом с которым расположен Чартвелл? Тогда кем будет его сын? Маркизом Падлдак-Лэйнским, от названия единственного земельного владения политика за исключением Чартвелла?[473] Во-вторых, и это гораздо важнее, наш герой хотел даже после отставки сохранить место в палате общин и войти в историю под именем Уинстона Черчилля.

Удовлетворенный ответом, секретарь не преминул сообщить о диалоге в Букингемский дворец. После чего Корона согласилась разыграть сцену с герцогством. Главное, чтобы Черчилль, который не знал об имевших место договоренностях, правильно исполнил свою роль. Колвилл опасался, что, поддавшись обаянию королевы или увлекшись своими романтическими представлениями о Короне, пожилой политик может изменить свое мнение и согласится принять титул. Какой бы тогда получился конфуз! После завершения аудиенции Колвилл первым делом спросил Черчилля, как все прошло. Тот со слезами на глазах ответил, что «случилось нечто невероятное, королева предложила мне титул герцога». «Я практически согласился, — продолжил он. — Я был настолько тронут красотой, шармом и добротой Ее Величества, решившей сделать мне подобное предложение, что в какой-то момент даже захотел принять ее предложение. Но потом я вспомнил, что должен умереть Уинстоном Черчил